Предыдущий текст — Следующий текст
ЛЕДОВЫЙ ПЕРЕХОД
(Лисий Нос — Кронштадт — Малая Ижора)
Шла первая военная зима. Ленинград переживал тяжелые дни, но ни на один день,
ни на один час не прекращал борьбы. Яростные схватки с гитлеровцами возникали
то на одном, то на другом участке огненного кольца блокады.
Один день сменялся другим, и все они были одинаково безрадостны.
Всё было серо — небо с бесконечными облаками и потоками снега. Временами снег
переставал, и тогда дул холодный ветер. И так день и ночь.
Людям негде было просушиться.
Ели раз в сутки: по второму снижению норм на продовольствие для войск стали
получать по 300 грамм хлеба в день, суп — вода, заправленная гороховой мукой
и кипяток вместо чая.
Хозяйственники, обладавшие твердым характером, как и предполагалось, сумели
растянуть запасы продовольствия на длительное время. И всё-таки настал день,
когда продукты кончились. Тогда хозяйственники метались из края в край в поисках,
хотя бы небольшую дозу достать.
В этой сложной и тяжелой обстановке наш 412 ГАП 30 декабря 1941 года получил
боевую задачу — форсировать Финский залив и поступить в распоряжение командующего
ПОГ.
Местом отправки был выбран берег у Лисьего Носа, а районом сосредоточения на
противоположном берегу было назначено место — Малые Ижоры. Пройти по льду предстояло
около 30 км.
Имея в полку, кроме легких орудий, тяжелые 152 мм орудия, намного усложняло
марш. Началась интенсивная подготовка к форсированию. По предложению А.П. Литвинова
была организована разведка льда. В состав разведки входили: капитан Степан Филиппович
Шиблов, комиссар батареи Иван Макарович Белозеров, разведчик Павел Климкин.
Разведкой было установлено, что толщина льда не в состоянии выдержать нагрузку
тяжелых гаубиц. Лед к тому же был изрезан трещинами.
Вот тут-то и возникла перед нами задача: Что делать? Как уменьшить удельное
давление орудия?
Было предложено несколько вариантов.
Подходящим вариантом, хотя и трудным оказался — снять стволы с орудий. Перевезти
стволы на автомашинах, а орудия без стволов — тракторами.
Командир полка С.К.Сиваков одобрил такой вариант.
Осуществить все это на обжигающем двадцатипятиградусном \жгучем/ морозе,
со злым северным ветром, было очень и очень тяжелым. Но как показала жизнь,
этот вариант был единственно правильным.
И работа закипела.
Демонтаж осуществляли сами орудийные расчеты, ведь артиллерийских техников в
полку было по одному человеку на дивизион.
Надо было разобрать в сжатое время двенадцать 152 мм и сделать несколько саней-волокуш.
Люди трудились без передышки, падали от усталости, но подымались и работали
снова.
Берег залива превратился в открытый полевой цех.
Каждый воин был проникнут сознанием и желанием быстрее переправиться через залив
и вступить на Южный берег.
К вечеру 31 декабря 1941 года все дивизионы были готовы к форсированию.
Патрульная служба доложила о готовности трассы до Кронштадта. Наступил ответственный
момент. У каждого на уме был один вопрос — выдержит ли лед?
С затаенным дыханием мы следили за спуском на лед 1-го дивизиона и движением
по льду. Лед выдержал. Дивизион по-батарейно медленно двигался вперед.
По условиям форсирования пуск на лед 2-го д-на намечался после достижения 1-м
дивизионом противоположного берега.
Прошло некоторое время, 1-й дивизион достиг противоположного берега, потеряв
одно орудие из 3-й батареи, которое провалилось с трактором под лед.
Учтя обстоятельства потерь 1-го дивизиона, на лед спустился 2-й дивизион. На
этот раз 2-й д-н под командованием к-на Харченко благополучно достиг берега
Кронштадта.
На лед спустился 3-й дивизион под командованием Литвинова. Впереди с 7-й батареей
шел Афанасий Наумович Литвинов и командир батареи Михаил Федотович Дубина. Первым
вел трактор с демонтированным орудием тракторист Боркавец. Трактора на соляровом
топливе заводились плохо. Когда трактор не заводился, то Боркавец нервничал
и со слезами припевал — Мамочка моя родная, зачем ты меня на свет родила, лучше-бы
ты меня маленького удавила, чем я так мучаюсь.
8-ю батарею сопровождал капитан Степан Филиппович Шиблев и командир батареи
Сергей Михайлович Захаров.
9-ю батарею — командир батареи Василий Поворин и комиссар батареи Николай
Иванович \Никол./ Герасимов.
Первый этап форсирования залива прошел сравнительно благополучно.
За ночь полк сосредоточился в Кронштадте. Здесь, срочно была подготовлена баня,
все мылись, одежда была пропущена через вошебойку.
Но из-за недостатка пара высокой температуры, насекомых не уничтожили, а наоборот
они лишь расползлись, занимая вновь
необжитые места.
После бани был дан завтрак: 300 гр. \сурругатного/ хлеба — эрзац, по полкотелку
жидкого несоленого супа из гороховой муки и одну банку сгущенного молока на
десять человек.
Днем 1-го января 1942 года отдыхали в казармах краснофлотцев, готовясь к дальнейшему
переходу.
Второй этап форсирования залива был мучительным. Сильные морозы вывели из строя
часть тракторов, были разморожены радиаторы, нехватало горючего, в южной части
залива лед оказался тоньше.
Был дан приказ: орудия тащить людьми. Надо сказать, что во втором этапе форсирования
залива переход осуществлялся в условиях, когда каждую минуту можно было ожидать
вражеского огневого налета артиллерии.
Поэтому, Семен Ксенофонтович Сиваков, командовавший в то время полком, лично
ставил задачу и инструктировал каждого командира дивизиона.
Автомашинам, тракторам и орудиям батарей предстояло двигаться колонной с интервалом
500 метров, причем соблюдая первоначальные условия первого этапа, что очередной
дивизион спускается на лед по достижению первым противоположного берега. При
этом категорически запрещалось автомашинам делать остановки, а тракторам помимо
остановок — резкие повороты и движение по одному следу.
В ночь на 2-е января 1942 года полк осуществил форсирование второго этапа ледового
перехода.
Всё шло хорошо.
Приближался опасный километр южного берега залива у пос. Малые Ижоры. В это
время совершал переход 2-й дивизион, на очереди — 3-й дивизион. Треск и прогибы
льда усиливались, на его поверхности появилась вода, которая сочилась из трещин.
От торосов льда тянулись снежные заносы и сугробы,
Двигаться становилось всё труднее. В эту ночь не баловала нас и погода. Если
на берегу было относительно тихо, лишь 25-градусный \жгучий/ мороз пронизывал
тело, то на заливе дул такой ветер, что поднятый санями-волокушами и гусеницами
тракторов и подхваченный ветром снег буквально забивал лицо, на котором тут
же образовывалась ледяная корка. Но люди боролись и делали, казалось, невозможное.
На последнем километре до Малых Ижор красноармейцы просто падали от утомления.
Тогда командование дивизиона, по указанию штаба полка, приказало автору этих
строк, его отделению, взять походную кухню и тащить ее впереди дивизиона. И
мы шли, с обветренными руками с серыми от усталости липами, с потрескавшимися
губами. Кто в сапогах, Кто в ботинках, едва передвигая по снегу ноги. Мы шли
не сгибаясь, и сотни красноармейцев забыли о том, что есть предел человеческим
силам.
Пройдут годы, а об этом подвиге мы будем вспоминать с благоговением и не забудем
его никогда — сказал мне Павел Илларионович Брылин — двигаясь рядом со мной.
С каждой минутой было всё тяжелее. Особенно мучителен был последний километр.
Повалил снег. Снег кружился быстрее и быстрее, и наконец стал падать сплошной
стеной, и скоро даже рядом ничего нельзя было видеть, С надрывающим душу присвистом
гнало по вспученному и ломанному льду сплошными валами \снег/. Поднялась вьюга.
А люди шли, шли...
И вдруг остановились. Почувствовалась суша — берег залива. Снег падал и падал.
Всё сильнее была непогода. Но вот показался поселок Малые Ижоры, черные дома,
безмолвные улицы. Некоторые дома стояли с наглухо заколоченными окнами и дверями,
а большая часть домов находилась с выбитыми окнами и частично с невыбитыми.
Измученные, полуголодные и таща за собой орудия люди брели по затихшему поселку,
пошатываясь и часто спотыкаясь. Наше шествие напоминало шествие мертвецов.
Уже стало светать, когда дивизионы сосредоточилась на возвышенном берегу вблизи
жел.дор.ст. Малая Ижора. С линии фронта доносилась артиллерийская с перерывами
канонада.
Не теряя времени огневики 3-го дивизиона приступили к сборке орудий. Снова открылся
полевой цех. Застучали молотки. В считанные часы необходимо было не только собрать,
укомплектовать, выверить, но и погрузить орудия на ж. д. платформы. Пристрелку
же орудий переносили прямо на бой.
Пока занимался 3-й дивизион сборкой и погрузкой орудий, два дивизиона и хозяйственные
службы полка уже были погружены на платформы и в вагоны. Был подготовлен завтрак
— суп и кипяток вместо чая. С большим нетерпением мы ждали завтрака, чтобы малость
заморить червячка. Наконец объявили, получив по полкотелка жидкого супа, а потом
на второе по котелку чаю-кипятку, мы малость разогрелись и как сели так было
не подняться. Отнялись ноги, все как подкошенные оказались. Потом ряд воинов
стали понемногу подниматься, за ними другие и другие. И снова все мы поднялись.
И вот полк в полном составе сосредоточился на южном берегу Финского залива,
затопив лишь одно орудие с трактором. Это был беспримерный в истории артиллерийских
войск случай форсирования артиллерией широкой водной преграды по льду.
Что же касается одного орудия с трактором, то их удалось морякам поднять из
под льда и через две недели орудие и трактор были доставлены в полк.
Исключительную выносливость показали в эти дни капитан Шиблев и разведчик Климкин.
Они непрерывно курсировали по ледяной трассе, сопровождая боевую технику.
Нельзя не отметить самоотверженный труд: политработников \Брусинского,/ Белозерова,
Сомрякова, Мусатова, \Герасимова/, Павлова; начальников служб полка —
Агудова, Зачешигривы, Полозова, Трухтанова, Дегтева; начальника штаба дивизиона
П.А.Стрельченко; огневиков — Вишнякова, Михайлова, Бородина, Максутова, Сухорукова,
Голубкова, Пекарь; комсомольцев — Брылина, Пчелкина, Частухина, Спичко, Елисеева,
Глужнева, Лыкова, Климко, и многих, многих других.
Потом, выгрузившись утром 3-го января на ж.д. станции Лебяжье и совершив марш
по лесам и болотам, полк прибыл в район дер. Коваши, а 14 января 1942 года занял
боевые порядки юго-западнее оз.Лубенского в районах деревень Готобужи и Воронки.
С тех памятных дней прошло много лет. Время всё дальше отодвигает от нас грозные
годы Великой Отечественной войны. Многое забывается, уходит в прошлое. Но есть
события, которые до сих пор волнуют сердце.
К этим событиям относится и героический ледовый переход и героическая битва
за Ленинград.
ЮГО-ЗАПАДНЕЕ ОЗ.ЛУБЕНСКОГО
В середине января 1942 года сосредоточившись в районах дер.Готобужи и Воронки
дивизионы полка целую неделю бессменно вгрызались в мерзлую землю, долбили ее
кирками и ломами, нужно было строить землянки для себя. Трудновато, Особенно
сказывается недоедание и недосыпание.
Воины совершенно за неделю окостенели от холода, чтобы отогреться, бегали попеременно
и снова за работу. Не различить было командиров от рядовых, не было заметно
подчиненных и неподчиненных. Работали все. Окопались, залезли в землянки. Спали
целые сутки. В дивизионах появились первые фронтовые землянки-бани.
В нежаркой землянке-бане было тесно. Мылись скорчившись с ограничением воды.
Полведра на человека. Данную порцию строго выдавал дежурный по бане. Нестерпимый
зуд раздирал тело, ломило суставы. Освобождаясь от грязи, тело чувствовало свободу
и легкость.
Становилось всё холоднее, чувствовалась зима. Особенно тяжело было ночами, когда
тело коченело от холода.
Тяжело было двигаться, когда промокала обувь, сырые портянки стирали кожу ног.
Давно не было слышно ни смеха, ни песен. Люди мало говорили, больше сидели и
думали. Измученные холодом и голодом, они постепенно становились безразличны
ко всему. Начинались болезни. Командование строго следило за выполнением распорядка
дня. Приказывало всем умываться, даже мыть всё тело и уничтожать всеми средствами
появившихся насекомых.
Ледовый переход, недельное оборудование землянок и огневых позиций в мерзлом
грунте подорвало на нет силы воинов.
Еще до Ледового перехода в Лисьем Носу начались потери личного состава от ослабления,
а с прибытием в Готобужи - Воронку потери увеличились.
В Лисьем Носу мы узнали, что один из воинов умер. Это событие взволновало весь
полк. Он во-время погрузки на ж.д. станции Мяглово набрал туранды (прессованные
жмыхи) и ел ее. Он был немолодой воин. Прибыл в полк месяца за два до перехода.
Он часто обращался с желудочным заболеванием к санинструктору, употреблял таблетки
и лечился на ходу. Был он замкнутый и неразговорчивый, но был очень исполнительный.
Во время погрузки на ж.д.ст. Мяглово делал все, что ему ни поручали и всегда
молчал; это никого не удивляло — люди мало разговаривали в то трудное время.
Рано утром на опушке леса группа наших воинов наткнулась на труп человека. Он
лежал, в левой руке у него был зажат обрывок бумажки. Торопливым почерком вкривь
и вкось написано:
— Прошу тех, кто найдет мой труп, не пишите домой об этом, что я умер от туранды.
Сообщите, что я честно погиб в бою. Поймите, у меня же дети... Командиры говорили
не брать туранды, я их приказ не исполнил — я виноват сам, перед вами, боевые
товарищи, перед родиной. Я умер бесцельно.
В кармане умершего были аккуратно сложены документы, разборчиво написанный адрес
и маленькая фотография — женщина со смеющимися глазами держала на руках малыша,
а рядом сидела девочка.
Группа воинов принесла труп человека во 2-й дивизион. После медицинской экспертизы,
которая установила, что человек умер от туранды. Мы похоронили его под высокой
сосной. Знавшие его хорошо поставили на его могиле колышек и написали: — Погиб
30 декабря 1941 года.
Мы постояли у могилы на пронизывающем холоде и разошлись по подразделениям.
А в это время всё так же неслись грозные, черные рваные облака, и над могилой
и над лесом стоял мрачный день.
— Нет, умереть так, как умер он, не хочу, — сказал Павел Илларионович Брылин.
— Надо выстоять, — Выстоять во что бы то ни стало — повторил он.
Всюду отощавшие лица товарищей, бесконечные и томительные разговоры про еду.
Один из бойцов с серьезным лицом рассказывает, как он обедал в начале войны
где-то в Ленинграде, в какой-то сосисочной. Подавали роскошную свиную отбивную,
румяно подваренную, хрусткую, стоила отбивная полтора рубля.
— Ну тебя к чорту! — отмахивается другой боец. \Сейчас бы сурругатную горбушку!/
За последние недели этот боец очень изменился. Лицо его отёчное, одутловатое,
под глазами темно-коричневые мешки. Другие тоже выглядят не лучше.
Нередко было слышать глухие разрывы, вроде мыльных пузырей, это рвались агитснаряды,
с которых сбрасывались немецкие листовки. Немцы обещали сохранить жизнь тем,
кто добровольно перейдет к ним. Сбрасывали пропуска. В них сообщалось, что каждый,
кто придет с такой бумажкой, может рассчитывать на милость и немецкое гостеприимство.
Один лишь боец из полка пошел на немецкое гостеприимство, но он получил по заслугам.
Изменник Родины Паршин в Готобужах был покаран всеобщим презрением и расстрелян.
В зимне-весенние месяцы 1942 года на Приморском \Ораниенбаумском/ плацдарме
голод и холод давали о себе знать на каждом шагу. Здесь получали урезанный до
предела продовольственный паек и некоторые бойцы еле держались на ногах.
Ослабевших людей, опухших от недоеданий, обмороженных, приходилось отправлять
в госпитали.
Малейшие царапины на руках превращались в большие раны и язвы.
Каждый грамм хлеба и крупы, каждый снаряд и патрон были на счету.
В штабе полка и в штабах дивизионов жгли коптилки, сделанные из консервных банок
и стрелянных винтовочных гильз. Во всех других подразделениях (батареях) в землянках
сидели в вечернее и ночное время в темноте.
В исключительных случаях зажигали обрывки телефонных проводов, в нос и вокруг
глаз набивалась черная копоть, которая с трудом отмывалась.
В Готобужах как и в Лисьем Носу, повторил еще один боец, нелепый "подвиг".
Умер радист от туранды. Здесь же около землянки на болотистом месте захоронили
мы радиста, не поставив над могилой никакой надписи.
Жажда к еде и куреву вынуждала воинов на всевозможные поиски. Пробовали курить
сухую листву лозы, черемухи, рябины, березы. От дыма этой листвы сильно раздражало
во рту, бросали курить.
Когда кто-то из нас ходил с донесением в штаб полка или дальше, на пути собирал
окурки, потом эти окурки сушили, делали одну папиросу. Поочередно от папиросы
затягивались дымом, отчего сильно кружилось в голове, а у некоторых вызывала
тошноту.
В тяжелую зиму и весну 1942 года нас выручило охотничество. Однажды красноармеец
Василий Лупенко по национальности украинец, пропал и не было в подразделении
трое суток. Его считали дезертиром. Оказывается, он обнаружил следы лосей, отправился
по следам к Лубенскому озеру. Чтоб оправдаться от дезертирства, он принес от
старого лося ухо, от молодого — язык.
Командиром 2-го дивизиона было дано приказание: —
— изготовить сани и доставить убитых лосей.
На бревенчатых санях с помощью гусеничного трактора СТЗ-нати привезли в дивизион
две туши. Вес старого лося был в пределах 18 пудов, а молодого — втрое меньше.
При снятии шкуры с молодого лосенка, на нем не нашли раны. Только при разделке
туши в молодом лосенке нашли пулю около сердца.
Лупенко рассказал, что, когда после двух выстрелов из винтовки упал большой
\старый/ лось, то молодой лосенок подошел к убитому, понюхал и стал уходить.
В это время, я выстрелил в зад молодому лосенку, лосенок перекувырнулся через
спину и упал. Пуля попала в задний проход, прошла по кишечнику, достигла сердца,
лесенок был мертв.
Ели лосятину все вдоволь. Мясо старого лося было невкусным, оно было пористое,
как губка. Все навалилась на молодую лосятину. Варили в ведрах, в котелках.
Лишь закипит вода, начинали есть лосятину. От недоваренного мяса всех прохватил
понос, долго вели борьбу с кровяным поносом.
Приближалась весна 1942 года. Появились первые прогалины. Некоторые воины ходили
на стоянки бывших пищеблоков. Собирали кости, эти кости длительно варили, потом
их жевали и сосали. Вареные кости были лакомством. По весне, из под проталенного
снега, красноармеец Лыков обнаружил две туши лошадей. Нарезали мяса, наскоро
сварили, ели. Сколько это удовольствие дало хлопот, что из-за невыносимого запаха
переваренного мяса пришлось менять КП дивизиона.
Пришла весна первого военного года, почти все дивизионы полка сменили свои землянки
от грунтовых вод. Автор этих строк был тогда во 2-м дивизионе. Этот дивизион
занял новое место, примерно на расстоянии 500-700 метров от прежнего места,
на возвращенной песчаной местности на опушке соснового молодого леса. Впереди
землянок было большое картофельное поле. На поле собирали оставшуюся картошку,
но ее было мало. На жирных местах собирали крапиву.
Готовили хвойный настой от цынги.
Продолжалась охота за лосями. Добыча от охоты, теперь выдавалась не сколько
хочешь, а норма — 200 гр. на человека в сутки.
Дополнительные рационы, увеличение нормы хлеба до 800 гр. и крупы до
305 гр., выдача нормы табачку, помогли воинам окрепнуть.
Если ожесточенные и кровопролитные бои пли теперь далеко от нас. Но и мы не
имели права бездействовать. Оборона была активной. Нередко то на одном, то на
другом участке плацдарма завязывались жаркие стычки.
Весенние дни заставили войска, оборонявшие плацдарм, повысить боевую готовность.
На НП, расположенных в районах дер.Керново и Фабричная Слобода усилилась артиллерийская
разведка.
3-й дивизион получил три 75 мм пушки для самообороны. Усилилась работа по самообороне
в 1-м и 2-м дивизионах.
Командиров дивизионов можно было видеть только на НП, которые координировали
огонь своих батарей по разрушению огневых точек и блиндажей-землянок противника.
Во взаимодействии с 5-й и 2-й отдельных бригад\ами/ морской пехоты БФ
ни днем ни ночью не давали мы покоя немецким захватчикам на правом фланге Ораниенбаумского
плацдарма. Стоило фашисту неосторожно выглянуть из блиндажа, как его настигала
пуля снайпера из 5-й и 2-й ОБ МП БФ \стрелк. полков дивизии и бригад
морской пехоты/, и горе было той машине или повозке, которая пыталась подъехать
в дневное время к немецким окопам: мы артиллеристы превращали их в груды обломков.
Для этой цели командиром 3-го дивизиона А.Н.Литвиновым было приказано пристрелять
репер 76 мм орудием, произвести перерасчеты на 152 мм орудие, установить орудие
9-й батареи перед передним краем немецкой обороны и на малых зарядах из 152
мм орудия навесным огнем вести подавление огневых точек и живой силы противника.
Местность вся в снегу, деревья — голые, среди сугробов вьются проселочные тропки,
видны берега реки Воронки, остатки деревень с интересными названиями с окончанием
суффиксов - ицы: Глобицы, Флоревицы, Горбовицы, Петровицы. На плоском горбу-возвышенности
были хорошо видны эти четыре деревни и стояли они подряд как четыре белых грибка.
Территория противника просматривается на глубину в несколько километров — таково
оптическое устройство стереотрубы и бинокля. В один из этих заснеженных дней
я был на НП, у прибора управления огнем стоял стреляющий командир 9-й батареи.
За его действием внимательно следил А.Н. Литвинов.
Слышатся четкие доклады, уверенные команды. На местности появляются вспышки
снарядов. Выстрел... Разрыв... Выстрел... Разрыв... Стреляющий — командир 9-й
батареи, наблюдая в бинокль, оценивает падение пристрелочных снарядов по направлению
и по дальности. Отчетливо слышится его голос:
— Минус... Плюс... Минус... Плюс...
— Вилка! — весьма доволен командир дивизиона А.Н.Литвинов, — ведь каждый снаряд
пока оставался быть на счету.
Действительно, стреляющий показывает отличную сноровку. И подавление, появившейся
цели произвел в высоком темпе, с большой точностью накрыл ее беглым огнем всем
огневым взводом под командованием командира 2-го огневого взвода Д.Х. Максутова.
Наблюдавший в это время за действием комбата, командир д-на А.Н.Литвинов, которому
очень хотелось лично самому пострелять, сказал: —
— Жаль, что нет для артиллеристов звания — отличный снайпер артиллерист!
Кому, как не комбату и командиру огневого взвода, должно знать, сколь важны
быстрота и точность огня орудия, поскольку существовал строжайший приказ: каждой
батарее разрешалось израсходовать не более трех-четырех снарядов в сутки, да
и то следовала оговорка — если стрельба не впустую. Так орудие 9-й батареи,
находящееся под самым носом противника, ежедневно наносило весомые удары по
живой силе и военной технике немецких оккупантов.
Оборона намного расширила объем политической работы в подразделениях.
В боях коммунисты всегда шли в первых рядах и потери среди них были значительными.
Партийные организации численно сократились. Это могло ослабить партийное влияние
в таком решающем звене, как батарея и ей равное подразделение.
Политотдел ПОГ поставил перед политработниками соединений и частей задачу: создать
полнокровные ротные и батарейные парторганизации, иметь во всех отделениях и
орудийных расчетах одного-двух коммунистов.
Тяга в партию была велика.
В середине января 1942 года, после состоявшегося открытого партийного собрания,
на котором \я/ присутствовал я, где с докладом выступил командир полка
С.К.Сиваков — об итогах боевых действий на Невской Дубровке, переходе через
Финский залив и ближайшие задачи.
— в беседе комиссар дивизиона Мусатов высказал то, о чем думал я неоднократно,
\— о вступлении в партию./
— о вступлении в партию. Уже много времени это является\лось/
для меня целью. Начал оформлять документы.
В первой половине февраля 1942 года меня приняли кандидатом в члены ВКП(б).
Прием проходил в землянке политотдела 168 сд под председательством секретаря
ДПК Ковалева и члена ДПК Ловягина.
Рекомендации для вступления в партию дали:
командир д-на Харченко, комиссар д-на Мусатов и комсомольская рекомендация.
В этот день приняли в партию не одного меня. В период оформления документов
в партию командир дивизиона Харченко в грубом тоне мне говорил: — Смотри не
опухай, не будет опухоли, дам рекомендацию... В то время многие бойцы ходили
с отёками на лице и на ногах от недоедания и чрезмерного принятия с пищей воды.
На второй день после принятия в партию меня назначили редактором «Боевого листка»
и стенной газеты при управлении дивизиона.
Вместе с арт. техником дивизиона Н. А. Смирновым мы регулярно раз в неделю выпускали
«Боевой листок» и раз в месяц — стенную газету.
На смотре, который проводился политотделом дивизии, \а из полка выбирались самые
лучшие/ наши «Боевые листки» и стенная газета, занимали хорошее место по содержанию
и оформлению. Мы имели не одну благодарность от командования полка и дивизии.
<...>
В середине лета 1942 года в полк пришло необычное пополнение.
В штабах дивизионов и полка замелькали тонкие и изрядно пухлые девичьи фигурки
в гимнастерках, туго перетянутых в талии солдатским ремнем, в пилотках и синих
беретах, под которыми никак не умещались белые, каштановые и черные пряди волос,
привыкшие к совсем иным головным уборам.
В полку были и раньше женщины, но только медики по одной в дивизионе и две-три
в штабе полка. Теперь же пришли радистки, связистки, повара и других специальностей.
Пришли они из деревень и поселков Ораниенбаумского плацдарма и из Ленинграда.
Через 2-3 недели девушки-добровольцы, овладев основами военного дела, заменили
мужчин, ушедших к орудиям и в разведчики, стали радистами, телефонистами, санинструкторами,
налаживали телефонную связь, стирали белье для воинов.
Девушки-воины отлично работали на рациях, телефонах, на линиях связи наряду
с мужчинами, а нередко и превосходили их выносливостью и воинским мастерством.
В полку хорошо знали Тамару Скуйбину, Ольгу Романову, Инну Ветрову, Зою Рудницкую,
Полину Яковлеву, Нину Чернову и других бесстрашных боевых патриоток. Некоторые
из них были санинструкторами. Какой бы ни бушевал огонь, они всегда оказывались
рядом с раненым-больным и спокойно делали свое дело.
Нередко в любую непогоду Полину Яковлеву и Нину Чернову всегда можно было видеть
с двумя катушками, за восстановлением линии связи, подчас под артиллерийско-минометным
огнем противника. Это были героические помощницы. Они наравне с мужчинами переносили
все тяготы фронтовой жизни, рисковали, участвовали в боях, отличалась мужеством
и выдержкой.
Девушки-воины являлись лицетворением в поднятии духа, а для некоторых воинов
в создании новой жизни.
Вспоминая теперь с волнением в сердце своих боевых друзей, я и сейчас убежден:
верность подруги, невесты, жены нужны воину, как оружие.
Без нее трудно воевать.
В августе месяце 1942 года прибыл новый комиссар полка Саркис Михайлович Хачикян.
Это жизнерадостный человек. Какие бы лишения не переживали воины, он всегда
находил радость утешения. Откровенно говоря, с начала войны до прихода Саркиса
Михайловича в полк, первого комиссара полка мне видеть не пришлось \лишь
один раз/.
С приходом С.К.Хачикяна заметно оживилась партийно-политическая работа в полку.
Он умело вел политическую работу, по-отцовски заботился о питании и отдыхе людей
переднего края. И в военных делах подполковник Хачикян был первым помощником
командира полка и оба они были теперь почти схожи друг на друга — оба коренастые
и невысокого роста.
Ни одно сколь-нибудь серьезное боевое решение не принималось без его участия.
При осуществлении этих решений он брал на себя немалую долю ответственности.
Этому правилу он учил весь подчиненный ему политический аппарат.
Следуя этому правилу комиссары дивизионов стали частыми гостями своих батарей,
а комиссары батарей — взводов и отделений. Личное общение с бойцами стало для
каждого законом.
Всё это привело к укреплению морального духа защитников плацдарма и росту рядов
ВКП(б).
В этом месяце партбюро полка утвердило меня парторгом взвода управления д-на.
Это второе было дано мне поручение по партийной линии.
Быть парторгом во взводе управления д-на было не простым делом для меня.
Здесь на учете состоят коммунисты: командир д-на, комиссар д-на и др. командиры.
Кроме того, надо было проводить и политическую работу, выполнять функции замполитрука.
Трудновато мне было составлять план партийно-политической работы, ведь во взводе
управления д-на разнообразный персонал: здесь — штаб д-на, разведчики, связисты,
вычислители, радисты, хозяйственники.
Никогда не забуду, как мне впервые пришлось открывать и проводить партийное
собрание взвода управления д-на.
На собрании присутствовали почти все коммунисты. Я открыл собрание; избрали
из двух человек рабочий президиум, в состав которого вошел я.
Собрание пришлось вести мне.
Я краснел. Мне было жарко. С лица тёк градом пот. На собрании присутствовал
комиссар полка. Саркис Михайлович Хачикян помогал и учил вести собрание. На
собрании обсуждался вопрос: — О роли коммунистов по выполнению приказа НКО №
130.
Собрание прошло активно.
На этом собрании было принято дополнительное решение: поочередно учиться коммунистам
вести собрание,
В течении полугода каждый коммунист получил практику проведения партийных собраний.
Большую помощь мне молодому парторгу в составлении планов работы парторганизации
оказал земляк Федор Максимович Глужнев, в прошлом директор Комаровской средней
школы Смоленской области.
\Продолжая/ Выполняя\ть/ приказ \НКО/ № 130 НКО многие красноармейцы
и командиры в совершенстве изучили свое оружие, стали мастерами своего дела.
Считаю своим долгом назвать мастером своего дела и вспомнить добрым словом начальника
разведки 2-го дивизиона лейтенанта Александра Подушко, который был призван в
армию с 5-го курса одного из Киевских технических вузов и прибыл в полк в августе
1941 года в возрасте 20 лет. А.Подушко был обаятельным молодым человеком, любил
поэзию, хорошо владел английским языком, мог говорить на немецком. Он обладал
весьма ценным для войны качеством — проницательной наблюдательностью и способностью
запоминать местность со всеми ее подробностями и даже мелкими деталями. И как
бы тщательно ни маскировал враг свои НП, огневые точки, Александр на следующий
день их обнаруживал, и они становились объектами для нашего артиллерийского
огня.
Он был своего рода охотником-следопытом за вражескими НП, пулеметами, орудиями.
Часто, когда не было активных боевых действий, а это в 1942 году чаще всего
было по ночам на Ораниенбаумском плацдарме \в р-не дер. Фабричная Слобода/,
А. Подушко пропадал в нейтральной зоне, ведя оттуда наблюдение за противником.
Такая деятельность на войне сопряжена с постоянной опасностью, она требует большого
мужества, выдержки, одним словом, незаурядных моральных боевых качеств, которые
обычно присущи людям с исключительно высоким чувством ответственности за выполнение
воинского долга перед Родиной.
Рассказать об этом трудно, это надо испытать и видеть. Что значит вести наблюдение
за врагом днем и ночью из нейтральной зоны с расстояния 150-З00 метров, могут
в полной мере оценить только те, кто сам, лично, этим занимался, будучи разведчиком
войсковой разведки.
Александр Подушко был одним из лучших наших разведчиков, но видно не родился
под счастливой звездой. Он погиб на передовом наблюдательном пункте в 1942 году
у \д./ Фабричной Слободы на Ораниенбаумском плацдарме ЛФ, занимаясь засечкой
минометных ОП противника. \Захоронен на просеке у оз. Лубенское./
В октябре-ноябре 1942 года печать и радио принесли радостные вести.
— 22 октября моряки Ладожской военной флотилии разбили крупный десант противника
у острова Сухо на Ладожском озере.
— 13 ноября наши войска в районе Сталинграда перешли в наступление.
После радостной вести — удачной операции наших моряков на Ладоге и перехода
в наступление наших войск под Сталинградом, в войсках ПОГ поднялось боевое настроение,
у всех появилась уверенность в том, что мы умеем и будем бить врага.
С этой радостью, в начале декабря 1942 года, мы меняем дислокацию и занимаем
боевые порядки под Порожками, что юго-западнее 18 км от Ораниенбаума.
ПОД ПОРОЖКАМИ
9 декабря 1942 года прибыв в новый район полк занял огневые позиции в районе
дер.Каменка; наблюдательные пункты дивизионы занимают в районах: дер.Коровино
(1-й д-н) и дер. Порожки (гора Колокольня — 2-й и 3-й д-ны).
Здесь началась интенсивная разведка переднего края \обороны/ противника и боевая
подготовка личного состава.
Год тому назад гора Колокольня была удержана моряками балтийского флота. С тех
пор высота с отметкой 105,9 м на горе Колокольня стала передовым бастионом города
Ленинграда.
Вокруг нее легли тысячи фашистов. Рассказывали, что если взобраться на дерево
на горе Колокольня, то увидишь Кронштадт и его южные форты. Но попытки взобраться
на дерево всегда встречались пронизывающим огнем противника и не находилось
человека, чтобы ради смотра пожертвовать собою.
Наблюдательные пункты располагались мешком в обороне противника. От осветительных
ракет немцев: слева, спереди и справа, ночью на горе было светло, что у стендов
свободно прочитывались боевые листки, стенные и другие газеты.
С большой радостью мы встретили указ Президиума Верховного Совета СССР от 22
декабря 1942 года, которым были награждены медалью "За оборону Ленинграда"
все участники принимавшие участие в обороне Ленинграда. Теперь каждый из нас
будет носить памятную героическую медаль.
А 18 января 1943 года мы читали газеты с сообщением —
— В последний час. День великой радости...
... Прорвав долговременную укрепленную полосу противника глубиной до 14 км и
форсировав реку Неву, наши войска в течение семи дней напряженных боев, преодолевая
исключительно упорное сопротивление противника, заняли город Шлиссельбург, крупные
укрепленные пункты Марьино, Московская Дубровка, Липка, рабочие поселки №№ 1-8,
станцию Синявино и станцию Подгорная.
Таким образом, после семидневных боев войска Волховского и Ленинградского фронтов
18 января в рабочих поселках № 1 и № 5 соединились и тем самым прорвали блокаду
Ленинграда.
Город на Неве воссоединился с "Большой землей" по сухопутью.
При прорыве обороны одновременно открыли огонь по фашистским позициям 4500 орудий
и минометов ЛФ \Ленфронта/.
Сообщение Совинформбюро было вывешено во всех подразделениях полка. Радости
не было конца. По несколько раз в этот день читали сообщение. Историческое сообщение
я записал в свой дневник.
К этому времени в руководстве командования полка, дивизионов, батарей и равным
им подразделениях произошли изменения.
С октября месяца 1942 года институт комиссаров был упразднен.
Некоторые комиссары перешли на строевую работу. Перешли на строевую работу И.М.Белозеров
и др.
В подразделениях установилось единоначалие.
В полку и дивизионах вместо комиссаров стали заместители командиров по политчасти
и парторги дивизионов.
В дивизионах образовались новые подразделения взамен отделений. При управлении
д-нов стало: взвод связи вместо отделения, топовзвод вместо вычислительного
отделения и т.п.
В дивизион, где командиром был П.А.Стрельченко, на должность топовзвода прибыл
л-т Марусов; на должность ком.взвода связи прибыл ст. л-т Килимниченко; на должность
начальника разведки д-на прибыл л-т Семичастнов.
Такое разукрупнение произошло и в других дивизионах,
Автор этих строк был тогда помощником командира топовзвода. Длительное время
исполнял обязанности командира топовзвода. Отношение командира топовзвода л-та
Марусова ко мне было хорошее. Я знал хорошо топографию и вычислительное дело.
Поэтому, не случайно, когда стали готовить командиров взводов из сержантского
состава, командир д-на капитан П.А.Стрельченко поручил мне вести предмет — Военная
топография. Пособий по топографии не было. Были только топографическая карта,
поперечный масштаб (хордоугломер), циркуль-измеритель, целлулоидный круг, оптические
приборы (стереотруба, буссоль, бинокль).
Знал я тогда топографию прекрасно, ведь до войны, на командира вычислительного
отделения, я сдал экзамены \экстерном/ без прохождения учебы в полковой школе.
Военной топографией интересовался и капитан Стрельченко. Поэтому на каждом занятии
по топографии присутствовал Павел Андреевич.
В дальнейшем, при дивизионе, где был командиром Стрельченко, организовался почти
постоянный учебный комбинат, подготовишь одну группу, приходит еще и еще группа.
Такой учебой мы немало подготовили из опытных огневиков (командиров орудий)
командиров огневых взводов, которым были присвоены звания — младший лейтенант.
Инициатором подготовки командиров взводов из сержантского состава был командир
полка А.Н. Литвинов.
Мы подготовили в период второй военной зимы 10 младших лейтенантов,
Вот фамилии нашего огневого костяка: Третьяков, Булега, Смирнов, Голубков, Вишняков,
Михайлов, Бородин и др.
<...>
ЮГО-ЗАПАДНЕЕ ОРАНИЕНБАУМА
В середине мая 1943 года полк меняет дислокацию и занимает боевой порядок в
р-не дер.Б.Коновалово.
Наблюдательные пункты дивизионы занимают на Иликской и на склонах Качеловских
высот.
КП двух дивизионов разместились в лесу, а КП дивизиона капитана Стрельченко
расположились в сосновой роще недалеко от дер. Больших Илик. Деревни Б.Илики
не стало существовать.
Вместо домов — блиндажи, землянки с накатами и хода сообщения. Гитлеровцы засекли
с воздуха расположение ОП, блиндажей и землянок. Начались частые артиллерийские
обстрелы. Пришлось на этом участке капитально врастать в землю, укреплять огневые
позиции.
За короткое время были отрыты котлованы, опущены в них срубы, сделаны надежные
накаты толщиной в 4-5 бревен. Каждая батарея оборудовала основные ОП и на одно
орудие имела временную ОП. Огневые позиции представляли собой — рубленные срубы
с двойной стенкой, засыпанные землей с камнем.
Здесь совершенствовали оборону, продолжали изучать военную технику, систематически
беспокоили противника внезапными короткими огневыми налетами. Выбиралось наиболее
напряженное \неприятное/ для гитлеровцев время, например, часы смены
постов.
Чтобы противник не смог раскрыть нашу систему огня, налеты производились с временных
огневых позиций.
Мы не могли расходовать много боеприпасов, поэтому каждый снаряд должен был
обязательно найти свою верную цель! Притом огневые налеты производились лишь
по заявке стрелковых частей и при попытке гитлеровцев проникнуть в нашу оборону.
В батареях был налажен образцовый учёт огневых точек противника. Насколько этот
учёт был точен и эффективен, я имел
возможность посмотреть на деле. Когда \Однажды/ я находился на НП 8-й
батареи Гавриила Ивановича Сухорукова на Иликской высоте, гитлеровцы начали
обстрел из минометов НП батареи.
В это время была высунута высоко стереотруба. Стереотрубу пришлось немедленно
убрать. Обстрел продолжался. Тут же командир батареи через дежурного телефониста
приказал:
— Цель 101 ведет огонь по мне. Подавить.
— Кому вы подали команду? — спросил я.
— Старшему на батарее, \ответил комбат/ за ним закреплена эта цель, а он в свою
очередь скомандует на ОП, кому открыть огонь.
Как же батарея выполнила приказ о подавлении вражеской огневой точки. Решил,
после выполнения своего задания по засечке яро действующих огневых точек противника,
зайти на ОП 8-й батареи.
— По какой цели сегодня днем вы вели огонь и сколько выпустили снарядов? — спрашиваю
старшего на батарее.
Меня все огневики знали хорошо и не скрывали никаких секретов.
— По цели номер 101, товарищ старший сержант. Выпустили пять снарядов.
Я осмотрел огневые позиции: основные и временную 122 мм гаубичных орудий. С
временной ОП сегодня стрелял расчет командира орудия Пекарь.
На щитах каждого орудия краской были написаны установки для ведения огня по
каждой цели, закрепленной за батареей.
Значит, труд вычислителей топовзвода, через штаб дивизиона, был доведен до каждой
батареи. Это меня обрадовало. Благодаря этому \огневые/ расчеты могли быстро
подготовить орудия к стрельбе.
Мужественно и беззаветно несли свою службу на этом участке обороны вычислители-топографы
\и разведчики/.
Топослужба дивизионов и полка подготовили рельефную схему масштаба на полосу
обороняемого участка. На этой рельефной схеме были нанесены все огневые точки
и передний край обороны противника.
При составлении рельефной схемы особенно отличились \ст.л-т Семичастнов,/ л-т
Марусов, мл.л-т А.Е.Боссак, ком. отделений А.И. Климко, П.И.Брылин. П.В.Мищук,
рядовые Ф.И.Пчелкин, М.П.Спичко, Лыков \, Б.Тарцали, Рыбак/ и др.
Чтобы издать рельефную схему вычислителям-топографам и разведчикам не раз пришлось
смотреть в лицо врага.
В тот же день я побывал и на огневой позиции 9-й батареи.
На этой батарее было сделано еще лучше. В огневом взводе, где командовал взводом
Даниил Хусаинович Максутов (старший на батарее), было придумано в то время оригинальное
устройство.
Орудие этого взвода могло выполнить боевую задачу и в ночное время.
От землянки старшего на батарее была проведена к ТН электропроводка от аккумуляторной
батареи, на расстоянии 100-150 м, где покоилась лампочка. А установочные данные
для каждой цели, как и в других взводах, всегда были записаны на щитах.
А в этом же взводе, даже разноцветными красками. Красной — особо важные, синей
— минометные точки, белой — пулеметные, прочие — углем.
Стоило комбату подать команду: Подавить. Этот взвод мог выполнить боевую задачу
и днем и ночью.
Всюду чувствовалось что наш полк способен был успешно решить поставленные перед
ним задачи.
Но не хватало снарядов. Мы подавляли цели, а нужно было уничтожать.
ВРУЧЕНИЕ НАГРАД
5 июня 1943 года, в солнечный день, в середине дня, у дер. Б.Илик, в сосновой
роще на КП дивизиона Стрельченко происходило торжественное вручение медалей
"За оборону Ленинграда" всем принимавшим участие в обороне Ленинграда.
Для вручения медалей на КП дивизиона прибыл командир полка подполковник А.Н.
Литвинов.
По приказу командира дивизиона на поляну, неподалеку от командного пункта, вынесли
маленький столик, накрыли красным полотном. Вскоре на поляне собрались вызванные
из ОП и НП люди. Когда всё было готово, из КП дивизиона вышел Афанасий Наумович
\Литвинов/, Стрельченко, Сомряков, Быков и др.
<...>
Предыдущий текст — Следующий текст