Предыдущий текст Следующий текст
ИЗ БОЯ В БОЙ
После 45-дневных боев с финнами на северо-западных берегах Ладожского озера
и незначительной передышки, 29 августа полк прибывает и занимает боевые порядки
под Слуцком (Павловск) в районе ж.д. станции Н.Лисино. Штаб полка разместился
у дер. Федоровское.
Для приведения себя в порядок время достаточного не было. Неплохо было бы после
передислокации еще день-два отдохнуть. Однако обстановка продолжает оставаться
напряженной. На подступах к Слуцку и Колпину идут бои. Нужно каждую минуту быть
готовым к активным действиям. Получен приказ наступать. Весь пригород в дыму,
в огне. Грохот боя не смолкает ни на минуту. Воины дивизии, особенно 402 КСП,
цепляются за каждый куст, бугор и дерутся с самоотверженностью, которой можно
позавидовать.
А в небе "Юнкерсы" висели.
Грохот зениток, всё бесполезно. "Юнкерсы" обрушивают бомбовой удар
на наши позиции, клубы дыма и земли.
И так — от восхода до захода солнца. Лошадиная тяга, находящаяся в укрытии на
опушке паркового леса искалечена. Лошадки, верно служившие военному делу, теперь
лежат убитые и искалеченные, жалко, но ничего не поделаешь, искалеченных "залечиваем"
из собственного оружия. Трудно, но наступаем.
Тогда в газетах писали: — Подразделения полковника Бондарева громят фашистские
войска. Новые успехи Бондаревцев.
18 сентября 1941 года, в газетах сообщается:
— Презирая смерть, храбро бьют врага бондаревцы. Бондаревцы имели успех. Было
отвоевано несколько населенных пунктов в направлении на Тосно. Некоторые из
населенных пунктов — как Поги, Н.Лисино, Саблино, Аннолово и Красный Бор, несколько
раз переходили из рук в руки. После боев за перечисленные пункты, где немцы
потеряли не одну дивизию, они немедленно предприняли контрмеры.
18 сентября противник бросил против нас крупные силы авиации.
Началась одна из самых ожесточенных воздушных бомбардировок, какую когда-либо
испытывали наши войска под Ленинградом.
— Рано утром с группой разведчиков-вычислителей мы шли на огневые позиции своих
батарей. Было тихо. Радужным блеском на траве сверкали капли росы. Вдруг издалека
донесся гул моторов — он всё нарастал. К нам приближалась целая армада фашистских
самолетов. Десять, двадцать... мы насчитали около семидесяти... двухмоторных
"Юнкерсов".
— Видно на Ленинград пошли, — с горечью сказал один из вычислителей — красноармеец
Кипман.
Но бомбардировщики вдруг развернулись и стали снижаться, Послышались взрывы.
Над расположением огневых позиций взлетели
рваные клочья земли.
— Переждем бомбежку, — сказал я вычислителям, скрываясь \маскируясь/
в старой канаве.
Гул взрывов нарастал, множился. Земля уже гудела, содрогаясь под ударами тяжелых
бомб, но налет продолжался. Самолеты заходили на цель, воздух пронзительно свистел,
зловеще выли стабилизаторы. И вновь взлетели вверх черные фонтаны земли.
Одни самолеты, отбомбившись, улетали, другие появлялись вместо них. С нашей
стороны не было ни одного истребителя, не слышалось ни одного выстрела зениток.
После первого часа бомбежки противник начал артиллерийский обстрел. Теперь огневые
позиции наших дивизионов совсем скрылись в клубах дыма и пыли.
— Пошли, конца не будет, — сказал я и мы поднялись. Мы пробежали метров сто
пятьдесят, но бежать было невозможно. Тогда мы спрятались в яме около замаскированного
танка.
Пулемет этого танка неумолчно стрекотал: танкист стрелял по самолетам. Тысячу
пуль выпустил танкист только одного стервятника прошил. Самолично мы видели
как упал вражеский самолет.
Невдалеке просвистела и с грохотом разорвалась бомба. Танк сдвинулся с места.
Хорошо, что мы сидели в яме. Не будь ее, нас наверняка задело бы взрывной волной.
Бомбардировка продолжалась. Уже перевалило за полночь\день/, а вражеские
самолеты продолжали пикировать и бомбить не только огневые позиции наших батарей,
но и весь район расположения наших войск.
Земля вокруг была буквально изрыта воронками. Горели автомашины, повозки, дома
населенных пунктов, над одной из лесных рощ полыхало огромное пламя — бомба
попала в склад горючего.
Шел уже девятый час вечера. Только теперь улетели фашистские самолеты.
После упорного дневного боя, в ночь на 19 сентября, мы получили приказ отойти
первоначально в район населенного пункта Федоровское, где находился второй эшелон
наших частей и штаб полка, а потом в район \пос./ Тярлево.
Но отходить нам пришлось тяжело, тягловая сила — лошадки (2-й дивизион), были
перебиты от бомбежки, орудия на новые огневые позиции тащили на себе, много
было потеряно и из людского состава.
В эти дни были убиты: командир 2-й батареи Степушкин, командир 3-й батареи Максимов,
командир 3-го дивизиона Петров, вычислитель 2-го д-на Кипман, адъютант командира
полка Дерягин и др. Вечная память им, отдавшим жизнь за правое дело! Народ никогда
не забудет их имена.
Неплохо \Славно/ поработали наши огневые расчеты. Большинство орудий
били прямой наводкой. Перед населенным пунктом Федоровское, цепляясь за каждый
кустик, бугор, наши пехотинцы с боями отходили на новый рубеж. Вот последний
боец отходит с оставленного рубежа. Появилась цепь гитлеровцев. Залпом ахнули
орудия. Цепь как языком слизало. Новая цепь, ее постигла та же участь.
Так били немцев огневые расчеты, где в орудиях находились Володя Вишняков, Леша
Вавилов, Петя Бородин, Федя Яковлев, Даниил Максутов, Б.Никифоров, Л.Коваленко,
Ф.Скога\о/ров. Била врага беспощадно 2-я батарея Степушкина. Честь этой
батареи отстаивали комсомольцы: Матвей Левин, Черноков, Воронин, Крылов, Марков,
Черняев.
Когда разбиралось заявление комсомольца Степушкина о приеме в партию, у всех
было единодушное мнение — принять. Никто не сомневался, что звание коммуниста
он с честью оправдает.
Он пал на поле боя коммунистом.
Впереди и позади, справа и слева горели пожары. Это пылали дома пригородных
поселков, подожженные немецкими самолетами. Противник продолжал упорные атаки
в районе Колпино и пробивался к Детскому Селу (Пушкин).
С тяжелыми боями в ночь на 19 сентября мы отошли и закрепились на новом рубеже
северо-восточнее пос. Тярлево на левом берегу небольшой речушки Славянки.
Были ли силы, которые и теперь оказывали сопротивление? Да, были. На нашем участке
по-прежнему стойко сражались части нашей родной 168-й стрелковой дивизии.
Здесь, на исходе дня, \18 сентября/ немцы сходу стремились форсировать р.Славянку.
Но получили достойный отпор артиллеристов, противник попятился обратно к опушке
леса Павловского парка.
На исходе дня, после кровопролитных боев, немцы выбили наших из Павловского
парка и по пятам преследовали наших пехотинцев. Автору этих строк довелось участвовать
в бою на мосту р. Славянки у поселка Тярлево.
На деревянном мосту через р. Славянку командир \огневого/ взвода 8-й батареи
Гавриил Иванович Сухоруков проявил решительность.
— Ни шагу назад! — крикнул Гавриил Иванович.
Мне он приказал: — Помкомвзвод, — всех за мостом ложи в оборону.
Я махал винтовкой вправо и влево, переходящие через мост послушно расходились
по обе стороны моста, быстро окапывались и занимали на левом берегу реки оборону.
Начался обстрел моста. У самого берега шлепнулись в воду один за другим несколько
снарядов, взметнув столб воды и грязи. Потом еще и еще, а вслед за разрывами
шла лавина немцев.
— Орудия! Развернуть все переправившиеся орудия! — прогремел голос Сухорукова.
Еще несколько минут безнаказанно продвигаюсь вперед немцы, как неумолимые орды,
несущие только смерть и разрушение. Это было так страшно, что недалеко лежащий
от меня красноармеец зажмурил глаза и закрыл лицо руками.
— Ого-онь! — И залп, нестройный, но могучий, потряс воздух.
— Ого-онь! — И снова залп, резкий и на этот раз дружный. Как будто бы выстрелило
одно орудие необыкновенной силы.
Гаубицы, полевые орудия разных калибров, располагаясь недозволенно близко друг
от друга, объединенные единой волей Сухорукова со стальными нервами, вели единственный
в своем роде огневой бой с живой силой противника.
Немцы замешкались. Они не ожидали такого серьезного и организованного отпора.
Воспользовавшись передышкой, Сухоруков приказал мне пригнать трактор. Я побежал
к месту укрытия тракторов, сказал трактористу завести трактор и мы быстро были
у моста.
Зацепив тросом верхний накат, трактором стащили в беспорядочную груду мост на
левый берег реки. Облив груду моста из ведра горючим, я \мы/ поджег\ожгли/
мост, трактор ушел в укрытие, мост горел факелом.
Но немцы уже опомнились и осмелели. Почувствовав себя в относительной безопасности,
они снова открыли огонь, но теперь не по мосту, а по мешающим им орудиям. И
вновь немцы пошли во весь рост. Но тут было поздно. Сходу форсировать р.Славянку
им не удалось. От моста остались одни ножки.
А разноголосый грохот артиллерии и стрелкового оружия, не прекращающих ведения
огня, вселили уверенность в благополучном исходе дела. Потеряли мы здесь один
трактор, который сгорел от арт.обстрела.
Сила убежденности в своей правоте и необходимости самых крутых мер, прозвучавшая
в голосе Сухорукова, подействовала отрезвляюще.
На этом дальнейшая атака немцев захлебнулась. Здесь мы остановились и стояли
насмерть.
Вечером, 18 сентября, передав этот рубеж стрелковым подразделениям и в связи
близости расположения ОП, что недозволенно близко от переднего края, по приказанию
высшего командования, дивизионы полка заняли боевые порядки в районах Петро-Славянки
и Шушары. До 24 сентября противник продолжал бомбить и обстреливать из артиллерии
наши ОП, немцы продолжали атаки, но успеха не имели.
25 сентября вновь разразилась буря. Утром, как по расписанию, прилетели "Юнкерсы".
Два эшелона самолетов сбросили на низкой высоте бомбовой груз. Столбы пыли и
дыма. Кругом черно.
Потом началась артподготовка. Продолжалась она около одного часа. После этого
всё затихло. И затихло на длительное время — навсегда.
Здесь погибли командир 8-й батареи Богрянцев г нач.разведки д-на Данилин и др.
боевые товарищи.
От прямого попадания бомбой, была загнана в землю 152 мм гаубица 8-й батареи.
Здесь Литвинов А.Н. стал командовать 3-м дивизионом. 11 сентября 41 г. командиром
8-й батареи назначили Сергея Михайловича Захарова.
15 сентября 1941 года, на северной окраине Павловского парка я и Брылин П.И.
похоронили красноармейца-вычислителя Кипман. В этот день погиб один из лучших
вычислителей нашего отделения рядовой Кипман (москвич).
О смерти товарища Кипмана я тогда сообщил его родным очень скуповато, несмотря
на то, что родные его хотели о гибели сына-брата знать больше.
Восполняя данный пробел, сообщаю подробности гибели Кипмана.
Я и Кипман, следуя после выполнения боевого задания с НП на ОП. В это время
была сильная бомбежка. Бомба разорвалась между нами.
Раненый-убитый лежал в парковой канаве. Он лежал лицом вниз и на песчаном откосе
канавы, рядом с его головой, расплылась темная лужа. Из горла вычислителя струей
хлестала кровь. Это было смертельное ранение. Я взвалил его себе на плечи и
пронес немного. Кровь его стекала на мою грудь. Нести его было невозможно, к
тому же я также сильно был оглушен взрывной волной, а сухой комок земли, гнавшийся
взрывной волной, сделал мне на заднице запекшееся пятно, вроде шишки, от чего
я сильно страдал непомерной болью. Опустив вычислителя на землю, я пригнулся
к губам умирающего. В горле вычислителя с глухим бульканьем клокотала кровь,
а глаза постепенно становились стеклянными — из них уходила жизнь. Да, из Кипмана
ушла жизнь. На нем я увидел, что на гимнастерке не стало карманов, а в спине
дырка, размером в кулак. Стало ясно, что осколки от бомбы срезали карманы гимнастерки
и пробили грудь навылет.
Я вернулся к прежнему месту. Недалеко от этого места я нашел срезанные осколком
карманы и выброшенное теплое сердце. Я забрал документы, комсомольский билет
и сердце. Сердце уложил я обратно в теле Кипмана. За день перед гибелью Кипман
мне говорил, что Илья Алексеевич, если я погибну, то знайте обо мне: — Умирая
на поле боя, во мне не было трусости и паники. Сообщите моим родным, в случае
смерти, как я умер.
На войне некогда оплакивать павших друзей. Без слез похоронили мы вычислителя,
почти на том месте, где был смертельно ранен. Высокие парковые дубы, липы и
сосны низко склоняли свои ветки над одинокой могилой.
В середине сентября, во 2-й дивизион прибыл на должность начальника штаба дивизиона
лейтенант Павел Андреевич Стрельченко.
Павел Андреевич интеллигентный, сдержанный и вдумчивый командир. Я и он — одногодки
(одного года рождения).
Впоследствии Стрельченко стал командиром этого дивизиона. Я с ним долгое время
спал в одной землянке, в одном окопе. Он считал меня первым своим заместителем,
хотя по штату было не положено и звание мое не позволяло. Но в действительности
было так. Под его руководством в любое время суток, в тесной землянке при коптилке,
я вычерчивал схему\ы/ боевого порядка дивизиона, писал донесения и т.д.
Расстался я с Павлом Андреевичем под Псковом в апреле 1944 года. Его назначили
работать в штаб артиллерии дивизии.
В то время, когда в дивизион прибыл Стрельченко, по моей просьбе и ходатайства
Павла Андреевича перед командованием полка, под Шушарами в мое отделение был
принят Витя Частухин.
В напряженных боях с немцами дивизии Народного Ополчения редели, руководство
дивизий гибло, некому было управлять разрозненными подразделениями. В этой обстановке,
мелкие стайки Ленинградских мальчишек-воинов отходили к Ленинграду. Одни спешили
к мамам, другие желали пристроиться к кадровым частям. И вот под Шушарами из
одной отступающей стайки ребят я и выбрал Виктора Дмитриевича Частухина. В отделении
он был новичком, но уже обстрелянным. В июне месяце окончил десятилетку и тут
война, фронт.
Зачислили Виктора в мое отделение на должность вычислителя. Он тоненький, худощавый.
У него острый подбородок, впалые щеки. На верхней губе и щеках белый пушок.
Частухину около 18 лет, ленинградец, с Лиговской улицы.
Так и прижился Виктор Дмитриевич в нашем полку. Шли бои. Виктор мужал. Ушел
он от нас под Выборгом, в июне месяце 1944 г. Стал офицером, воевал в других
частях. Славный был паренек.
18 сентября уже стало ясно: противник выдохся. 25-го сентября был его последний
вздох. Он перешел к обороне.
Командование Ленинградского фронта сообщило: "Встретив противника стеной
разящего металла, русской стойкостью и упорством, войска Ленфронта измотали
в непрерывных ожесточенных сентябрьских боях врага и остановили его натиск.
Первый этап сражения закончился".
Мы перешли к активной обороне. Дальше враг пройти не смог. В конце октября полк
переезжает к новому месту сосредоточения.
Предыдущий текст Следующий текст