Предыдущий текст — Следующий текст
Воспоминания Маслова Якова Борисовича, капитана в отставке, об участии в боевых действиях 5-й батареи 412 ГАП`а 168 с.д. Август-ноябрь 1941 года.
5-ая батарея 412 гаубичного артиллерийского полка, в котором я служил в качестве
командира взвода в первые месяцы войны, прошла большой боевой путь.
Наша 5ая батарея, по приказу командования Ленфронта, была передана в августе
1941 года в состав 412 гаубичного артиллерийского полка 168с.д.
До этого 5ая батарея действовала в составе 1го дивизиона арт полка дивизии народного
ополчения Куйбышевского района Ленинграда, который в боях под Волосово был отрезан
от артполка [См. воспоминания М.А. Штейна]. Дивизионом
стало распоряжаться непосредственно командование Ленфронтом.
Всё снабжение боепитанием и продовольствием осуществлялось через базы Ленфронта.
Дивизион участвовал в боевых операциях от Волосово до Гатчино включительно,
выполняя приказы командования Ленфронта.
Дивизионом командовал капитан Укке, впоследствии подполковник – начальник штаба
артиллерии Невской оперативной группы.
Наша 5ая батарея, переданная 412ому ГАП`у состояла из 4х орудий 122м/м гаубиц
на железном ходу и конной тяге.centralsector.narod.ru
Личный состав нашей батареи на 100% был из добровольцев народного ополчения
Куйбышевской дивизии Ленинграда.
Многие не имели понятия о материальной части и тем более, как ею пользоваться.
Многие никогда не имели дело с лошадьми.
Учить людей пришлось в боевой обстановке.
Когда батарея влилась в 412 гап, то впоследствии на должность командира батареи
был назначен старший лейтенант т. Петренко А.Т.
Недостаток нашей батареи заключался в том, что личный состав не имел военной
выучки, но зато мужественно прошёл путь от Волосово до Гатчины и затем до Пушкина,
организованно с боями, не потеряв ни единого орудия.
Большие потери мы понесли в боях под Фёдоровской–Павловском.
Потеряв более 50% конского состава, дальнейшее передвижение наших орудий сопряжено
было большими трудностями.
В августе-сентябре 1941 года 168 Бондаревская дивизия отражала атаки немецких
войск в районе городов Павловск–Пушкин.
Особенно тяжёлые кровопролитные бои были на участках населённых пунктов Фёдоровка
– Мондолово, Финские Липицы, Русские Липицы, Нов-Вести, парк Павловского дворца.
В течение нескольких дней подразделения нашей дивизии подвергались сильной бомбёжке
с воздуха и массированному артобстрелу.
Причём с воздуха бомбёжка продолжалась непрерывно в течение всего дня и большим
количеством самолётов до 30-40 штук за один вылет. Одна группа самолётов улетала,
другая партия прилетала и безнаказанно сыпала смерть на наши подразделения.
Так продолжалось несколько дней.
Дни стояли жаркие и лётные, ни единого облачка. Как хотелось пасмурной погоды.
Наших самолётов в воздухе не было видно, да и зенитная артиллерия не проявляла
активность. Только железные нервы могли выдержать этот ад кромешный.
Однажды, когда проходили бомбёжки на наблюдательном пункте соседней батареи,
командир её старший лейтенант Ланн запел песню «Скромненький синий платочек»,
и я удивился тому, что он нашёл время петь песни.
А потом, когда я заметил, что я сгрыз весь НЗ сухарей, которые сохранились в
моём противогазе, то понял, что Ланн пел не от жизни хорошей.
Артиллерия нашей дивизии, в которой я служил в качестве командира взвода, вела
систематический огонь по противнику и сдерживала наступательные действия противника.
Недостатка в снарядах ещё не было. Но силы были неравные. Дивизия несла большие
потери.
17 сентября 1941 года после тяжёлых кровопролитных, оборонительных боёв наша
дивизия к исходу дня, оставила города Павловск и Пушкин и вышла на новый рубеж:
Московская Славянка – Шушары пригород Ленинграда.
Это последний рубеж, дальше которого противнику не удалось больше продвинуться.
Видимо, и у немцев силы оказались на пределе.
Началась длительная оборона Ленинграда.
После тяжёлых изнурительных боёв на участке Фёдоровка–Павловск–Пушкин в сентябре
1941 года, а затем в районе станция Сапёрная–Ленспиртстрой на Неве, 412 гаубичный
артиллерийский полк 168 с.д получил приказ передислоцироваться в район Невской
Дубровки.
И так, наш 412 ГАП, с района ст. Сапёрная через Ленинград своим ходом, направился
к месту нового назначения – в районе Невской Дубровки.
Уставшие, мы двигались всю ночь и на рассвете остановились на отдых в посёлке
Колтуши.
Затем продолжали свой путь на Большое и Малое Манушкино.
Ещё орудия наши были на марше, а район наших будущих огневых позиций уже подвергался
сильному артиллерийскому обстрелу.
По дороге от Манушкино к огневым позициям и наблюдательным пунктам встречались
свежие трупы убитых лошадей, у которых были вырезаны для пищи куски мяса, кое-где
наблюдалась и подбитая техника.
Тыл нашей батареи не поспевал за нами. Имевшиеся запасы сухарей быстро исчезали.
В первый день прихода на новое место мной был оборудован в помещении бумажного
комбината наблюдательный пункт.
Причём надёжной защитой были большие бумажные рулоны бумаги.
Рядом были также наблюдательные пункты других частей.
На второй день нашего пребывания на Невской Дубровке я получил приказание командира
2го дивизиона капитана Лобарева ночью переправиться на левый берег Невы с 2мя
отделениями связи (радио и телефонного по 4 человека в каждом) и 3мя разведчиками.
Указано было время переправы и проведён с нами инструктаж о соблюдении строжайшего
порядка во время переправы.
Командиром 2го дивизиона была поставлена следующая задача:
1) Переправиться на левый берег с 2мя отделениями связи по 4 человека (радио
и телефонного) и 3мя разведчиками.
2) Связаться с КП 412 гаубичного полка и узлом связи.
3) Оборудовать наблюдательный пункт в боевых порядках 402 с.п.
4) Обеспечить радио и телефонную связь с командным пунктом дивизиона, находившемся
на правом берегу Невы.
5) Корректировать огонь 2го дивизиона.
6) Оборудовать для связистов и разведчиков землянки.
Перед отправкой на левый берег Невы я проверил состояние материальной части
радиостанции РБ, телефонных аппаратов, катушек провода и артиллерийских приборов.
При уходе на задание товарищи, оставшиеся на правом берегу пожелали нам удачи,
тепло и трогательно попрощались, как бы отправляя нас в дальний путь.
И с этим мы ушли на исходные позиции к переправе.
Это были последние дни октября месяца 1941 года. Моросил мелкий пронизывающий
дождик.
Пока добирались к переправе подверглись несколько раз артобстрелу.
Это ясно было, что в ночное время противник обстреливал, по заранее пристрелянным
целям.
Всё время мы держались вместе, чтобы не потеряться в общей массе, в темноте.
Когда нам разрешили грузиться, то увидели перед собой большую лодку в виде баржи.
На ней уже была погружена 45 м/м пушка со снарядами и расчётом и нас 12 человек
с небольшой техникой тоже приняли и мы сразу отправились на левый берег Невы.
Не добравшись ещё до середины Невы; обстреляно было то место, где мы грузились.
В темноте трудно было разобрать, что там происходило. Но слышны были там крики
и шум.
До левого берега мы добрались благополучно без жертв.
Как только разгрузились нас снова обстреляли.
Противник вёл беспорядочный изнуряющий огонь, по ранее пристрелянным местам.
Снаряды ложились очень близко. Мы рассыпались и полегли.
Я успел скрыться в мелкой траншее, впереди меня уже лежали. Я одного закрыл
на меня тоже легли.
И так, вся траншея была заполнена до бруствера.
Кроме осколков, которые близко от нас ложились, нас облило какой-то жидкостью.
Шинели пахли керосином.
Когда обстрел закончился я обнаружил, что лежал на трупе.
После артобстрела наше подразделение в составе 12 человек собралось вместе.
Ничего не растеряли. Нам повезло, так как после артобстрела оказалось много
раненых, а мы получив первое «боевое крещение» на «пятачке», пока не потеряли
ещё ни одного человека.
Перед нами стояла задача найти КП 412 гаубичного полка и узел связи.
Но как в темноте найти что-нибудь.
Перед отправкой на левый берег, я в дивизионе получил приблизительно координаты
КП артполка. Поэтому оставив связистов в небольшой траншее сам с разведчиками
отправился на поиски КП.
Командный пункт 412 ГАП`а мы нашли сравнительно быстро.
Там же находились люди 1-го дивизиона. Землянка была маленькая, а народу было
полно, и нас не приняли.centralsector.narod.ru
Не разрешили даже до утра побыть в тамбуре.
Разыскали мы и узел связи артполка. Он помещался в огромной яме – котловане,
очевидно, приготовленной для оборудования землянки.
Это инженерное сооружение, сделанное наспех, с коммутатором и многочисленными
линиями проводов, сверху вместо брёвен наката было прикрыто плащпалатками, предохранявшими
от ветра.
Я предполагал до утра разместить там радистов и телефонистов с аппаратами и
кабелем, но нас так грубо выругали, что пришлось и отсюда уйти.
Всю ночь мы провели под дождём в траншее.
Здесь мы вырыли лисьи норы и закрывшись плащпалатками влезли в отверстия.
Но рассчитывать, что удастся уснуть не приходилось. Целиком мы не вмещались
в лисьих норах.
Ноги торчали в траншее. А по траншеям шло непрерывное движение и все натыкались
на наши ноги.
Кроме того беспокоили бесконечные артобстрелы.
Так мы провели первую ночь на «пятачке».
За плечами уже был кое-какой опыт за 4 месяца войны. Много пришлось испытать
при отступлении от Волосово на Гатчино. Затем бои под Гатчино, тяжёлые бои на
участке Фёдоровка-Павловск, где мы потеряли много личного состава и лошадей,
но не оставили противнику ни одного орудия и буквально из-под автоматного огня
увозили орудия. Наконец также испытанием было моё первое ранение под Пушкином
24 сентября, через неделю после оставления Пушкина.
Но всё это меркнет против того, что я встретил на «пятачке».
Когда начало рассветать, мы были уже на ногах.
Только теперь можно было себе представить, что здесь происходит.
Первое, что я увидел, это были трупы на брустверах и в траншеях. По траншеям
ходили и никого не беспокоило, что шагаешь через трупы.
Траншеи были очень мелкие и во весь рост двигаться было невозможно, так как
легко можно было попасть под огонь снайпера.
Только берег Невы на нашем участке не просматривался противником, и здесь можно
было ходить во весь рост.
Здесь было очень людно, как на большой улице.
Зато берег обстреливался очень часто артогнём. И здесь тоже в различных позах
валялись трупы.
Здесь я увидел огромную кучу винтовок и другой техники, пришедшие в полную негодность
от артобстрелов.
Недалеко от этого места стояла, повреждённая 45 м/м пушка.
Много раненых лежало на земле на берегу. Возле них хлопотали санитары. Они ожидали
лодок для отправки на правый берег. Но лодок было мало.
До 10 часов утра мне предстояло оборудовать Н.П. и землянку для личного состава,
обеспечить связь с К.П. полка, откуда можно было разговаривать со 2-м дивизионом,
обеспечить радиосвязь, и затем связаться с пехотными подразделениями 402 стрелкового
полка.
На второй день, когда наши телефонисты дали кабель к яме, где вчера находился
узел связи, то в яме уже никого не было.
Прямым попаданием снаряда всё обвалилось. Жертв было очень много.
Нам указали другое место, куда перебрался узел связи и мы установили связь с
правым берегом. Но кабель проложенный по Неве рвало беспрерывно и практически
телефонной связи с правым берегом не было.
Телефонная связь в основном была у нас между подразделениями на «пятачке», причём
и её систематически рвало.
Линейные всё время устраняли порывы. Работа их была очень сложна, так как кабель
прокладывался в траншеях и был перепутан. Его непрерывно рвало. Он валялся большими
жгутами и найти порыв было нелегко.
Для связи с правым берегом у нас действовала почти безотказно радиостанция Р.Б.
с очень опытными радистами.
Старшим радистом был сержант тов. Александров. Работал он уверенно и не терялся
в сложной обстановке.
На рассвете мы нашли вблизи от берега разрушенную землянку. Брёвна наката висели.
Снаряд, видимо угодил в угол землянки и всё развернул.
Брёвна были ещё довольно прочные и мы сразу заняли её.
Оборудовать стали землянку в следующую ночь.
Укрепили стойки, закрыли брёвнами землянку, засыпали сколько возможно было землёю,
утрамбовали. Здесь разместить возможно было 6-8 человек.
Говорят, что в одно и то же место второй снаряд не может попасть. Но всё же
на третьи сутки снарядом снова раскрыло крышу, засыпало землёй. Но к счастью
в землянке людей было мало. Большинство было на деле: на линии, Н.П. и на радиостанции
и никого не убило.
Находившиеся в землянке отделались ушибами.
В первый день своего пребывания на «пятачке» мне удалось связаться с пехотными
подразделениями 402 с.п. Там же находились и подразделения 260 с.п.
Наблюдательный пункт в боевых порядках пехоты удалось оборудовать ночью на вторые
сутки. Днём разведали место удобное для наблюдения, с хорошим сектором.
Вырыли яму под тремя пнями и так как брёвен для наката не было и достать на
«пятачке» накатного материала было невозможно, то пришлось снять с нашей землянки,
которая находилась недалеко от берега три бревна и пронести их на расстоянии
600-700 метров до наблюдательного пункта.
Кроме того недалеко от места нашего Н.П. валялось дерево сваленное снарядом
и изрядно повреждённое осколками.
Его мы распилили на 3 части и тоже обратили в накат. Отверстия закрыли ветками,
ломаными винтовками, рваными плащпалатками и зарыли землёй.
Между пнями в сторону противника образовалась небольшая амбразура для перископа.
Здесь мы установили рацию.
Постоянное дежурство радистов и разведчиков мной было организованно в первый
день, а отдыхать ходили в землянку, которую оборудовали на берегу.
И так, на вторые сутки у нас установилась нормальная боевая жизнь.
Но можно ли назвать нормальной жизнью такую обстановку, когда каждый день выбывал
один, а то и два человека.
На третьи сутки к нам прибыл зам. командира 2-го дивизиона капитан Фёдоров.
Он одобрил мои начинания, а у меня уже оставалось 7 человек.
Очень большой урон был в ротах. Ежедневно прибывало пополнение и оно таяло на
глазах.
Когда привозили питание, то буквально некому было его раздавать.
Питание привозили тоже с перебоями, так как переправиться на левый берег было
очень сложным делом.
Были дни, когда у нас не оставалось продуктов, да и еда не шла. Но выходили
из затруднительного положения. Разведчики приносили сухари, хлеб, консервы,
сахар и даже курево – ракету.
Когда прибыл к нам зам.командира 2-го дивизиона капитан Фёдоров, мы уже успели
откорректировать НЗО батарей и участвовать в пристрелке целей, расположенных
против фронта нашей пехоты.
В дивизии на «пятачке» установился такой порядок.
Каждое утро командиры частей и представители артиллерийских подразделений дивизии
докладывали командиру дивизии генералу Бондареву о боевых действиях за прошедшие
сутки.
На доклад к генералу ходил и я вместе с капитаном Фёдоровым, так как все данные
за истёкшие сутки у меня были и на задаваемые вопросы, на которые капитан Фёдоров
не мог ответить я просто дополнял, так как был в курсе всех событий и понимал
чего требует генерал.
Я был свидетелем такого неприятного случая, когда на доклад к генералу Бондареву
явился зам.командира 1-го дивизиона (фамилию его забыл) по званию он был капитан
и у него нарушилась радиосвязь с правым берегом.
Он не смог дать требуемого огня. Генерал Бондарев при всех присутствующих содрал
с петлиц капитана прямоугольники, отобрал личное оружие и приказал выдать капитану
взамен винтовку и отправить в роту в качестве рядового.
Этот капитан плакал, как ребёнок. После этого эпизода дошла наша очередь докладывать
и хотя у нас не было причин опасаться такого же исхода, я переживал больше чем
при сильном артобстреле.
К счастью наш доклад прошёл очень хорошо. Генерал остался даже доволен и указал
разжалованному капитану, что при желании можно было всё сделать, чтобы обеспечить
выполнение приказа.
Когда генерал нас отпустил, разжалованный капитан попросил нас передать по рации
в дивизион о случившемся.
Но как это сделать?
Как такое передать в эфир?
В этот день нам привозили питание и через живую связь мы передали о случившемся.
О дальнейшей судьбе разжалованного капитана я не знаю.
В скором времени меня ранило и я забыл про этот случай и только вспомнил, когда
начал писать эти строки.
Об этом капитане могу сказать, что за короткое время, которое позволило мне
узнать командный состав в 412 ГАП`е, этот кадровый капитан в моих глазах казался
грамотным артиллерийским командиром, вполне достойный своего звания и должности.
Но почему у него так неудачно вышло?
В боевой обстановке всякое бывает. Во всяком случае я думаю, что он не бездействовал.
Вместе с тем мне кажется, что генерал Бондарев хотя и поступил неправильно,
но отчаянное положение на «пятачке» неумолимо диктовало требовать и требовать
от подчинённых, тем более от командного состава больше дисциплины и организованности.
На «пятачке» я пробыл почти три недели.
За это время несколько раз получал пополнение.
Оставшихся в живых разведчиков и связистов, прибывших со мной при первой переправе,
я уже отправил на правый берег на отдых и помыться в бане.
Заместителя командира 2-го дивизиона капитана Фёдорова сменил начальник штаба
дивизиона, а мне смены всё не было.
За эти 3 недели три раза мне посылали подмену. Но она до меня не доходила.
Одного при переправе убило, двух в пути ранило.
Наконец 16 ноября 1941 года рано утром и меня ранило в ногу. Осколком сильно
порвало правую ногу в бедро выше колена.
Рана очень кровоточила, жгут не держался. Перевязка индивидуального пакета сползала.
На правый берег переправляться не представлялось возможности.
Но в скором времени мои разведчики усадили меня в лодку, привозившую патроны
и мы отправились с ещё одним раненым и понтонёрами к правому берегу.
По Неве плавали уже льдины и мы пробирались между ними.
Нашу лодку на середине Невы начали обстреливать артогнём.
Ранило ещё одного, находившегося в лодке. Когда приблизились к правому берегу
в лодке появилась течь и она быстро стала погружаться.
У самого берега по пояс в ледяной воде пришлось вылезать на берег. На правом
берегу по выходе из лодки осколком снаряда меня вторично ранило.
Осколком порвало звезду на пряжке ремня, это амортизировало силу удара, но порвало
мне брюшину.
Сгоряча я добрался до траншеи. Затем помню, как меня доставили в ППМ под мостом.
Там сделали мне укол, перевязали и обработали раны.
После этого меня доставили в лесок, где находился медсанбат.
Там меня первоначально отказались принять, так как я Бондаревской дивизии, а
медсанбат был другой дивизии, кажется Андреевский назвали.
Но когда увидели серьёзные ранения, да я уже самостоятельно не мог дальше продолжать
движение, мне снова сделали укол, опять перевязали раны и отправили в полевой
госпиталь в Манушкино.
В полевом госпитале меня отогрели, одежду высушили, снова кололи и заменили
бинты.
18-го ноября я попал в Ленинградский распределительный госпиталь, а затем переведён
в 81 эвакогоспиталь.
По выздоровлению попал в другую часть, ещё был ранен – контужен. Войну закончил
в Эстонии на острове Эзель. Демобилизовался в январе 1946 года.
Посылая эту короткую справку, хотелось, чтобы она сохранилась, как память о
боевых делах 412 гаубичного артиллерийского полка 168 с.д.
Капитан в отставке
(Маслов Я.Б.)
14/XI 1966
Предыдущий текст — Следующий текст