Предыдущий текст — Следующий текст
БУДЕМ ВОЕВАТЬ
22 июня 1941 года. Воскресенье. Выходной день. Утро. 9.00. Командиры и политработники
412 ГАП завтракали в комсоставской столовой.
Личный состав подразделений позавтракав вышел с бодрым настроением на строительную
площадку.
Вбегает в столовую дежурный по полку, — вспоминает при встрече в сентябре 1971
года Афанасий Наумович Литвинов, — и объявляет — "Боевая тревога".
Литвинов лично сказал — провокация! Ведь все знали вчера, что сегодня будем
работать на строительной площадке по уборке мусора.
Потом слышим сигналы "Боевой тревоги".
Красноармейцы и командиры, не успев приступить к работе, как они вернулись быстро
в казармы и лагерные палатки. С целью занять свои места по тревоге.
Никогда, рассказал при встрече в 1971 г. Литвинов, — я не видел бегающим командира
полка, а тут вижу он бежит (он был высокого роста). Я оставил завтрак и бегом
прибыл в штаб полка.
Майор Кукин скомандовал: война. Мне приказал выводить 1-й дивизион.
Прибежав в арт.парк, я скомандовал: — Моторы. Водители завели трактора и машины.
1-я батарея к этому времени (командир Нарышкин) занимала боевой порядок и прикрывала
шоссейную дорогу, идущую от границы на г. Сортавала.
Услышав шум моторов, в арт.парк прибежал помпотех полка старший лейтенант Трухтанов;
он скомандовал заглушить моторы. Трухтанов был требовательный и хороший командир,
но наряду с этим — был грозой и его боялись.
Он не знал, что началась война.
Литвинов вытянул дивизион в колонну на марш. По пути в голову колонны стала
1-я батарея, которая до этого прикрывала дорогу на гор. Сортавала.
Старшины батарей доложили командирам, что со складов ничего не выдают, документы
закрыты в мобкомнате. Старший лейтенант Пилипенко, у которого хранятся ключи
от мобкомнаты, находится в г.Сортавала. Он прибудет поездом в 11.30.
Командир полка майор Кукин громким голосом скомандовал — выдавать со склада
1-му дивизиону без накладных, записывать выданное в тетрадь.
Батареи получили снаряды, патроны, снаряжение и продовольствие.
По пути в полк заехал командир 168 сд полковник Андрей Леонтьевич Бондарев,
он дал указание собрать в кружок личный состав подразделений.
Когда собрались, комдив сказал — Война, товарищи! Фашистская Германия вероломно
напала на нас, фашистская авиация подвергла сегодня бомбардировкам Минск, Киев,
Оршу и др. города.
— Значит война?
И решительно заканчивает: — Ну что-ж, будет воевать!
От страха — вспоминает Литвинов, — лично у меня на голове волосы подняли фуражку.
И мысленно спрашиваю себя: Итак, немцы осуществили вторжение. А что предпримут
на днях финны?
Замполит дивизиона И.Н.Герасимов хотел сделать короткий митинг, но комдив Бондарев
заметил эти хлопоты и обращаясь к Литвинову, сказал:
— Командир дивизиона, неужели вашему замполиту не ясно, что сейчас некогда говорить
языком. Надо сейчас быстрей занять огневой рубеж и бить врага снарядами.
Первый дивизион быстро совершил марш и к исходу дня занял боевые позиции на
госгранице северо-западнее гор.Сортавала в районах Яаккима-Хаппа-Варенкюля.
Сюда же прибыли и заняли боевые порядки 2-й дивизион, находившийся до этого
в Вяртсиля и 3-й дивизион — находившийся до этого на работе оборонительных сооружений
укрепрайона Какунвари-Ристалахти.
На второй день войны в полк стало прибывать пополнение небольшими командами.
Прибывали из Ленинграда, из Вологодской и др. областей. Эти команды людей расходились
по подразделениям и смешивались с кадровыми воинами. Заметно погустели батареи
и другие вспомогательные подразделения.
В конце июня прибыл из отпуска командир 1-го дивизиона Виноградов. Литвинов
вступил в обязанности нач.штаба дивизиона.
До 4-го июля 1941г. на нашем участке фронта было тихо. Противник действий не
проявлял. Мы вели постоянное наблюдение.
Некоторые воины так смирились с военной обстановкой, что ежедневно по 2-3 раза
стали купаться в губе (устье) пограничного озера Янисарви. Но случилось однажды
неприятное.
Автор этих строк И.А.Иванютин проявил боевую недисциплинированность,
переплыл губу и высадился на противоположном берегу. Здесь я чуть-ли не был
схвачен финнами, сумел вырваться из полуокружения и благополучно вернуться на
свой берег. Разведка местности обошлась без единого выстрела и потерь,
Орудия батарей перевозились конной тягой. Много хлопот предъявляли лошадки.
Их надо было и накормить и сберечь от ружейно-арт.обстрела.
НП дивизионов и батарей были совместно с НП стрелковых батальонов и рот и размещались
в прочных 2-х этажных железобетонных точках. НП 1-го дивизиона было вместе с
НП 2-го батальона 402 КСП.
Командовал батальоном ст.лейтенант Богомолов.
Господствующей высотой над всеми высотам была высота 99,0 против дер. Мянтюля.
На этой высоте находился НП 2-го дивизиона.
3 июля на НП были включены рации. Все слушали выступление Иосифа Виссарионовича
Сталина по радио.
С громадной жаждой мы слушали его выступление, никогда не забудутся слова из
его выступления:
"...Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои! Вероломное
военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, — продолжается...
...Над нашей Родиной нависла серьезная опасность..."
После выступления И.В.Сталина мы узнали, что Финляндия вступила в войну совместно
с немцами.
4 июля справа на участке 2-го батальона была предпринята с нашей стороны разведка
боем. Разведку боем поддерживал 3-й дивизион, (командир д-на С.К.Сиваков).
Языка не взяли, но штабные документы были захвачены. Из этих документов узнали,
что финны в ближайшее время должны начать наступление. Так и получилось.
5 июля, утром, финны перешли в наступление за озером на участке 402 КСП.
Благодаря упорству воинов 402 КСП и артиллеристов 2-го дивизиона (командир дивизиона
С.Ф.Лобарев) атака противника была отбита. Противник оставил на поле боя несколько
десятков убитых, пулеметы, минометы и 2 противотанковых 25 мм пушки английского
образца.
Ком. дивизиона Лобарев, нач. штаба д-на л-т Токарев и автор этих строк после
затишья недалеко от КП дивизиона с половины дня и всю ночь учились овладевать
трофейные оружием. Стреляли из 25 мм пушек по валунам. Научились метко попадать
в цель. [игрушку нашли — А.Т.]
Последними снарядами разорвали стволы этих пушек.
В перерыве между боями, когда была предпринята с нашей стороны разведка боем
и при отражении атаки финнов при первом их наступлении, по роду своей службы
мне пришлось побывать почти на всех батареях — уточнить координаты ОП.
И вот в минуты затишья, когда расчеты орудий, выполнив очередные боевые задания
командования, они собирались в землянках.
После первых сладких затяжек курительной махорки незаметно для всех завязывались
немудреные товарищеские разговоры.
Здесь, в гуще воинов, наши политработники (политруки и старшие политруки) —
комиссары батарей и дивизионов, знакомились с бойцами, разъясняли сложившуюся
военную обстановку.
Никогда не забудется задушевный рассказ бойцам комиссара 6-й батареи Сергея
Васильевича Сомрякова.
Он закончил свою беседы цитатой выступления Сталина 3-го июля:
— Необходимо, чтобы в наших рядах не было места нытикам и трусам, паникерам
и дезертирам, чтобы наши люди не знали страха в борьбе и самоотверженно шли
на нашу Отечественную освободительную войну против фашистских поработителей.
Оживленно шла политическая работа и в других подразделениях, где комиссарами
были Иван Макарович Белозеров, И.Н. Герасимов, Мусатов, А.Вохлаков, Ильин и
др.
10 июля, в 16.00, противник предпринял новое наступление на правом фланге и
на стыке 71 сд после интенсивного артиллерийско-минометного огня ему удалось
вклиниться и прорвать нашу оборону.
Начались беспрерывные напряженные оборонительные бои с превосходящими силами
противника.
Сильному артиллерийскому обстрелу поверглись: пункт погранзаставы, НП батарей
и дивизионов, батарея Нарышкина. На батарее сгорел трактор и взорвалась часть
снарядов. Прекратилась связь (телефонная и радио) с Нарышкиным.
Несмотря на это 1-я батарея надежно прикрывала штаб полка.
В связи с создавшейся угрозой батарее, командир полка Кукин отдал приказ оттянуть
батарею назад, занять новую ОП в направлении к ст. Мяткаселька.
На второй день противник вынудил отступить 5-ю роту (командир роты Маврин),
а потом полностью 2-й батальон 402 КСП в направлении к ст. Калама.
Наступила угроза окружения 2-й и 3-й батареям. Финны вплотную подошли ко 2-й
батарее.
Для отражения натиска противника Литвинов дает приказ ком. 2-й батареи поставить
два орудия на прямую наводку, чтобы прикрыть отход огневым взводам и хоз. отделению
5-й батареи.
Со 2-го дивизиона на помощь прибыла группа бойцов для отражения атак финнов
на 3-й батарее.
3-я батарея расстреливает прямой наводкой атакующих и успешно отходит на новую
ОП. Храбро отражали атаки противника на батареи сержант Подольный, мл.сержант
П.И.Брылин и др. воины из 2-го дивизиона.
Отход на новый рубеж прошел с небольшой потерей. Лишь по неосторожности красноармейца-повара,
который заехал к финнам, бросил кухню, а сам лесом пришел в дивизион.
НЕ СДАЕМСЯ
<...>
Дни второй декады июля выдались исключительно хорошие.
Живописная местность! Хороши покрытые лесом и пышной зеленью высотки с каменными
грядами!
Чудесны звездные теплые ночи в прохладных после дневного зноя низинах.
Уставшие за дневной боевой день тела просят отдыха, и полянка у опушки леса
заманчиво зовет растянуться на траве и полной грудью вдыхать слегка влажный
от росы чистый воздух окружающей среды.
Но, увы! Делать это невозможно.
С 10 июля, девятый день, как мы отходим с упорными боями.
Несмотря на усталость, красноармейцы с большим рвением ухаживали за конями,
проверяли оружие, артиллерийские упряжки.
В районе Калама недолго пришлось быть. 1-й дивизион получил приказ срочно прибыть
в р-н ст. Перттинохья. В течение короткой ночи дивизион передислоцировался из
р-на Калама в район Перттинохья.
18 июля к раннему утру дивизион вышел к исходному положению.
Этот день. — вспоминает Литвинов, — будет долго памятен в моей жизни. Утром
противник начал подтягивать силы. Я и лейтенант Афонин, находясь на НП, пристреляли
перекресток дорог, с помощью секундомера и стереотрубы определили точные установки
стрельбы.
Замаскированные, наши батареи посылали финнам снаряд за снарядом. Чётко работали
огневые расчеты.
В течение дня мы уничтожили 19 автомашин с грузами и живой силой противника.
К исходу дня противник прекратил движение.
Ночь с 18 на 19 воля показалась очень короткой. Спать почти не пришлось. Чуть
забрезжил утренний рассвет, закипела работа.
Часов в пять утра грянули первые выстрелы. Это наши пулеметчики нащупали впереди
движение противника.
Утром, 19 июля, туман заволакивал все огневые рубежи и наблюдательные пункты
противника. Видимость была плохая.
К 9 часам туман начал рассеиваться.
Финская артиллерия обрушилась на наши огневые рубежи. Снаряды ложились неподалеку
от орудий.
Пришлось быстро обойти все огневые позиции, довести обстановку на фронте до
каждого бойца и командира, указать им на необходимость тщательной маскировки.
Противник перешел в наступление по всему участку 168 сд.
Отход стрелкового батальона решило быстро вывести на прямую наводку 12 орудий.
Бой артиллерии был в полном разгаре. Грохот снарядов, треск пулеметов уже не
занимает бойцов и командиров.
Через некоторое время финская артиллерия нащупала нас. Снаряды начинают ложиться
в районе наших батарей. Командиры взводов быстро меняют огневые позиции, сбивают
финнов с толку.
За день боев 19 июля мы имели потери: были убиты — командир дивизиона С.Виноградов,
зам.ком.полка по стр.части Денисов и ком. взвода Юшков; пропали без вести —
адъютант командира полка Зайцев и лейтенант Плюск\н/ин; был ранен мл.л-т
Фролов.
Утром, 20 июля, был дан приказ 1-му дивизиону срочно
отойти к населенному пункту Сирирютья. С боями отошли на новые рубежи 2-й и
3-й дивизионы.
Эти дивизионы заняли боевые порядки в районе населенного пункта Фиксиля.
Бои в последующие дни не прекращались. Гремела артиллерия, строчили пулеметы.
В упорных боях стрелковые части редели.
На помощь им стали выделять группы воинов из резерва артиллеристов. Нам, артиллеристам,
пришлось воевать с финнами не только пушками, но и штыками.
Автору этих строк дважды пришлось ходить в атаку на финских вояков, помогать
нашей пехоте удерживать важный перекресток шоссейных дорог северо-западнее г.Сортавала.
Это произошло так: Вечером, накануне мне сообщили, что завтра пойдете на помощь
пехоте. Утром, по росе, построили нас 20 человек. Представитель из штаба полка,
худощавый человек, со знаками отличия прямоугольник на петлицах, обошел весь
строй группы, попрощался с каждым воином. Бойцы получили из НЗ новейшие винтовки,
взамен поношенных, набрали патронов сколько кому хотелось, взял каждый по две
ручных гранаты и по одной противотанковой.
Вместо шинелей взяли плащпалатки. Хозяйственники выдали на трое суток сухой
паек.
Меня назначили командиром оборонительной группы, в это время на петлицах я носил
знаки отличия три треугольника.
Знали все, что предстоят тяжелые испытания. Но думали ли мы, вглядываясь в эти
минуты в лица рядом стоящим бойцам, что назад из двадцати вернутся только два?
Дав клятвенное слово представителю полка — капитану, что придем с победой, мы
отправились в путь. День стоял погожий.
Пройдя несколько километров, на крутом повороте, встретили подбитую машину,
в обочине лежал убитый шофер, а машина груженая продуктами была объята пламенем.
Горели ящики, из них выливались струи растопленного сливочного масла. Мы хотели
растащить горящие ящики и тем самым покончить с пожаром и сохранить автомашину.
Нам этого не удалось. Нас обстреляли финские автоматчики. По направлению стрельбы
было определено место нахождения автоматчиков. Мы занялись прочесыванием местности,
где предполагалось место автоматчиков. Пока прочесывали местность, время прошло
много. Солнце было почти на заходе.
Я решил с группой вернуться к горящей машине. Прибыли к машине, но от машины
уже остался один остов и догоравшая лужа расплавленного масла,
Здесь на крутом повороте, на высоком скате, мы остановились переночевать и заняли
временную оборону. Причем назначил четырех бойцов попеременно нести дозорную
службу.
В середине ночи один меня разбудил и говорит шопотом: Товарищ командир, слышен
вот на этой тропке треск. Я не стал всех поднимать, подумал, что справимся втроем.
Два дозорных и я. Треск все становился резче и резче. Наконец на тропинке стали
заметны два силуэта теней. Треск становился то слышен, то не слышен. Какая то
осторожность. Потом совсем оказались перед нами заметными две фигуры людей.
Мы дали залп из трех винтовок.
Никто из наших не шевельнулся. Стало тихо, даже жутко.
Я приказал разбудить еще двоих дозорных. Двух дозорных направил к трупам, с
двумя — остался на месте.
Через несколько минут ко мне приносят оружие и кучу патронов.
Утром рассмотрев трупы финнов и отбросив их с тропки, мы пошли отдать дань погибшему
шоферу. Но тут увидели страшную картину. Если первоначально шофер убитый лежал
как убитый, то теперь уже на обочине он лежит истерзанный, с разможженной головой,
с выколотыми глазами, с распоротым животом, приколотый через грудь к земле штыком
русской винтовки.
Мы похоронили шофера-воина на крутом повороте на том скате, где ночевали.
Сердца бойцов не вмещали ненависти и ярости к жуткой картине. Некоторые предлагали
поиздеваться над финскими трупами: распять на деревьях, сжечь и т.д. Этого сделать
я не дал.
Я отдал приказ идти вперед, на выполнение поставленной задачи.
На второй день, в 10-м часу, мы прибыли в назначенный район, к перекрестку шоссейных
дорог. При подходе нас встретил пехотный командир, он нас ожидал еще вчера.
Я доложил, что задержались вот по таким-то причинам.
Он изложил нам обстановку.
— Что противник занял важный перекресток дорог и окопался. Недалеко от перекрестка
находится склад с продовольствием и с разным военным имуществом. Будем удерживать
склад до тех пор, пока не вывезут основной запас.
Три дня обороняли склад. Финны напирали. Мы отбивались. Мы дважды, под руководством
пехотного командира, ходили в контратаки, не все наши атаки были бесполезны.
Мы потеряли большое количество людей. Из моей группы осталось 4 человека: я,
боец Терехов и еще двое — имен их не помню. Потом из моей группы еще двое погибло,
нас осталось двое.
К исходу третьего дня основное продовольствие склада было вывезено.
Сюда прибыла рота пехотинцев. Остатки склада по приказанию пехотного командира
были нами подожжены. Меня с Тереховым отпустили в свою часть.
Следуя в дивизион по пыльной дороге, превозмогая палящие лучи утреннего солнца,
на повороте нас остановили с возгласом — Стой! Руки вверх! Сложить оружие!
Я и Терехов с радостью сложили оружие, чтобы облегчить себя. Я подхожу с поднятыми
руками к знакомой мне личности. Это оказался тот капитан, который давал напутствие
нам на выполнение боевой задачи для помощи пехоте. С ним был, как выяснилось
впоследствии, комсорг полка Петр Васильевич Манаенков.
После некоторых разговоров с ними в скором, вдвоем, прибыли мы в дивизион. Я
доложил обо всем командиру дивизиона Сергею Федоровичу Лобареву, Он очень сожалел,
что не все вернулись, обратно боевые воины-артиллеристы. Здесь же, после краткой
речи Лобарева, все присутствующие почтили память погибших минутой молчания.
В 3-й декаде июля противник беспрерывно просачивался в наши боевые порядки,
перерезал связь командных пунктов с ОП. Окружал НП, КП, ОП.
Нам, артиллеристам, часто приходилось занимать круговую оборону, вести ожесточенные
кровопролитные бои.
Ежедневно приходилось менять боевые порядки, переезжать с одного места на другое,
выходили из тяжелых положений и не думали сдаваться.
Об одном выходе из окружения стоило-бы рассказать подетальнее.
Автор этих строк, участник выхода из окружения, вспоминает боязнь окружения
в начало войны: легче всего пасть духом в кольце у врагов. Но наши воины пробивались
из окружения. И этому делу хочу отдать дань за умелый выход из окружения капитану
Сергею Федоровичу Лобареву.
В начале августа 1941 года, КП дивизиона оказалось отрезанным. К вечеру противник
плотным с трех сторон полукольцом зажал нас в сарае-коровнике. Выход один —
через крышу сарая в тыловую сторону противника.
Здесь у стены сарая захоронили красноармейца Ткаченко, который прожил после
тяжелого ранения 3-4 часа.
Лобарев вытащил карту, в верхнем левом углу её он нарисовал маленький красный
флаг — "Финиш". Маршрут шел наискось через всю карту. Лес и болото.
Но на этом маршруте перед нами противник, он зажал нас, гонит к себе в тыл.
Другого пути нет, первоначально в тыл противника, потом поворот на 180° и к
своим.
— Всю ночь протащимся... — задумчиво сказал Лобарев.
— Да, — согласились все, — не меньше.
Лобарев бережно свернул карту, спрятал в планшет.
— Проверьте оружие, — сказал негромко Лобарев. — За мной, вперед! — Чуть-чуть
громче повторил командир дивизиона.
Все устремились за ним, прыгая с 5-ти метровой высоты сарая. Свист пуль, выхлопы
ракетниц, потом разрывы мин, воздух наполнился сплошной трескотней.
Преодолеваем 100-метровую площадку луга. Схода, с большим трудом поднимаемся
и карабкаемся на каменистые-лесистые гребни высот.
На склоне гребня уже слышен стон раненых; оглядываемся, ползет тяжело раненый
лейтенант, еще ранен красноармеец по национальности казах, казах идет хорошо.
По склону хлещет град пуль и мин. Берем лейтенанта, он на ногах не держится.
Несем на руках.
Входим в лес, шум оружейной трескотни притих, стали слышны временами короткие
очереди не более двух автоматчиков. Они нам надоели. Мы даем залп в сторону
автоматчиков.
Стало тихо и спокойно. Небольшой отдых. Идет проверка личного состава группы.
Все в сборе, но среди нас: один тяжелораненый, второй пока неизвестно как ранен.
Этот боец сказал: — Идти за вами успею. Несмотря на то, что в боку от пули дырка.
Снимаем нательные рубанки, перевязываем раненых. Казаху затыкаем папоротником
дырку в боку. Лейтенанту делаем носилки:
к двум палкам прикрепляем плащпалатку, в голову кладем подушку из желто-зеленого
мха.
Лейтенанта уложили на носилки на спину. Около него сел небольшого роста воин
и отгонял веточкой комаров. Они упрямо лезли не только на вспотевшие тела воинов,
но и к раненому.
Он лежал на носилках. Просил: "Пристрелите! Оставьте! Заройте! Сообщите!"
Он боялся не за себя — за бойцов. Ведь далеко придется тащить по неизведанным,
непролазным тропам.
Когда застонал раненый от боли, к нему подошел Лобарев. Присел на корточки возле
раненого, сказал: — Боевой друг... Ты только не поворачивайся. Удобно так, и
лежи. Сегодня ночью мы тебя вынесем; лежи, держись за палки. Победа будет за
нами. В путь, товарищи! — воскликнул Лобарев.
Менялись смены через 30 минут. Шагали мы где по лесным тропинкам, где по неизведанным
местам. Шли нога в ногу, шаг в шаг.
На третьей смене, при тусклом огоньке спички, съориентировав карту по компасу,
развернулись на 180°. Теперь взяли курс к своим. По прямой 15 км. А впереди?
Впереди нас ждет — преодолеть два рубежа. Знаем твердо, что сплошного фронта
нет. Есть рубежи, только на выгодных направлениях.
Время — середина ночи. Нужно спешить — ведь в третьем часу ночи начинает светать,
до рассвета надо быть на рубеже своих подразделений. Спешим.
Густые леса сменялись редкими, редкие — густыми. Вот, вот должна скоро быть
дорога. Самое тяжелое и самое большое испытание — "форсировать дорогу".
На словах это так просто. И на карте просто.
Этот участок наверняка мог быть охраняться обеими сторонами. Слева нашими, справа
полукольцом по высоткам противником.
Остановились перед прыжком. Командир дивизиона шопотом: Только за мной. Теперь
раненого нести без носилок. По очереди, на спине, с пересадкой с одного на другого.
Распределились: четырем поочередно нести раненого, остальным отстреливаться.
Первому нести раненого доверили мне.
— Приготовиться, — прошептал Лобарев. Все ринулись за ним. Первым за Лобаревым
с раненым шел я.
— Вперед! — сильнее прошептал Лобарев. Он вскочил и кинулся на дорогу. И тут
случилось нечто неслыханное, нечто совершенно невероятное. Открылась перестрелка
первоначально справа, потом слева. Ночная перестрелка слилась в сплошную трескотню.
Слышен свист пуль. В это мгновение разучившийся даже переворачиваться лейтенант,
которого несли на носилках и на спине, вскочил и побежал. Больно, нечеловечески
больно было даже смотреть на этот страшный бег. А лейтенант бежал, собрав последние
силы. Я мчался сзади, чтобы подхватить его в случае чего, не дать ему упасть.
За нами бежали и другие, но бежали не все. В этой перестрелке часть товарищей
попали в переполох и неизвестно куда они исчезли.
Так мы проскочили дорогу и спустились в низину. Сделав еще несколько шагов,
лейтенант ничком упал на покрывшуюся росой траву. Я и сзади идущий за мной товарищ
взвалил лейтенанта мне на спину, быстрым шагом пошли по низине.
Отчаянная беспорядочная стрельба продолжалась. Слышался: справа непонятный крик,
а слева отчетливо — русский. Значит — попали между двух огней.
Лобарев подает команду — по порядку рассчитайсь! Первым назвал себя, вторым
я, третий на спине, четвертый, пятый... восьмой. На восьмом счет прервался.
Нас долго еще сопровождал оружейный треск. По мере удаления от дороги этот шум
постепенно распылялся в низине. Наконец перешли низину и добрались до леса,
выпрямились, расположились передохнуть.
Начало светать. Решили переждать 10-15 минут. Ни шороха. Тишина, Лобарев ориентирует
карту. Находим место стояния. Шагнули здорово — вышли из окружения. Да, из окружения
вышли, но половины товарищей нет.
Командир дивизиона объявляет мне благодарность за то, что я с раненым на спине
преодолел низину, почти в километр и при первой возможности обещал оформить
материал к представлению хорошей правительственной награде.
А на кого я был похож. Спина и весь зад были в крови от раненого. Разопревшая
спина зудила от испаряющейся крови.
Пока мы сидели и определяли дальнейший маршрут, солнце уже стало всходить, а
лейтенант в это время заснул неспокойным сном тяжело больного. Бормотал что-то,
иногда шевелился и глухо стонал. Очередная смена перевязки оказалась на редкость
мучительной. Лейтенант разбередил раны, снова хлынула кровь, порванные нательные
рубашки, заменявшие бинты, слиплись в кровавый мокрый ком.
Рвем оставшиеся рубашки, меняем перевязку.
У казаха меняем в боку папоротниковую пробку (папоротник — это целебная по старым
предсказаниям трава от всевозможных ран).
Приготовление кончилось. Лейтенанта укладываем на те же плащпалатковые носилки.
Весь дальнейший путь лейтенант бессильным кулем лежал на носилках. Мы шли в
полный рост, не сгибаясь, не прячась.
Трижды пересекли лесные завалы, оставшиеся еще от финской войны. Тяжело их было
переходить, так как они превратились в колючих ежей.
Прошло еще 3 часа мучительного пути. Появилась маленькая речушка. О! Это большое
счастье. Солнце уже стало припекать. Надо попить, помыть усталые лица. А мне
особенно было нужно промыть гимнастерку и шаровары. Так как засыхающая кровь
на одежде сильно раздражала кожу тела. Освежились как положено.
По карте уже намечался просвет нашего пути. Вот-вот должна быть сейчас шоссейная
дорога, которую еще удерживают наши части.
Идем по глухому заболоченному лесу. Вдруг где-то впереди послышался громкий
разговор. Прислушиваемся — русский. Пока прислушивались разговор вскоре перестал
быть слышен. Идем вперед. Слышим шум машины, но шум машины быстро исчез.
Мы вышли на дорогу. Увидели, что столб пыли, оставшийся, а за ним группа воинов
последовали по дороге вправо. Определили, что противник справа, мы отходим налево.
Через минуту показалась санитарная машина, переполненная ранеными. Определить
своих раненых на эту машину не удалось. Шофер и санитар данной машины сказали:
— что оставьте здесь на дороге раненых товарищей, мы через 1-1.5 часа вернемся,
заберем раненых и отвезем в санбат.
Так и порешили: оставляем казаха с лейтенантом на обочине дороги, прощаемся
с ними, уходим шесть человек к передовой. Идти далеко не пришлось. Как видим,
появились клубы пыли. Это уже отходил наш полк на новые огневые рубежи.
По дороге, взад-вперед, расхаживал выше среднего роста, хорошей упитанности,
с засученными рукавами гимнастерки выше локтей, комиссар полка. У нас он ничего
не спросил и доклада из нас никто ему не делал.
Мы пришли в свой дивизион. Нас сочувственно разглядывали, изможденных, в мокрой
от пота грязной одежде, с глазами, красными от бессонницы. Но и встречающие
нас товарищи не лучше выглядели. Этот путь, этот день, когда с ранеными товарищами
мы пришли к своим, каждый считал одним из самых счастливых и памятных в жизни.
С достоинством выходили из окружения группы воинов взвода управления 1-го и
3-го дивизионов в районах населенных пунктов Латвасюрья и Кульяка.
С ожесточенными боями шла переброска орудий дивизионов через реку у населенного
пункта Сирирютья, на переправе шерстяной фабрики.
Вскоре после форсирования реки мост переправы был взорван. Финны наступали по
пятам. Здесь при отражении атак финнов в ночь с 7 на 8 августа геройски погибли
из 2-го дивизиона лейтенант Тарабара, сержант Подольный. С честью выполнил боевую
задачу сержант Брылин П.И., блуждая всю ночь на двухколке по лесисто-пересеченной
местности, Павел Илларионович доставил срочное донесение в дивизион от командира
5-й батареи и ценное военное имущество.
В эту ночь, финнами был отрезан КП 1-го дивизиона, Литвинову А.Н., с группой
воинов взвода управления дивизиона пришлось пробиваться по лесным болотам 10
километров от Сирирютья до Кульяка. Группа Литвинова вышла к своим и вынесла
тяжелораненого лейтенанта Афонина, который имел сквозное ранение в челюсть с
повреждением нерва.
В этом районе погиб мучительной смертью командир отделения разведки 1-й батареи
Гертик. Он нес завтрак. Финны схватили его, затащили в сарай, линчевали (отрезали
половые органы), он умер. Тяжело раненого Афонина принесли и сдали в медпункт
стрелкового полка.
В районе Кульяка начальником штаба дивизиона стал Саша Сапрыкин; до этого он
был нач.разведки дивизиона.
К 12 августа противник овладел опорными пунктами Сортавалой и Лахденпохья. В
этих местах он вышел к Ладожскому озеру, наша дивизия оказалась отрезанной от
других соединений. Бои приняли ожесточенный характер.
На изрытой земле остаются тела погибших. Стонут раненые, они ползут оставляя
на траве кровяные следы.
Положение на общем фронте с каждым днем ухудшалось. Немецкие войска рвались
к Москве. Они уже были на Смоленщине и 27 июля захватили вторично областной
город моей родины — Смоленск.
Финская армия шла на Петрозаводск. Южнее, с Карельского перешейка враг наносил
удар на Ленинград. Сюда же рвались гитлеровские дивизии, наступавшие через Прибалтику.
А мы продолжали сопротивляться на берегу Ладожского озера в районе полуострова
Рауталахти.
Здесь отважным оказался Саша Сапрыкин, он всегда докладывал Афанасию Наумовичу
Литвинову — Мы финнов окружили, мы в середине, финны вокруг нас. Во время ночного
небольшого отдыха финнам удалось снять часового — санинструктора 9-й батареи.
Финны забрались под трактора, откуда их прибилось выбивать спаренными зенитными
пулеметами - установками. Финны были выбиты; в этом бою был убит политрук 9-й
батареи Булашов.
В ночь на 16 августа наш полк стал \начал/ пробиваться по лесным заросшим
старым дорогам, таща за собой на лошадях и тракторах орудия, повозки.
Сначала мы ехали по хорошей проселочной дороге. Но через полчаса, обходя хутора,
где находились заслоны противника, свернули вправо на дорогу, настолько узкую,
что колеса орудий (системы Шнейдера) с деревянными ободами сползали на целину,
ломая попадавшиеся на пути кусты и деревья. Дорога оказалась сплошь заваленной
валунами, заросшими мхом. Наезжая на них, орудия подпрыгивали. Временами сваливались,
колонна останавливалась.
Особенно мучали автомашины ЗИС-3, оборудованные под фургоны и спаренные зенитные
пулеметы-установки.
К сваленным орудиям и буксовавшим машинам на лесной сырой дороге бежали бойцы
и худощавый высокого роста майор, через несколько минут орудия и автомашины
снова были в строю. Часто мы сворачивали с дороги, шли целиной. Однако болота
и лес снова заставляли нас возвращаться на узкую с частыми поворотами и подъемами
лесную заросшую дорогу.
Так мы двигались сутки. По карте мы отыскали место нашего нахождения. До выхода
к бухте оставалось еще 6-7 км. Командование полка решило перед выходом к бухте
еще раз проверить готовность боевой техники и людей.
Деревянные колеса орудий и передков зарядных ящиков, окованных стальными шинами
(обручами), выдержавшие долгий поединок с дорожными валунами, блестели, как
лезвие ножа, отточенного на точиле.
Путь, оставшийся до бухты, оказался не менее трудным. Мы растаскивали камни,
рубили и валили деревья, делали проходы через болота. После часового отдыха
тронулись в путь. Шли узкой дорогой. Справа и слева у дороги высокой стеной
стоял лес. Где-то впереди гулко ухали тяжелые взрывы. Позже мы узнали, что противник
обстреливал ту бухту, к которой мы должны выйти. Наших стрелковых подразделений
впереди не было. Вперед была направлена группа бойцов для разведки местности.
Дорога спускалась в лог. Место опасное. Здесь могли быть вражеские засады. Командир,
руководивший переходом, передал по колонне: — Всем быть на чеку! И действительно,
впереди ехавшие открыли ружейный огонь. Лихорадочная перестрелка охватила всю
колонну. Вражеские автоматчики, замаскировавшись среди деревьев, встретили нас
огнем. Здесь из ряда орудий было произведено несколько выстрелов прямой наводкой.
Трескотня вражеских автоматчиков прекратилась.
Выделенному ариергарду было приказано выслеживать и уничтожать вражеских "кукушек"
как в голове колонны, так и в конце колонны.
Артиллерийская колонна продолжала путь. Лошади, везущие орудия, повозки и зарядные
ящики с боеприпасами, тяжело и часто дышат, фыркают, храпят. Они покрылись белыми
хлопьями пены. Животные совсем выбились из сил. Нам приходится тащить орудия,
зарядные ящики и повозки чуть ли не на своих руках.
18 августа в лесной глуши останавливаемся на дневку. В лагере тихо. В скором
времени узнаем, что в 2-х километрах от нас — Ладожское озеро. Там уже полным
ходом в бухте идет погрузка частей дивизии. До нас доходит прохлада Ладоги.
Готовится обед. Командование полка дало указание, что накормить людей сейчас
самое важное.
Через полчаса уже трещат дрова в походные кухнях. Сизый дымок из ряда кухонь
тянется кверху. В кипящих котлах варится мясо. Повара, вооружившись мешалками,
с засученными рукавами — стоят у котлов. По вот мясо готово: вытаскивают мясо
и режут на куски. В одни котлы засыпают сушеную картошку с добавкой вермишели,
в другие — пшенку, в третьих заваривают чай. Обед готов. Первое, второе и третье.
Объявляется обед. Раздается бойцам пища. Все пообедали. Когда дневка кончилась,
вновь направились в путь. Но отдохнувшие и сытно наевшиеся люди идут теперь
быстрее.
Редеет лес. Виден просвет озера. Мы входим в небольшую долину меж двух косогоров,
в бухте кипит напряженная работа. Части грузятся на баржи. Бойцы пожимали друг
другу руки. Иные обнимались. Но радость наша оказалась недолгой. Мы узнали горькие
вести. Наша 168-я стрелковая дивизия действует разрозненными подразделениями
и несет потери как в людях, так и в технике. Финны зажав с трех сторон дивизию
теснили ее к Ладожскому озеру.
Полным ходом началась эвакуация подразделений и частей дивизии.
Финны обнаружили место погрузки. Они вели интенсивный минометный и артиллерийский
огонь по бухте. Были пойманы финн и финка с рацией, которые корректировали находясь
на высоте огонь. Из-за массированных арт.налетов погрузка прерывалась.
Во второй половине дня наступил тяжелый момент. Литвинова А.Н. вызвал командир
полка Кукин и приказал срочно выделить одну батарею, которую снабдить в достаточном
количестве боеприпасами и перебросить на ближайший остров, для прикрытия эвакуации.
Никто из нас тогда не думал, что батарея вернется в полк.
А.Н.Литвинов собрал командиров батарей и политруков и выявил желающих. Первый
попросился командир 2-й батареи л-т Степушкин и политрук Вохлаков.
2-я батарея была погружена на баржу и ночью переправлена на ближайший остров
Ладожского озера. На острове батарея приняла боевой порядок и по радио начала
вести огонь по ближним высотам.
На рассвете началась погрузка боевой техники, тягловой и живой силы батарей,
дивизионов. Нагрузив баржу боеприпасами, машинами, вооружением, противник открыл
огонь. Прямым попаданием снаряда на барже возник пожар. Здесь был ранен командир
батареи Гучек. Его сняли с баржи. Баржу быстро прицепили к катеру и отвели в
озеро на 300 метров. Баржа горела, на ней возникли сплошные взрывы, потом она
пошла ко дну. Погрузка очередной баржи производилась по мере отправки груженой,
чтобы избежать лишних потерь.
Во второй половине дня была закончена погрузка последней баржи, предназначенной
для нашего полка. На этой барже в основном был личный состав. Перед отправкой
баржи на остров Валаам, последовало распоряжение — выделить красноармейцев и
сержантов для прикрытия отхода пехотных полков. Не помнится — вспоминает Литвинов
А.Н. — какое количество выделили воинов, но помнится, что в группу прикрытия
был направлен замполитрука 3-й батареи Бойко, который должен проводить политическую
работу. Впоследствии выяснилось, что в группе прикрытия были из 2-го дивизиона
комсорг взвода управления д-на Лыков и автор этих строк.
Прощаясь с дорогими товарищами, нас направили в группы выделенных из стрелковых
полков и дали название — батальон \рота/ прикрытия. Таким образом из
нашего полка в группе прикрытия остались: батарея Степушкина на острове и группа
коммуниста Бойко на полуострове Рауталахти.
На этом полуострове (Рауталахти) во время погрузки на баржи было сделано перемещение
в должностях: Литвинова А.Н. назначили помощником начальника штаба по кадрам;
по просьбе Афанасия Наумовича — начальником штаба 1-го дивизиона был назначен
Сапрыкин, он оказался очень способным и грамотным командиром; командиром 1-го
дивизиона был назначен капитан Сергей Новожилов, участник боев в районе реки
ХалхинГол, кавалер ордена боевого Красного знамени.
Под интенсивным огнем противника, под прикрытием дымовой завесы, последние подразделения
полка вечером, 19-го августа, прибыли благополучно на остров Валаам.
Но думы раздирают сердца нашего командования, вернутся ли боевые товарищи, оставленные
на прикрытии?
Начальник штаба 412 ГАП поручил Литвинову А.Н. составить списки на убитых, раненых
и пропавших без вести. Афанасий Наумович знал хорошо сержантский состав, поскольку
в прошлую зиму он был помначальника полковой школы. Были подготовлены извещения
правильно, но отправлять их временно воздержались, Ждали известий от батареи
Степушкина и группы коммуниста Бойко.
Спустя два дня пребывания на острове, на заходе солнца Литвинов А.Н. выдел на
пристань посмотреть в бинокль. Он увидел, что движется катер и тащит за собой
баржу. На барже видны орудия и трактора.
Быстро побежал Литвинов к командиру полка, доложил ему. Они быстро пришли на
пристань, пригласив с собой начштаба 1-го дивизиона А. Сапрыкина. Подходит катер
с баржей к пристани, причаливается, с баржи соскочил командир 2-й батареи Степушкин,
доложил командиру полка: — личный состав, орудия и трактора привез полностью,
за исключением одного прицепа, прицеп с зарядным ящиком был опущен в воду берега,
по которому грузили боевую технику.
Радости не было конца. Командир полка поздоровался с отважным командиром батареи,
обнял и поцеловал его.
Сказал: Молодцы артиллеристы!
В этот же день был доставлен, но на другом катере коммунист Бойко.
Моряки его подобрали в Ладожском озере в одних трусах\ом нат. белье/.
Он не опозорил чести 412 ГАП и чести коммуниста, в пилотке сберег свой партийный
билет.
Оставалась неизвестной судьба еще нескольких товарищей, но их судьбу хранит
в тайне полуостров Раута-Лахти. Правда, двое из них — Лыков и автор этих строк
были доставлены на о.Валаам, утром 22 августа, моряки их сняли с крохотного
островка у полуострова Раута-Лахти.
О том, как очутились я и Лыков на крохотном островке ниже повествую свой рассказ.
Вечером, 18 августа, когда полк прибыл в бухту погрузки, из каждого дивизиона,
помимо всех участников в погрузке, была создана рабочая команда для погрузки
снаряжения вспомогательных служб, что делалось всегда при переездах. В этой
рабочей команде из 2-го дивизиона было 15 человек, по такому же количеству людей
было и от других дивизионов.
Старшим от 2-го дивизиона по группе рабочей команды, капитан Лобарев назначил
меня. В рабочей команде был комсорг взвода управления дивизиона, вычислитель
моего отделения Лыков.
По назначению меня старшим по группе рабочей команды, свои обязанности командира
отделения я поручил Павлу Илларионовичу Брылину. В моем отделении тогда оставались
красноармейцы Пчелкин, Кипман, Сальманов, Орлов, Кричун, Батура.
Во второй половине дня, 19 августа, как только была закончена погрузка последней
баржи, где в основном находились: личный состав, мелкое снаряжение и продовольствие,
поступило распоряжение — выделить людей в батальон \роту/ прикрытия.
На берегу стояли пехотные командиры. Представитель от командования полка, звание
и личность его не запомнилась, быстро стал отсчитывать пятерки воинов. Эти пятерки
воинов быстро сходили с баржи, уходили и растворялись в вечерней темноте.
Отсчитав четвертую пятерку воинов, в которой был я и красноармеец Лыков; мы
помахали руками отплывающим. Нас повели на гребни берега ладожского озера от
бухты в правую сторону. Примерно в пятистах метрах от берега, на высотках, заняли
оборону.
Остальных пятерок наших воинов я больше не видел. Впоследствии выяснилось, что
все наши отобранные пятерки также были определены по стрелковым подразделениям
и заняли на таком же расстоянии от берега оборону. На нашем участке, на правом
крыле, оказалось около 30 человек.
Небольшая долина меж двух косогоров и бухта погрузки, была охвачена полукольцом
батальоном \ротой/ прикрытия,
После отправки артиллеристов, началась погрузка стрелковых полков.
Если входить с озера в бухту, то я с Лыковым находились справа.
Нам посчастливилось, пробыв сутки в обороне прикрытия, тревог особенных не было.
В ночь, на 21 августа, всем нам объявили, что после отправки последнего транспорта,
завтра утром, в 6 часов, открыть из всех видов оружия массированный огонь по
видимым и невидимым целям противника; после 60-минутного огня, сняться с позиций,
быстро прибыть в бухту, где должны быть катера, погрузиться и отплыть на о.Валаам.
Наступило утро. В 6-м часу погрузка на баржи была закончена. Отплыл последний
транспорт. В этот момент мы открыли массированный огонь по противнику. После
60-ти минут все ринулись в бухту. Но здесь получилось что-то невиданное и неслыханное.
Противник открыл ураганный артиллерийский и минометный огонь, строчили пулеметы
и автоматы. Люди находящиеся в долине и в бухте метались из стороны в сторону,
падали, не понимали, что к чему. Откуда всё взялось. Бухта погрузки — превратилась
в бухту смерти. Воины поднимались на косогоры долины, но оттуда пятились обратно.
Появились возгласы: — Умираем, но не сдаемся. Прощай Родина!
Этот ураганный огонь, с некоторыми паузами, продолжался до позднего вечера.
Оставалась горстка воинов из батальона \роты/ прикрытия. Они не в силах
стали больше сопротивляться, к тому же были исчерпаны все боеприпасы.
Кто-то крикнул, — По берегу озера, в обе стороны. Вперед!
Так, по берегу, в обе стороны, мелкими группами по 2-4 человека, вырывались
из пекла дыма и огня отважные воины.
Группа 3 человека, в которой был я, Лыков и еще один воин, пробежав по берегу
примерно около 2 км сняли сапоги, нательное белье, гимнастерки и шаровары,
\нат. белье/ свернули в плотные свертки, привязали ремнями к спине, бросились
вплавь по Ладожскому озеру.
Я и Лыков добрались до крохотного островка, третий товарищ утонул в Ладоге.
На крохотном островке, суши было 100-150 квадратных метров, \мало
суши/ несколько камней валунов. Мы развернули свертки, одели шаровары и гимнастерки.
Плотность свертков спасли наши комсомольские билеты и другие карманные документы
от промокания.
Пробыли мы на островке всю ночь. Всплески волн Ладоги до костей нас промочили.
Мы сильно окоченели. Всю ночь из бухты смерти до нас доносились стоны раненых.
Раненые просили: — не терзайте, не казните. \Боевые друзья! Отомстите
за нас, .../
Потом эти стоны постепенно затихали и к рассвету совсем затихли.
Утром, 22 августа послышался рокот мотора. Из-за утреннего тумана увидеть, что
движется, сразу не удалось. Через некоторое время, мы слышим русский возглас
— подвернем сюда.
Мы крикнули в два голоса: — Спасите!
Нас взяли на борт катера моряки Ладоги. Потом они подходили к другим мелким
островкам, но тут начался обстрел, катер взял курс на \о./ Валаам. Так я и Лыков
прибыли в свой родной дивизион. Нас окружили воины из отделения. Обнимали, целовали.
В скором я был у командира дивизиона на приеме. Первоначально он на меня осупился,
зачем я туда попал, но после краткого моего доклада Лобарев обнял и расцеловал
меня. Сказал — герой!
Не дожил до Победы Лыков, с которым вместе находились на маленьком крохотном
островке, — на островке Смерти.
Он был убит в бою на Псковщине. Вечная слава комсомольцу-воину Лыкову!
До 25 августа на о.Валаам приводили себя в порядок, проверяли боевую технику
и снаряжение. Смотрели кино и концерты, любовались природой острова.
26 августа покидаем остров Валаам, берем курс на Шлиссельбург. Оставляя 27 августа
Шлиссельбург-Петрокрепость, старейшую русскую крепость у истока реки Невы, построенной
на о. Орешек новгородцами в 1328 г. для защиты водного пути в Балтийское море,
мы простились с Ладожским озером. Его чистые воды прозрачны, как слеза.
Могучее озеро — ни один водоем в Европе не может сравниться с Ладогой по размерам:
200 километров в длину, 130 — в ширину. Шестьдесят рек, больших и малых, несут
в нее свои воды.
Не одна капля крови наших воинов растворилась в прозрачных водах Ладоги
Мы простились с Ладогой, но не навсегда.
Предыдущий текст — Следующий текст