<...>

2

Осенью 1941 года в Ленинграде был создан 12-й учебный танковый полк. Командовать им назначили майора Житнева. Сюда же направили группу офицеров бывшего 2-го танкового полка.
Так после трудных боев севернее и южнее Ленинграда я оказался в самом городе.
Ленинград уже был городом-фронтом, осажденной крепостью. 12-й учебный танковый полк дислоцировался в Лесном, занимая здания Политехнического института и 111-й школы.
<...> [81]

<...>

С весны мы начали большое строительство. Парк стоянки боевых машин обнесли изгородью — соорудили ее из листов кровельного железа, подобранного на пожарищах. У южной стены парка построили баню, ремонтную мастерскую, водомаслогрейку. Поодаль создали учебный танкодром и бомбоубежище. Школу огородили дощатым штакетником, поставили въездные ворота, калитку, проходную будку. В котловане, из которого когда-то брали строительный песок, устроили миниатюр-полигон. Преобразилось внутреннее убранство школы. Стены классов и коридоров мы покрасили и побелили. Вместо чадящих коптилок появились электрические лампочки: мы установили динамомашину, которую вместе с дизелем подобрали на территории одного из эвакуированных заводов. Пустили в ход паровое отопление. В условиях блокадного Ленинграда это была роскошь, о которой другие могли только мечтать.
Так были созданы нормальные условия для подготовки танкистов. Но Житнев смотрел вперед. Он говорил нам:
— Назавтра, как мы уйдем отсюда, в школу придут хозяева этого здания — дети. Мы должны сделать так, чтобы от своих учителей ребята могли узнать, что советские воины, занимавшие эти классы в самые трудные дни ленинградской блокады, не только сберегли школу, но в меру своих сил подготовили ее опять к мирной службе.
Командир полка, запрещавший своим подчиненным обращаться с рапортами о переводе в действующую часть, сам, оказывается, втайне добивался отправки на фронт. Летом 1942 года он уехал под Сталинград и вступил там в командование танковой бригадой.
Под Сталинградом Житнев погиб.
Этот командир был хорошо известен танкистам Ленинградского фронта; он, можно сказать, вошел в биографию целого ряда офицеров, потому и хочется [121] добавить еще несколько слов к тому, что рассказывалось о нем выше.
Кадровый офицер довоенной выучки, Житнев был знатоком танкового дела,, хорошим организатором. Его полк в 1-й Краснознаменной дивизии считался передовым. Здесь танкисты получили такой прочный запас знаний, которого хватило надолго. Недаром многие наши офицеры, начав войну командирами взводов, через два года уже командовали батальонами и даже полками. Житнев принадлежал к тем довоенным кадровым офицерам Советской Армии, которые заложили прочный фундамент для подготовки многих сотен боевых командиров-фронтовиков. Сам же он медленно продвигался по службе, еще медленнее — в звании. Что ж, и это бывало... Под Петрозаводском Житнев воевал в те дни, когда положение на фронте было катастрофическим. Тогда об орденах и званиях мало кто заботился. Под Ленинградом в сентябре 1941 года положение было не лучше... Потом учебный полк, блокада...
Житнев сделал немало. За время войны под его командованием прошли хорошую фронтовую школу многие ленинградские танкисты. Его самого направили под Сталинград, — туда, где были собраны лучшие кадры офицеров-танкистов. Командуя бригадой, он успешно выполнил ряд трудных боевых задач и погиб как труженик-офицер, до конца разделивший с солдатами все трудности и опасности войны.
После перевода Житнева из нашего полка я вновь подавал рапорты о направлении меня в действующую часть. Снова несколько раз отказывали, и только в апреле 1943 года моя просьба была, наконец, удовлетворена.
Подошел присланный за мной броневик. Поехали в сторону Токсово. При ярком апрельском солнце песок и камни на дороге блестели точно россыпи хрусталя. На пригорках уже зеленела молодая трава. Местами виднелись синие и белые цветы подснежников.
За Токсовом броневик свернул вправо и запрыгал на ухабах проселочной дороги. По сторонам теперь потянулись невысокие продолговатые сопки, поросшие ольшаником и сосняком. Справа над лесом клубился синевато-белый дым; в машину врывались запахи горевшей сухой травы. Люди уже готовили поля к пахоте. [122]
Броневик остановился в расположении 220-й танковой бригады. У подножия сопок в нишах стояли танки и колесные машины. Шли занятия.
Новый человек всегда привлекает внимание бойцов. Разумеется, не избежал этого и я. Танкисты видели, что капитан приехал на бригадном броневике, значит, догадывались они, это и есть новый командир батальона.
Я вышел из броневика и отправился к бревенчатому дому, где жил комбриг. Но едва я отошел от машины, как к водителю подбежали танкисты, и нетрудно было догадаться, о чем его спрашивали: "Ну, как новый?"
Дом командира бригады стоял на пригорке посреди кустарника. К дому вела песчаная дорога с отпечатками колес легковой машины. Невдалеке под маскировочными сетями, врытый в землю, стоял комбриговский танк. На левом склоне пригорка в кустах белел купол лагерной палатки, а рядом с нею стоял зеленый фургон — походная квартира командира части.
В светлой, залитой солнцем комнате комбрига на полу чернели тени оконных переплетов, колыхались лапчатые узоры веток сосны, росшей под окном. У правой стены стояла железная койка, рядом стол, на котором разместились телефонный аппарат, радиоприемник, графин с водой, зеркало и букет подснежников в стеклянной банке.
За столом сидел высокий тучный подполковник и читал какие-то бумаги. Это и был командир бригады Виктор Львович Проценко.
Мы знали друг друга еще раньше-он работал начальником штаба нашего учебного полка. С тех пор прошел почти год. Подполковник заметно раздался вширь, пополнел. Лишь, как прежде, живо светились глаза и часто щурились. Я узнал давнишнюю его привычку: слушать,, чуть щурясь и улыбаясь. Если к нему обращался кто-либо из танкистов и был чем-нибудь встревожен, взгляд подполковника говорил: "Ну-ну, рассказывайте, что у вас там стряслось... А страх-то невелик! Вопрос решается вот так..." И подполковник начинал говорить с тем спокойствием и уверенностью, какие свойственны людям, хорошо знающим свое дело и немало испытавшим на своем веку. [123]

<...>

Внизу под портретом можно было прочесть:

МАЙОР К. П. УШАКОВ
В одном из ожесточенных боев лично уничтожил 10 вражеских танков. Подразделению, которым он командует, Военным Советом Ленинградского фронта присвоено его имя.

По условиям военного времени не указывалось ни наименование части, ни то, что имя Ушакова было присвоено подразделению после гибели героя.
Об Ушакове рассказывали не только плакаты. Тогда же, в сорок первом, родилась песня, которую бойцы распевали на мотив "Трех танкистов":

Врага встречая стойко и сурово,
В кровавых битвах видит Ленинград
Своих сынов — танкистов Ушакова;
Они в бою не ведают преград!
Их не сдержать завалам и оврагам,
Их не пугают минные поля.
Земля спешит навстречу красным стягам, —
Ведь это всё — родимая земля!

Константин Павлович Ушаков начал службу офицером еще задолго до Великой Отечественной войны. И танкистам он стал не сразу. До этого был летчиком-наблюдателем, а потом кавалеристом. Человек разностороннего военного дарования, он и в авиации, и в кавалерии, и в танковых войсках сумел проявить высокие боевые качества и организаторский талант.
В конце тридцатых годов за отличную подготовку своего подразделения Ушаков был награжден орденом "Знак Почета".
Зимой 1939/40 года его батальон прославился в боях на Карельском перешейке — под Линтуллой и Киркой Кивенапой; эта часть первой среди танкистов прошла "Линию Маннергейма", громила врага в районе Кямяри и Выборга. Ушакова наградили вторым орденом — орденом Красного Знамени.
С первых дней Великой Отечественной войны 84-й танковый батальон во главе с майором К. П. Ушаковым сражался на фронте под Ленинградом. Он действовал на труднейших участках обороны — под Пушкином и Павловском. Ушаков стал широко известен как мастер [126] танковых атак. Недаром, когда в конце августа сорок первого года появились новые танки "KB" улучшенной конструкции, эти машины вручили Ушакову. Один из танков был изготовлен и специально оборудован для прославленного командира. Эту машину комбату вручили в торжественной обстановке, в присутствии танкостроителей и воинов ряда подразделений.
Назавтра Ушакова вызвали на заседание Военного Совета Ленинградского фронта:
— Вам переданы новейшие советские танки, — сказали комбату. — Помните: Ленинград ждет от вас настоящих боевых дел.
Ушаков заверил, что на его танкистов можно положиться.
И верно, приняв грозные "KB", батальон Ушакова немедленно отправился на поддержку 168-й стрелковой дивизии полковника А. Л. Бондарева, которая в конце августа — начале сентября обороняла Ленинград со стороны Московского шоссе.
Тяжелые бои завязались у Московской Славянки. Натиск противника был настолько велик, что наша пехота не раз была вынуждена сдавать свои позиции. Все средства были использованы, чтобы помочь пехоте.
Ушаков располагал небольшим числом танков, но он сумел создать для противника видимость, что у Московской Славянки действуют, по крайней мере, два-три тяжелых танковых полка. Наряду с этим, даже одним своим батальоном он смог обеспечить непрерывность танковых атак.
Свой батальон он разделил на отдельные группы — по два-три танка. Выходя с южной окраины Московской Славянки, они направлялись по шоссе и наносили удар по Путролово. Каждый раз, когда продвигались танки, в контратаку поднимались и подразделения пехоты. В районе Путролово танки заканчивали атаку и возвращались на заправку. А в это время уже выдвигалась вторая группа машин.
Этот метод бойцы прозвали "ушаковской каруселью".
Около шести дней, не стихая ни на минуту, продолжались танковые контратаки у Московской Славянки. Они потребовали от ушаковцев исключительной выносливости. Но танкисты помогли остановить противника, и этот рубеж стал рубежом прочной обороны Ленинграда. [127]
О смелости ушаковцев говорили в те дни все.
Однажды в 84-й танковый батальон тайно пробралась из-за линии фронта советская патриотка Лидия Быкова. Она сообщила, что в поселок Никольское вошел противник. Фашисты беспечно расположились обедать. Артиллерии у них нет.
— Я могу вас незаметно провести в Никольское, — предложила танкистам Быкова.
В разведку направили взвод младшего лейтенанта Смирнова. Лидия Быкова (после этого она стала воином 84-го батальона) взобралась на танк и повела взвод в Никольское.
Гитлеровцы, ничего не подозревая, продолжали обедать... Смирнов с ходу вкатил в сарай, где расположились фашисты, и "приутюжил" почти всех, кто там находился.
13 сентября 1941 года батальон вел особенно тяжелый бой. Мощные "KB" ворвались в расположение врага и уничтожили десять фашистских танков и до десяти орудий. Сам комбат был контужен и потерял слух, но не покинул своего батальона. Воодушевляемые командиром, ушаковцы продолжали стойко сражаться...
В сборнике очерков о героях 55-й армии, изданном в 1942 году по горячим следам событий, рассказывалось об Ушакове:
"Когда будет написана история героической защиты Ленинграда, особое место в этой истории отведут батальону майора Ушакова. В один из самых грозных для Ленинграда моментов, когда над городом нависла непосредственная угроза вторжения врага, когда немецко-фашистские полчища, захватив Гатчину, Пушкин, Павловск, подходили к самым воротам города, ушаковский батальон помог закрыть своими тяжелыми танками главные дороги, ведущие к Ленинграду".
Ушаков по-отцовски заботился о своих танкистах.
В дни войны рассказывали такой эпизод.
Новый, только что прибывший в батальон повар принес Ушакову щи. Комбат обратил внимание — щи жирные: слой сала чуть ли не в палец толщиной. На второе повар подал жареную курицу с разными приправами и специями.
— Молодец! — похвалил Ушаков. — Видать, вы настоящий мастер-кулинар. [128]
— Стараюсь, — смущенно ответил повар.
Но комбат уловил нотку угодничества, и появилось сомнение:
— Всем сегодня такой обед? — строго и настороженно спросил Ушаков.
Повар, всё еще заискивая, ответил:
— В батальоне только один комбат...
Тут-то и разыгралась буря! Дело кончилось тем, что повару пришлось проситься в другую часть.
— Чтоб ноги твоей здесь больше не было! — вскипел Ушаков.
Он вызвал начпрода и предупредил:
— Если приведешь еще такого "угодника" — выгоню и тебя. Ясно? Тот, кто выслуживается перед начальством, обязательно ущемляет подчиненных. А этого не потерплю!
Люди, воевавшие вместе с Ушаковым, говорили о нем, как о самом близком, дорогом человеке. Вспоминали каждую черточку его многосторонней, щедро одаренной талантами кипучей натуры.
Прославленный воин, выдержавший десятки труднейших атак, погиб самым неожиданным образом.
11 ноября 1941 года майор Ушаков вышел на рекогносцировку местности. С ним был один из ближайших его боевых товарищей, впоследствии известный ленинградский танкист, командир полка Красноштан. Ушаков еще не оправился от ранения.
— Вам тяжело, товарищ майор, мы сами всё сделаем, оставайтесь в батальоне, — предложил капитан Красноштан.
— Поедем вместе, — ответил комбат. — Я посижу, а ты побродишь вокруг, посмотришь что нужно.
Противник открыл артиллерийский огонь.
— Ложитесь! — крикнул Красноштан своему командиру. Но тот после контузии не мог расслышать даже свиста снаряда... и, как подкошенный, упал лицом вниз...
Ушакова похоронили под прощальный салют танковых пушек.
Военный Совет Ленинградского фронта, отмечая заслуги К. П. Ушакова, присвоил его имя 84-му Отдельному танковому батальону. Впоследствии он влился в состав 220-й танковой бригады и продолжал участвовать в боях за Ленинград. [129]