Предыдущий текст — Следующий текст
[Машинопись. Правка черной ручкой, вероятно, авторская; 18 на 20 исправлено карандашом. Несколько сокращенный вариант данного текста был опубликован в газете "Заря коммунизма" (Петродворец) от 8 мая 1982г. В квадратных скобках помещены фразы, которые есть в газетной публикации, но отсутствуют в данной рукописи. - А.Т.]
Разведка боем.
Коломоец И.А.
Боевой путь 168 стрелковой дивизии хорошо известен, хорошо известны факты её
военной биографии и многие боевые эпизоды. По этой причине можно подумать, что
воспоминания написаны с очень большим опозданием. Я однако убеждён, что писать
о тех товарищах, которым не довелось вернуться с поля боя, никогда не поздно,
в особенности о тех из них, с которыми довелось сражаться рядом.
По понятным причинам я не смогу, конечно написать о всех, с которыми мне пришлось
шагать по фронтовым дорогам. Время многое стирает в памяти и остаётся в ней
главное, то что нельзя забыть. Вот об этом я и хочу написать.
Меня часто спрашивают: какой именно день войны запомнился мне больше всего?
Трудно ответить на этот вопрос. Четыре года войны служил я в пехоте, с товарищами
вместе шел впереди, первыми принимали на себя огонь. Надо было рыть окопы —
рыл, нужно было стрелять — стрелял, бежал в атаку, бросал гранаты, полз по снегу
к дзоту...
В общем, делал всю трудную необходимую работу солдата, воевал так, как этого
требовала война. Воевал, остался жив и, что удивительно, ранен был всего один
раз, да еще волной снаряда один раз так шарахнуло, что до сих пор в голове шумит.
И все же есть среди всех дней войны один особенный, наиболее памятный. Этим
днем является 18 \20/ ноября 1943 года. В книге «Ораниенбаумский плацдарм» (Лениздат
1971г., стр.252) о нём написано несколько строк. Там сказано: «Рота, которой
командовал лейтенант Коломоец в жестокой схватке показала чудеса храбрости.
Она разгромила опорный пункт обороны немцев, уничтожив свыше 200 гитлеровцев,
захватила пленных». Об этом событии 37-летней давности написано ещё в статье
«Ночь испытания», которая опубликована в «Известиях» от 26 декабря 1943 года.
Упомянутым опорным пунктом была высота Агакули. В начале войны эту высоту называли
«маленьким Верденом». Вот об этой высоте, о произошедшем на ней бое, мне и хочется
рассказать.
В последний раз на этой высоте я был 9 мая 1965 года вместе с моим боевым товарищем
Степаном Семеновичем Павлечко. Пришли мы с ним через 22 года на то самое место,
где бежали сквозь огонь в атаку, где пролили кровь многие наши боевые соратники,
где хоронили убитых и вытаскивали с поля боя раненых. Пришли мы и увидели совсем
другую, живую и цветущую землю, ставшую нам близкой и дорогой. Говорили: «Вот
где-то здесь был немецкий блиндаж и в нем Швайко, Сомов, Зубков и мы настигли
7 фрицев, 4 положили, а 3-х захватили в плен и отправили в тыл. Степан Семенович
потом добавил: «Высота вот как все, а всю жизнь помнить буду», — повернулся
ко мне и в свете солнца я увидел его израненное лицо. Не знал я тогда, что встреча
наша была последней [вскоре его не стало].
Да, ночь 18 \20/ ноября 1943 года запомнилась и мне на всю жизнь. В темноте,
соблюдая тишину, по топкому болоту наша рота прошла нейтралку и заняла позиции
для атаки. Специально выделенные группы сделали проходы: убрали мины и разрезали
проволоку. Вся рота замерла в ожидании сигнала атаки. Самым трудным для нас
было не выдать себя противнику. Без разговоров, наощупь ползли мы по топкому
болоту к рубежу атаки. Задача наша состояла в проведении разведки боем и захвате
пленных. [2-я ударная армия готовилась к решающему наступлению. Надо было знать
о противнике все, выявить силу его огня, характер контратак.] Важно заметить,
что до нашей разведки боем было проведено уже две аналогичных операции, поэтому
противник постоянно был настороже. И все же нам здорово повезло: противник нас
не заметил, попросту проспал. Тогда же, накануне атаки, на душе было тревожно,
одна мысль билась в голове: «Только бы не заметили».
И вот, наконец, сигнал атаки. В сумерках атакующая рота, с автоматами и ручными
пулемётами на одном дыхании влетела в первую траншею противника. Застрочил пулемет
и сразу же захлебнулся и затих. Это Мотов, первым влетев в траншею, прикончил
вражескую огневую точку гранатой. Радист, телефонист, связные и я перебежали
по траншее в землянку, которую заприметили накануне, обдумывая детали боя. В
ней организовали КП. Радист развернул рацию и стал вызывать артогонь на отошедших
фашистов. Я выскочил из землянки, чтобы осмотреть поле боя. Осмотрев, поворачиваюсь
к землянке, чтобы дать распоряжение о корректировке огня и вдруг... из неё выходят
немцы. Выходят и вроде бы даже как-то приветствуют меня. За ними же наши Павлечко,
Цыганков, Калашников. Оказывается несколько немцев спрятались в землянке под
нары, думая по-видимому отсидеться, а потом уйти, да были обнаружены моими товарищами.
Пленных фрицев увели в тыл.
В это же время взвод лейтенанта Большакова перевалил близкое шоссе, а
взвод лейтенанта Кравцова \Храмов/ подошел к нему. Я отдал распоряжение
командирам взводов ускорить выход на высоту, чтобы не дать противнику оторваться
от нас, организовать оборону, дать отсечный винтовочный огонь. Артиллеристы
нанесли по высоте еще один мощный удар, почти полностью уничтожив подошедшее
к высоте немецкое подкрепление. Хорошо поработали и минометчики старшего лейтенанта
Гарьковича [Гарькавого]. Это дало возможность роте выйти на высоту и закрепиться.
Бой несколько поутих.
В это время я почувствовал, что противник опомнился и разобрался в том, что
произошло. Ясно было, что долго ждать он не будет и попытается контратаковать
высоту. Надо было принимать меры. Однако отдать команду я не успел: раздался
грохот взорвавшегося на землянке снаряда. Был убит связной Ванюшин. На разбитую
рацию навалился сраженный радист Блохин. Был ранен Павлечко. Смерть товарища
и друга на войне всегда тяжела. В двойне тяжела она тогда, когда расставаться
приходится с теми, с кем прошёл немало фронтовых дорог.
После этого взрыва рация была разбита, нарушена телефонная связь. Единственным
средством связи осталась ракетница.
В пылу боя за высоту незаметно пролетели два часа. После коротких, но мощных
артиллерийско-минометных ударов по высоте противник большими группами переходит
в контратаку. Но благодаря точным и своевременным ударам наших артиллеристов
и минометчиков по атакующим и мужеству бойцов роты атакующие несли большие потери
и откатывались назад. Три раза немцы пытались взять высоту сходу, но без успеха.
Теперь уже для них, высота стала «маленьким Верденом». Говорят, что «истинное
мужество приходит тогда, когда человек показал совершенную и полную способность
оценить меру опасности». Мне кажется, что вернее будет сказать «оценить меру
ответственности№, и проявить высокую моральную готовность выстоять перед опасностью.
Мне кажется, что только сознание своего долга определило в этом бою каждый шаг
бойцов, всех, кто шёл на эту высоту, а затем действительно проявляя настоящее
мужество, держал ее в течение 10 часов отбивал одну атаку противника за другой.
Я приведу несколько примеров такого мужества. После гибели командира взвода,
лейтенанта Храмова, командование взводом принял на себя Швайко. Он со взводом
отбил три атаки немцев и лично уничтожил более полутора десятков фашистов. Не
вышел он из боя даже будучи раненным. «Брата моего повесили, семья погибла.
Мне есть за что мстить немцам» – говорил Швайко. Умело руководил боем командир
взвода коммунист лейтенант Большаков. Именно благодаря атаке его взвода рота
достигла успеха при захвате высоты. Высота была взята, но Большаков погиб полностью
выполнив приказ. После его гибели командование принял старшина Калашников. Си
грамотно организовал оборону и успешно отбил все атаки противника. Храбро сражался
рядовой Голиков, уничтожив 6 фашистов. Получив 5 ранений, он не оставил поля
боя, а стал собирать немецкие гранаты и разносить их товарищам. При отражении
третьей атаки гитлеровцев храбро дрался пулеметный расчет рядового Пономарёва.
Практически в упор расстреливая наступающих, вёл огонь из своего ручного пулемета
коммунист рядовой Свирин. Он уничтожил около десятка фашистов и погиб сам.
Геройски дрался санинструктор Сомов. Он перевязал и оказал [под огнем] медицинскую
помощь 30 раненым, лично уничтожил 11 фашистов. Смертельно раненый, он обратился
к товарищам: «Вы сражались как герои, помните обо мне». Огнём своего ручного
пулемёта отсёк и уничтожил большую группу немцев, идущую на помощь контратакующим,
рядовой Сомов.
Несмотря на стойкость бойцов, храбрость, воинское мастерство, потери росли.
Приказа на отход не было.
Я решил отвести остатки роты в последнюю траншею, сделать заграждение и завалы,
пустить в ход для отражения атак всё имеющееся у нас оружие и гранаты. Дело
близилось к вечеру. Усталые, голодные, мокрые, без достаточного количества боеприпасов
мы отошли в траншею. Надо было похоронить убитых и позаботиться о раненых. Натиск
фашистов усилился. Ситуация создалась очень сложная. Сложность была ещё в том,
что в ходе боя немцы потеснили нас правее того места, куда мы ворвались на рассвете,
и потому [мы] оказались между проволочными и минными заграждениями противника.
По этой причине нужно было на [всякий] случай приказа на отход делать новые
проходы. Эту работу я поручил рядовому Резнику. Выполнил он ее хорошо.
Вскоре был получен приказ на отход. Но сразу отойти не удалось, так как противник
опять усилил нажим. Демонстрируя атаку слева и справа [от нашей] траншеи, противник,
сосредоточившись во второй траншее, под прикрытием дыма от горящей землянки
предпринял атаку в центре. Начало атаки первым заметил старшина Калашников.
Он моментально подскочил к стоящему рядом станковому пулемету. Я схватился за
ручной пулемет (в последние часы боя я с ним не расставался). Уже в последние
секунды, когда до атакующего противника было несколько десятков метров, мы открыли
огонь. Огонь был настолько плотным и точным, что немцы попадали \наповал/.
В 10—15 метрах от нас в разных позах лежали 70—80 убитых.
Вспоминая этот эпизод, когда мы смотрели в глаза смерти, я думаю, что в те мгновения
в душе не было страха смерти. Чувства были обострены и ясны, мысль была одна:
«Выстоять и победить!»
Пусть простит меня читатель за то, что я много говорю о себе. Жизнь моя, как
и жизнь многих других, слита с войной: звания я получал на поле боя, на поле
боя получил я партийный билет, правительственные награды и ранения. Мне кажется,
что говоря о себе, я говорю и о других.
Солнце между тем скрылось за горизонтом. Поплыли над нами тяжелые, холодные
тучи. Стало совсем сумрачно. Нас осталось 43 человека, а впереди было ещё много
работы. После четвёртой контратаки наступила тишина. Зная по опыту, что в такое
время надо быть особенно внимательным, мы усилили наблюдение и не напрасно.
Не желая нас упускать, немцы попытались нанести нам «бомбовый удар» гранатами.
Имея в траншее большое количество немецких гранат, мы ответили тем же и фашисты
снова замолчали.
Используя затишье и темноту, мы начали отход. Сделать это было непросто. Нужно
было похоронить убитых, унести и увести раненых, забрать оружие. Я выставил
по обоим флангам траншеи заслоны, приказав им время от времени постреливать
и бросать гранаты. Сам же организовал отход. Когда вышли все, снялись и отошли
заслоны. Противник этого сразу не заметил. Только когда мы достигли середины
нейтральной полосы, он опомнился и открыл пулеметный огонь, а потом начал артиллерийский
обстрел. Мы быстро рассредоточились. Здесь я как-то отделился от остальных и
попал в топь. Выбраться из неё мне помогли товарищи. Дальше по болоту под гул
канонады и треск пулемётов мы шли уже вместе.
Вот и своя траншея. Только в ней мы расслабились. Помню, что охватило меня какое-то
сложное чувство. Была в нем печаль и горечь утраты, мысль о погибших и было
в нём ощущение счастья, радость от сознания выполненного долга, решения сложной
задачи командования 2-й ударной армии. Была радость жизни.
[И. КОЛОМОЕЦ,
бывший командир роты 402-го Краснознаменного стрелкового полка 168-й стрелковой
дивизии.]
Предыдущий текст — Следующий текст