Предыдущий текст — Следующий текст
[Машинопись. Правка черной ручкой. Исправления пунктуации учтены. – А.Т.]
Кононов Валентин Иванович (1907-1990), в ноябре-декабре 1941г – начальник медицинского пункта 260-го стрелкового полка 168-й стрелковой дивизии. Подполковник медицинской службы.
Медслужба полка на Невском "пятачке".
В последних числам октября – в начале ноября 1941 года наш 260 с.п. по-батальонно
форсировал реку Неву в районе посёлка Невская Дубровка с задачей развития наступательных
боёв наших войск на левом берегу. Это был плацдарм, занятый ещё в сентябре месяце,
который обрёл историческое название Невский "пятачок" с территорией
2 км по фронту и 800 метров по глубине, т.е. от берега до нашего переднего края.
Перед левым флангом нашего переднего края была удерживаемая противником огромная
из бетона твердыня 8 ГЭС, а правый фланг у восточной окраины уже не существовавшей
д. Арбузово.
В десятках метров от воды на всём протяжении была крутизна рельефа, обеспечивающая
скрытность для причаливания к берегу переправочных средств, высадки людей, выгрузки
грузов. ПМП (медицинский пункт полка) 260 с.п. в эти дни находился в лесу в
2-3 км севернее Невской Дубровки в 200-300 метрах западнее основной дороги,
идущей в сторону Манушкино.
По приказу командования с одним из батальонов полка на левый берег переправлялся
передовой ПМП с носимым медицинским имуществом. – медицинское обеспечение.
О транспортных средствах, \точнее об/ или их переправе, в тех условиях
не могло быть и речи.
Как начальник ПМП я возглавлял этот передовой отряд \медицинского/ обеспечения,
в который входили: второй врач Алиханов, два фельдшера, один из них кадровый
Каулио, четыре санинструктора, четыре санитара, из них две сандружинницы Валя
и Зоя.
К 22.00 при тщательнейшем соблюдении всех мер скрытности мы прибыли к указанному
нам месту переправы. Это был высокий, крутой, обрывистый правый берег Невы с
глубокими траншеями в полный рост, ведущими к месту погрузки на переправочные
средства.
Тёмная осенняя ночь и низкая густая облачность скрывали от нас левый берег.
Нева не могла быть безмолвной, т.к. ветер возбуждал своеобразный шум волн, который
как-то тоже маскировал наше передвижение (переправу).
Большие добротные металлические понтоны вместимостью на 30-40 человек понтонёры
вели не на вёслах, а при помощи металлических тросов, протянутых через Неву,
которые прочно закреплялись к берегам, как это делается при переправах на паромах.
Такой метод исключал стуки вёсел о металлические борта. Путь движения был по
прямой к месту причаливания. Нам повезло. На всём протяжении 700-метровой водной
преграды со стороны противника в эти часы нам не помешали ни осветительные ракеты,
ни мины, ни снаряды.
Только вдалеке ночная мгла прорезывалась светящимися линиями трассирующих пуль
и были слышны выстрелы винтовочные и пулемётные. На левом берегу тишина и на
первый взгляд казалось, что мы одни, а фактически в крутизне были сплошь оборудованные
укрытия (блиндажи и землянки), где шла работа по обеспечению боевой деятельности
войск.
Правый и левый берега, разделённые широкой рекой составляли единое целое и наибольшая
интенсивность всесторонней связи осуществлялась в условиях темноты: переправа,
пополнения и эвакуация раненых и имущества. Вскоре нас поместили в обжитую землянку,
где можно было разместиться только в положении сидя. От дождя и холода и осколков
мы вполне защищены, но при разрывах мин и снарядов при прямых попаданиях защита
нас не гарантировала.
Утром на рассвете через входное отверствие, зашторенное плащом-палаткой мы могли
видеть только правый берег и что происходит на Неве, когда вокруг переправлявшихся
людей рвались мины и снаряды.
Сколько было направлено смертоносного груза противником на такой ограниченный
участок местности можно представить по тому, как выглядела местность, её рельеф.
До появления немцев, здесь был благоустроенный посёлок Московская Дубровка с
добротными постройками и озеленением. Теперь же всё было до основания уничтожено.
Весь рельеф местности представлял сплошное нагромождение земляных бугров с глубокими
траншеями, ходами сообщений между ними. Снайперская пуля противника немедленно
сражала пренебрегшего маскировкой. Все эти бугры были укрепленные убежища, заселённые
людьми. Всё здесь было так близко, но всё было скрыто. Передний край противника
представлял укреплённый рубеж с мошной огневой системой. Теперь здесь было другое
население: войска скрытые под землей в убежищах. По дну траншей всюду телефонные
провода, провода – связь, обеспечивающая управление войсками. Огонь и дым, являлись
демаскирующим фактором. При малейшей неосторожности в смысле маскировки вражеские
мины и снаряды падали на наши убежища. Около нашей землянки была воронка, в
которую два дня подряд падало по снаряду.
В эти дни с правого берега ночью стали переправлять на левый танки (Т-26) и
к полудню они уже сгорали у берега не успев выйти на рубеж. В периоды вражеского
обстрела разлетавшиеся осколки мин и снарядов наносили немалый ущерб и требовалась
исключительнейшая ориентировка и своевременное укрытие от поражения.
В таких условиях длительное время на плацдарме шла сложная боевая жизнь наших
войск. На всём протяжении этого периода отражался натиск противника. Попытки
наших подразделений выбить немцев из их опорных пунктов не имели успеха.
Наши войска несли большие потери убитыми и ранеными. Оказание первой помощи
раненым на поле боя обеспечивалось санинструкторами и сандружинницами, о подвиге
которых слагались легенды. Много говорилось о Тане Калмыковой, постоянно находившейся
на переднем крае в ротах. При оказании помощи раненому бойцу она была тяжело
ранена в ногу, а затем в исключительно сложных условиях под обстрелом была эвакуирована
до берега, через Неву в лодке и в последующем... до медсанбата.
Наибольшую сложность и опасность представлял вынос раненых с оружием с поля
боя. Широко применялась самопомощь и взаимопомощь.
В эти дни численность личного состава в подразделениях и младшего медицинского
персонала далеко не достигала штатной. Значительная часть раненых до берега
доставлялась силами подразделений к местам переправ, где получали первую врачебную
помощь и готовились к эвакуации на правый берег.
В тех условиях полки ещё не имели условий иметь ПМП на плацдарме. На переправах
(их было несколько) были развёрнуты медпункты в минимально оборудованных укрытиях
(землянках). Врачи с бригадами работали посуточно по графикам начсандивов. Работать
приходилось под обстрелом противника. При прямом попадании были неизбежные потери.
Как всё осложнялось при шквальных обстрелах.
Каждый раненый получал первую врачебную помощь – осмотр ранений, перевязка,
иммобилизация ранений переломов и обширных ран, введение противостолбнячной
сыворотки и медикаментов при необходимости. 3аполнялась карточка передового
района. Определялась очередность эвакуации. Наибольшее поступление раненых было
ночью. Но самым сложным был перевоз раненых через Неву и возможности расширялись
только с наступлением темноты. Использовался порожняк (понтоны, лодки) после
доставки к нам людей и грузов. Но надо было ещё где-то у берега их найти и самим
медикам. Быстроходных средств (моторных) не было. Переправочные средства разбивались
минами и снарядами. Для переправы надо было уловить момент. Водная преграда
– Нева и весь правый берег были обозримы для противника.
14.11.41 г. утром я получил приказание командования по графику начсандива 168
с.д. нашему малочисленному ПМП на плацдарме заступить на суточное дежурство
в 9.00 15.11.41 г. на центральной переправе. До заступления оставалось меньше
суток. Я был в неведении ещё о месте этой переправы и условиях, в которых предстоит
выполнять приказание. Очень важно было знать заранее, осмотреть днём место работы,
возможности эвакуации раненых на правый берег. Как это было организовано. Надо
было знать каково поступление раненых в течение суток по времени и численности
хотя бы примерно. Значит необходима разведка... и немедленно.
В полдень 14.11 в сопровождении санинструктора Мигаля пошли по берегу на поиск.
Был интенсивный обстрел миномётный и артиллерийский. Противник "прочёсывал"
наш левый берег. Расстояние в 800 метров, примерно, от нашей землянки до переправы
мы преодолевали больше часа, перебегая от укрытия к укрытию.
Итак, я встретился с коллегами, от которых завтра буду принимать дежурство,
а сегодня получил ответы на многие вопросы. Это были товарищи по совместной
учёбе в Военно-Медицинской Академии им. С.М.Кирова М.Сапожников и В.Самойлович.
Около землянки стоял кипятильник. Значит было чем обогреть раненых и самим помыть
руки. Спрашиваю Сапожникова "Как идёт поступление раненых в течение суток
по времени и по численности, примерно?».
– Раненые поступают всё время, но наибольший поток ночью из подразделений многих
частей.
– В каком объёме, конкретно, оказываете врачебную помощь? Вижу, что всё необходимое
есть, кроме питания раненых.
– Как организована эвакуация на правый берег? – спрашиваю Сапожникова
– Очень сложно. Понтонёры к нам не причаливают, так как с погрузкой мы их долго
задерживаем, а это опасно. Наибольшая живучесть переправочных средств в манёвре.
Днем переправлять невозможно: вся ширь Невы и правый берег просматривается немцами.
Просто расстреливают. С наступлением темноты изыскиваем лодки и понтоны. Скопилось
большое число раненых от прошлого дежурства ещё и отправить не было возможности.
В каком объёме врачебную помощь оказываете?
Сапожников всё мне это рассказал, и о том \добавив/ что для этого
всем медикаментами и перевязочными средствами \он/ был обеспечен.
Спрашиваю: \На вопрос/ сколько в настоящий момент не эвакуированных раненых
–Отвечает: \с горечью сказал:/
– Иди сам посмотри в трёх укрытиях, землянках в недалеке от медпункта, а часть
их лежит в ожидании эвакуации на берегу, на холоде под открытым небом. Вокруг
землянок груды скопившегося снаряжения и разного оружия. Значит и убрать-то
не успели, что поступило с ранеными.
Сразу же состоялась моя встреча с ранеными в трёх землянках. Они были переполненными;
вплотную сидели на земле и лежали на плащ-палатках. При скудном освещении кто-то
разобрался, что к ним пришёл капитан. Медицинской эмблемы в петлицах у меня
не было. Спрашивать их было невозможно. Я не успевал отвечать на их вопросы:
– Отогнали ли немцев? Почему нас не увозят на правый берег? Несколько дней мы
не получаем питания и никто нас не перевязывает!
Мертвых среди них не было. Старался их успокоить, ободрить и обещал доложить
о них командованию, дав понять, что направлен навестить их. Уходя от Сапожникова
я спросил его:
– А как же с питанием-то быть?
– А у меня никаких возможностей нет, так как раненые в большинстве своём из
разных частей. Раненые скопились за несколько дней и от предыдущих дежурных.
Затруднена эвакуация. Нет средств.
Спрашиваю:
– А кто у нас на плацдарме возглавляет политическое руководство? Сапожников
назвал номер дивизии, политотдел которой и имеет к этому отношение. \Это
была 115-я стрелковая дивизия./
Итак, Мы с моим сопровождающим пошли вдоль берега. к себе. Временно
стих обстрел. Что делать? Как быть? Думаю, что надо искать начальника политотдела
названной дивизии.
Вскоре мы оказались около штабного блиндажа, где стояла группа старших начальников.
Один из них осуществлял объяснение с \давал отчитывал/ капитана
за неубранный труп солдата \, лежавший/ у входа в блиндаж. Обратив внимание
\Увидев/, что вблизи стоит \остановился/ какой-то капитан, спрашивает
\резко спросил/: Тебе что здесь надо?
Докладываю: \Я доложил как положено:/
– Начальник ПМП 260 с.п. военврач Ш ранга Кононов, ищу начальника политотдела
дивизии.
– Докладывай мне. Я командир дивизии!
Докладываю Кратко \доложил обо всём/ всё, что я увидел на переправе
и особо уточнил \подчеркнул/, что раненые разных частей и соединений
без питания и затруднена эвакуация их на правый берег.
– А ты что не знаешь, что мед.служба каждой части обязана это решать: оказывать
всю необходимую медицинскую помощь, \обеспечивать/ питание и эвакуацию?
Не состоялась моя встреча со старшим начальником политоргана в бою. Командир
\115-й/ дивизии (это был полковник \А.Ф./ Машошин) в пылу гнева не разобрался
в сути дела. \Мы/ благополучно дошли до своей землянки. А что мне мог сказать
и чем \Всё время я был в тяжёлом раздумье – чем может/ помочь мой непосредственный
начальник командир 260 с. п. подполковник \майор П.Ф./ Брыгин. Раненые-то
в большинстве своем не \из/ нашейго полка и дивизии.
С наступлением темноты с другим сопровождающим санинструктором Быстровым направился
на доклад к командиру полка на КП. Командира полка не оказалось на КП. Принял
меня комиссар полка батальонный комиссар \Устин Андреевич/ Степанов. Кратко
Выслушав меня, \он/ предложил мне ждать пока он примет \по
телефону/ доклады командиров \из/ батальонов по итогам боя за день. После
этого предложил мне с ним отужинать горячего ужина, приготовленного ординарцем.
\Когда закончились эти тяжёлые сообщения, мужественное лицо комиссара сильно
помрачнело – снова большие потери, но он спокойно сказал:/
– Садитесь к столу, доктор. Совместим два мероприятия ужин и ваш доклад. Тут
же сидел старший лейтенант, адъютант командира полка. По первому вопросу о питании
значительного числа скопившихся раненых на переправе и тех, которые будут поступать
в течение суток, комиссар спросил меня:
– Что необходимо нам и сколько и на какое количество людей?
Я перечислил несколько видов продуктов, необходимых нам на сутки. Сюда входили
сливочное масло, сахар, сухари, водка.
Комиссар, подумав, говорит \сказал/ адъютанту:
– Пишите в приказ пункт об отпуске перечисленных продуктов.
Выслушав меня по второму вопросу – о затруднении в эвакуации раненых на правый
берег, сказал мне:
– Вот что, доктор, я назначу в ваше распоряжение на сутки помощника начальника
штаба полка капитана и с ним двух старшин. Вот они и будут в течение суток изыскивать
переправочные средства. На данном этапе штаб полка \ещё/ в свернутом состоянии
ещё. Есть возможность вам помочь. Вам же необходимо сосредоточить все
свои силы и средства на своевременное и квалифицированное оказание помойки раненым.
По этому пункту также продиктовал адъютанту пункт в приказ.
После всего этого заверил меня, что завтра 15.11 в 8 часов всё получимте
в ваше \наше/ распоряжение. Порекомендовал мне, придя в свою землянку,
собрать всех своих людей, с которыми завтра предстоит работать и провести соответствующую
беседу о предстоящем нелёгком дежурстве на переправе, поставить общие задачи
и для каждого в отдельности. Чтоб всё было до деталей продуманно и обеспечено.
На прощание выразил мне самые добрые напутственные пожелания успешного выполнения
такой сложной нашей задачи. Так закончился тревожный день 14.11. Можно сказать,
что была достигнута цель – получил действенную помощь от своего комиссара полка,
\У.А./ Степанова. Хотя впереди ещё тревожная неизвестность. Как всё завтра сложится.
Какие будут условия боя и поток раненых, как пойдёт у нас эвакуация их, могут
быть и потери именно у нас, в работе под обстрелом. Всё впереди. Характер работы
и условия не вполне ясны. Но к своим товарищам в землянку я принёс какое-то
вдохновение. В этот день все мои товарищи подчиненные переживали, знали, что
весь день я был в поисках помощи на завтрашний день, на предстоящие сутки.
Когда я доложил им всё пережитое за этот день и особенно о том как был
принят, с каким вниманием и теплотой комиссаром \У.А./ Степановым, \особенно/
его решение \об/ оказатьнии нам помощь, Всё это так вдохновило
всех нас \у всех улучшилось настроение./ Люди знали, \что теперь смогут
выполнить/ поставленные перед ними задачи, и ощущали заботу командования.
Каждый на утро и день получил определённую задачу и знал, что ему делать
в условиях, в каких они ещё не бывали.
Вечером было определено с чего начать утром 15.11.
В 8.00 надо было получить продукты, захватить носимое медицинское имущество
и к 9.00 явиться на центральную переправу.
Утром 15.11 в 7.00 все мы были на ногах. Позавтракали сухим пайком. Получили
продукты питания и водку. Перетаскали всё к месту сосредоточения. С утра уже
нам повезло в том, что не было интенсивного обстрела со стороны противника.
Зоя и Валя имели задание обойти всех раненых и выдать каждому по 80 гр. водки
и сухарю с куском сливочного масла, а также горячее питьё с сахаром. Каждый
раненый записывался в списки. Одновременно проверяли состояние повязок. Прежде
всего были обеспечены лежавшие на берегу. Бригада в 9.00 во главе с врачом Алихановым
приступила к работе. В это время не было массового поступления раненых. Была
возможность проверить у всех раненых повязки. Подходя к переправе я увидел приближавшийся
к берегу понтон с солдатами. Понтон глубоко сидел в воде. Из-за отсутствия причала
некоторым приходилось прыгать в ледяную воду. Это был взвод во главе с командиром,
которого не без внушительного убеждения я привлёк к погрузке раненых в понтон.
По завершении погрузки понтон повели на правый берег, от которого шло ещё пять
их последовательно один за другим. Все они таким же способом были загружены
ранеными и направлены на правый берег. Участок берега на переправе пришёл в
движение. С помощью прибывших людей совершили погрузку раненых. Было относительно
тихо, обстрела интенсивного не было. Все понтоны с ранеными благополучно дошли
до правого берега и разгрузились. Всех находившихся на берегу и часть из землянок
удалось благополучно эвакуировать к 11.00.
Начало было хорошее без осложнений, нам сопутствовал успех. Бригада наша работала
с 9.ОО. Я, закончив погрузку шести понтонов, сменил своих коллег.
После 12 часов навестил в землянках всех тех раненых, с которыми вчера встретился
и выслушивал их. Встречен ими я был соответственно. Восстановлен был дух бойцов,
сделано большое дело. Всем нуждающимся были сделаны перевязки. Не оставляло
всех беспокойство за благополучную эвакуацию, но это откладывалось на вечер.
Пока было светло и не было интенсивного обстрела без напряжения шло всё планомерно.
С наступлением темноты стал нарастать поток раненых. Более интенсивным становился
и обстрел со стороны противника. По всей ширине Невы повсеместно возникали фонтаны
воды от рвавшихся мин и снарядов. От таких фонтанов, возникавших вблизи от нашего
берега, доставалось некоторым нашим раненым, ожидавшим погрузки, а девать их
было некуда.
Переправа на понтонах началась вечером и продолжалась до утра. Крепчал мороз.
Температура снижалась ниже -10°. Для всей нашей бригады ночь была напряженной.
На переднем крае шёл бой и много поступало раненых. Все они получали первую
врачебную помочь в соответствующем объёме по тем условиям. Получали питание,
водку, горячее питьё с сахаром. На всех заполнялась карточка передового района,
определялась очерёдность эвакуации. Всю ночь эвакуация не прекращалась. Ко времени
сдачи дежурства на переправе к 9.00 у нас не оставалось ни одного раненого на
эвакуацию. Весь состав ПМП был в наличии и никто не был ранен. По ранению вышли
наши помощники из строя. Были благополучно эвакуированы на правый берег, все
три наших помощника по эвакуации во главе со своим капитаном. Было очень жаль
этих товарищей. Все сутки они трудились в условиях опасности, которая их не
миновала, но важно, что они остались живыми и вывезены в безопасное место,
Все мы провели сутки в большом напряжении физическом и нервном. Очень устали.
Но какое испытывали душевное удовлетворение за то, что успешно выполнили поставленную
перед нами задачу. Никто из нас не вышел из строя по ранению и все были живы.
Но (какое) помощники наши капитан и два старшины были ночью ранены осколками
и благополучно переправлены на правый берег. На берегу и в землянках \не было/
неэвакуированных раненых. Дежурство сдали следующей за нами смене.
Несколько стихла стрельба. Мы благополучно возвратились в своё убежище-землянку.
Люди должны были отдыхать.
С наступлением сумерек я прибыл на КП командира полка с докладом. Доложил комиссару
\У.А./ Степанову всё как было, об успешно выполненном дежурстве. Вот так от
начала до конца, можно сказать, нам везло. Так не часто бывает в жизни людей.
Товарищ Комиссар тепло поблагодарил \за/ выполнение задачи и поручил
это передать нашим товарищам. Тут же высказал своё решение вечером переправиться
всем нам на правый берег уже по льду в свой ПМП и немедленно направить вторую
смену вместо нас на левый берег. По тонкому зыбкому льду вдоль уложенных металлических
тросов мы благополучно переправились. Надо было подумать о немедленной санобработке.
На следующий день 17.11 для встречи со мною на ПМП прибыл работник дивизионной
газеты "Боевой удар". Он попросил написать материал в газету, что
и было сделано, т.е. \я/ написал как мы готовились к суточному дежурству
и как выполнили поставленную перед нами задачу. А помощь нам самую существенную
оказал комиссар \У.А./ Степанов. \Память об/ Этом человеке никогда не изгладится
из нашей памяти. \Все мы в полку тяжело переживали когда узнали его гибель.
Он был убит в бою в начале декабря 1941г.
На наших встречах в послевоенные годы мы всегда вспоминаем с тёплым чувством
о чутком, внимательном и храбром комиссаре полка./
В.Кононов
26.01.80.
Предыдущий текст — Следующий текст