Главная страница

"Уже после двух первых выстрелов из штаба полка поступил запрос: кто и почему стреляет? Соврал, что вижу скопление немцев. Готовят атаку или захват командного пункта Шабайды. Прошло. Так и записали в боевом донесении батареи. При последующем запросе лишь преувеличил. Сказал, что на дороге большое скопление машин и пехоты. Градусов пригрозил, что мне самому придется писать объяснение в штаб артиллерии дивизии, и приказал прекратить огонь. Это меня не смутило. Давно уже набил руку на разведдонесениях.
Приказ по армии требовал отчитываться о результатах стрельбы, за каждый выстрел. А как было увидеть результаты, если кругом нас лес и с НП просматривались лишь небольшие открытые участки местности. Но приказ есть приказ. И я требовал того же от штабов дивизионов. Все понимали нелепость такой отчетности и поначалу оправдывались, что результаты выстрелов не могут установить. В ответ напоминал о вышестоящем приказе. Что ж, раз нужно, так нужно. Как только слышал выстрел, тут же сам запрашивал о результате. При молчаливом согласии все научились складно врать. Я обобщал результаты стрельбы за полк, вносил разумные поправки и направлял разведдонесения в штаб артиллерии дивизии. Там сведения обобщались за всю дивизию и шли дальше. И так везде. Если посчитать в сумме по донесениям, сколько рассеяно и уничтожено живой силы, подавлено и уничтожено средств, то получилось бы, что немецкая армия давно уже не существует. Но в высших штабах вносились свои разумные поправки. Иначе не с кем было бы воевать.
Казалось, проще и точнее было отчитаться о результатах огня зенитной артиллерии. Если сбит самолет противника, так он сбит. Но часто в отчетах его приписывали себе несколько подразделений, которые вели по нему огонь, и количество сбитых самолетов удваивалось, утраивалось. Попробуй, докажи, кто его сбил. А тут еще истребительная авиация работала. И также записала его на себя.
Справедлива известная поговорка: нигде столько не врут, как на войне, после охоты и после рыбалки. А если вспомнить великого русского полководца А. В. Суворова, когда после очередной победы над турками начальник штаба при составлении отчета Екатерине II спросил его, какие писать потери турок в этом сражении. Суворов ответил: «Пиши больше, чего их, нехристей, жалеть. Пусть матушка царица порадуется».
Более правильно подсчитывали свои потери. И то не всегда. Иногда занижали, а иногда преувеличивали. Как было выгоднее представить начальству.
Потери немцев уточнили только после войны по трофейным документам военно-санитарной службы. Они оказались значительно меньше тех цифр, которыми мы оперировали в военно-исторической литературе." (Иванов В. М. "Война глазами лейтенанта. 1941-1945 годы." — СПб.: «СКИФИЯ», 2001, стр.151, 152)

"В мою обязанность входило писать в политотдел дивизии о партийно-политич. работе в полку, о морально-политич. состоянии личного состава полка. Пока мы стояли на отдыхе, я обходил многие подразделения, беседовал с политруками рот, с комиссарами бат-онов, с бойцами о полит. событиях, о войне и писал. Комиссару мои донесения нравились, отмечали их и в дивизии, но там считали, что автором или по крайней мере редактором является комиссар. Но он мне в течение года не сделал ни одного замечания и не исправил ни одного донесения, не сделал ни одного указания что писать. Я как то сразу понял что от меня требуется и честно насколько было моих сил и умения выполнял свою работу. Комиссар мне верил и я ни разу не подвел его ни в чем. Уже на Дону из политотдела кроме ежедневных донесений надо было писать еще тематические. Запомнилась мне такая тема: "Моя работа как комиссара полка". Было строго указано, что донесения должен писать сам комиссар. Когда я показал бумажку с темами комиссару он сказал: "Ну и пиши сам". Я начал писать, написал около половины (согласно составленному мной плану) и принес комиссару показать и спросить совета и указаний. Они с команд. полка полковником Парфеновым Кузьмой Дмитр. (он потом стал командиром 4-й гв. стр. дивизии и генерал-майором) пили чай. Прочитал комиссар написанное и говорит, что он этого не делал, что я тут написал. Я ответил, что должен был делать. Потом прочитал полковник и сказал что хорошо, а комиссару сказал "Вот каких людей нам надо подбирать в помощники". – Эти слова полковника я хорошо помнил всю жизнь и гордился ими (а может быть собой?, что вот какой я умный человек – не знаю, бывало, что я поступал и очень глупо). Приехал раз к нам в полк (на Дону) начальник пол.отд., пришел к нам в землянку и спрашивает в разговоре: "Что ты все еще донесения пишешь?" Я ему говорю, что я и раньше и теперь не писал и не пишу, а только переписываю, что пишет сам комиссар. Он ничего мне не сказал, а только погрозил пальцем. Не знаю – может быть эти донесения имели некоторое влияние на то, что комиссара перевели замест. нач-ка политотдела корпуса в июле 1943г., – не знаю. (31 гвар. стр. кор.). Всегда ли была правда в политдонесениях? В большинстве своем п/дон-я содержали правду, особенно фактическая сторона. Ну, иногда фактам давалось соответствующее освещение и они приобретали важное значение в п/полит. жизни полка, хотя сами по себе были и незначительны. Иногда приписывались слова солдату, которых точно таких он не говорил, но сказал что либо подобное. Ну, а иногда сообщалась и заведомая ложь. В одно время уже на Дону н-к п\от. (он был по-моему неумный) приказал сообщать сколько немцев убил полк. Было бы просто сосчитать сколько своих погибло за день, а немцев сосчитать трудно. Но раз приказано – считали. Несколько дней я по б-м и по ротам собирал сведения где, кто и сколько немцев убил. Имена снайперов записывал. Сам не прибавлял, не убавлял. Но вот раз сообщаю по телефону в п/от. дивизии, что полком убито столько человек немцев. Говорил со мной сам н-к п/от-ла. Он потребовал, чтобы я сообщил кто убил и сколько. Я сказал, что эти сведения у меня в блиндаже, сейчас схожу принесу. На самом деле этих свед. у меня не было. Я достал свой блокнот с именами снайперов, тут же у телефона расписал кто сколько "убил" и передал нач-ку п/от. Он меня похвалил, но сказал, что 3й полк убил больше (в 4-й дивизии было три полка: 3-й, 8-й, 11-й). Я пообещал на следующий день "набить" больше и обещание выполнил. Скоро эта канитель была прекращена каким-то умным человеком.
Один раз был такой случай. Пошел я в коменд. роту за обедом. Вдруг летит звено наших ИЛов. Все мы стоим смотрим. Вдруг один спустил бомбу, вторую, третью. Мы все бросились в щели после первой бомбы и никого ничем не задело. А самолеты полетели дальше. Слышно было как они там отбомбились, постреляли из пулеметов и все 5 шт. пролетели обратно. Я написал в донесении, что полк подвергался налету авиации. Комиссара дома (в штабе полка) не было и я донесение попросил подписать к-ра полка. Он прочитал и говорит, что бомбили то свои. А я отвечаю, что тут не написано кто бомбил, написано только что бомбила авиация. Факт верен – бомбили, но бомбили свои. Полковник сказал, что я здорово врать научился, но донесение подписал. Да надо сказать, что этих донесений мало кто читал и не каждое. Потом ходили донесения и нам в п/от. корпуса, но их никто серьезно не принимал и не читал. Да и как они писались в дивизиях? Часто с потолка. Ну иногда потолка над головой не было, так "высасывали из пальца". Один раз догнали мы информатора п/от. 4-й дивизии Володю Бурдова. Он отстал от дивизии, не знает где она. Ехал с нами 3 дня и каждый день писал донесения о том, что делается в дивизии." (И.С. Тихонов, рукопись.)

"Прошло двое суток, как мы наступаем. Я спросил у нач.штаба дивизиона капитана Быкова об успехах нашего наступления.
Он \сообщил мне данные./ ответил: — За два дня боев уничтожено 4 тыс. немцев, разрушено 320 ДЗОТов и блиндажей, разбито и повреждено 36 орудий и минометов и 54 пулемета.
Я переспросил у Быкова — что по данным разведки на этом участке не значилось такого количества людей и техники у противника.
Быков сердито ответил — принимай во внимание любую половину, не ошибешься — будет правильно!!
Так я и взял любую половину сообщенных данных Быковым для «Боевого листка».
В «Боевом листке» за 16 января 1944 года было написано:
— Сегодня утром исполнилось двое суток как мы наступаем. За два дня боев уничтожено 2 тыс. немцев, разрушено 160 Дзотов и блиндажей, разбито и повреждено 18 орудий и минометов и 27 пулеметов". (И.А. Иванютин, "Воспоминания командира отделения — парторга дивизиона 412-го гаубичного артиллерийского полка 168-й стр. Рижск. дивизии", машинопись с правкой. (см.))