И.И.Виноградов "Немая атака"
Предыдущий рассказ | Следующий рассказ |
ТРЕВОГА
Ударило, загремело, загрохотало, раскатилось громким гулом по горизонту — и
мы выбежали на крыльцо уже обжитого нами домика лесника полюбоваться грозой.
Поначалу-то мы решили, что это бомбежка, или артналет, или даже какой-нибудь
катастрофический прорыв немцев севернее нас, но, пока бежали до крыльца, успели
все-таки сообразить: это же просто гром! Обыкновенная, хотя и запоздалая гроза...
И все сделали вид, что вышли посмотреть и послушать грозу. Преувеличенно восхищались
ее мощью: «Какая силища! Сколько пропадает напрасно энергии! А как потемнело
сразу! Вот бы на немцев обернуть все это!..»
Вскоре пошел дождь — шумный, какой всегда бывает в лесу, но не такой проливной,
как летом. Вместе с ним пришло приятное успокоение, и мы не спеша направились
обратно к своим столам, каждый к своему занятию. Георгий Николаевич Попов, старший
адъютант штаба и младший лейтенант по званию, рассказывал по дороге о недавней
бомбежке:
— Тут поднялась суматоха, все зашаталось и затрешшало, а я свой яшшик под мышку
— и в шшель!..
Он очень любит букву «щ» и всегда произносит ее как бы смакуя, растянуто — как
два «ш».
Впрочем, он умел смаковать и многие другие вещи, или «вешши», как сказал бы
он сам. Он работал в каком-то конструкторском отделе, получал хороший оклад,
был, кажется, холостяком, знавал рестораны и разные вкусные блюда, которые можно
там заказать, понимал вкус в хороших винах, о которых нам, мальчишкам, и слышать
не приходилось, — словом, это был человек не чета многим из нас. И при всем
при том прекрасно делал свое дело. Он и работал так же, как смаковал бы вино:
с оттопыренной нижней губой. Работал увлеченно, сосредоточенно, чисто. Все штабные
бумаги — донесения, чертежи, планы минных полей и других заграждений — исполнялись
у нас все равно как для выставки. В помещении, где останавливался штаб, всегда
поддерживался хороший деловой порядок, несмотря на то, что наш тогдашний начальник
штаба не был аккуратистом: он больше любил шуметь, покрикивать, менять приказания,
а потом вдруг садился верхом на коня и уезжал куда-нибудь «на объект». Весь
штаб оставался в это время на старшего адъютанта, и как раз в это время велась
основная работа...
Под мирный шум дождя мы вернулись к своим занятиям. Попов что-то писал. Писарь
продслужбы выписывал на завтра продукты, вслух оповещая, на сколько человек
убавился батальон за прошедшие сутки. Мне надо было вычертить в нескольких экземплярах
кроки минного поля, сделанные вчера на местности; эти экземпляры отправлялись
нами в штаб дивизии и в инженерный отдел армии, чтобы потом, когда пойдем вперед,
легко было находить и обезвреживать собственные мины. Попов не раз напоминал
мне о точности и тщательности. «В данном случае тшшательность — это безопасность
тех, кому придется разминировать».
В домике было тихо. Немецкие самолеты из-за погоды не летали и не отрывали нас
от дела. Только на юге и на западе привычно погромыхивали пушки и не смолкали
пулеметы. Стрелковым полкам все время приходилось туго.
Неожиданно прогудел полевой телефон, не слишком часто нас беспокоивший.
— Слуш-шаю, Попов! — снял трубку Георгий Николаевич. [19]
Вызывали комиссара батальона Владимира Васильевича Осипова. Но мы, конечно,
тоже прислушались, когда военком начал разговаривать.
— Да, да, все ясно, — отвечал Осипов в трубку. — Есть... Сейчас выхожу...
И начал собираться. Снял с гвоздя комсоставскую сумку, переложил в нее из своего
вещевого мешка банку шпрот и полбуханки хлеба, потуже затянул на своем явно
нестроевом животе ремень. Все это он делал так, как будто давно готовился к
таким сборам и заранее продумал, что за чем должно следовать. Кажется, волновался,
но ни словом, ни жестом волнения не выдавал. Даже пошутил, когда вместо комсоставской
фуражки натягивал, чуть горбясь, пилотку:
— Барышень, я думаю, там не будет, а перед немцами красоваться ни к чему.
— Если не секрет, Владимир Васильевич, скажите, где вас в случае надобности
искать? — осведомился Попов.
— На переднем крае. Иду возглавлять какую-то сводную группу. Где-то там прорыв...
/Вопреки предположениям Владимира Васильевича, «барышня» здесь все-таки оказалась
— смелый веселый «чижик» (тогда почти всех военных девушек называли «чижиками»).
Она перевязала его и отправила в медсанбат. А мы надолго расстались со своим
военкомом. Кажется, никто из батальона не успел даже навестить его в санбате
— дела под Гатчиной резко ухудшились, и вторые эшелоны дивизии были уже отведены
к Ленинграду. («Ленинградские страницы», из книги «Мое несказанное слово», М.,
Воениздат, 1969. , стр. 243)/
В последние дни хороших новостей не было.
Вечером и нам передали по телефону «Бурю» — сигнал тревоги и полной боевой готовности.
Речь шла о том, чтобы действовать в качестве пехоты. Все находившиеся поблизости
саперы и красноармейцы тыловых подразделений — писаря, повозочные, инженеры
из технического взвода — были тотчас же построены перед крыльцом штаба, получили
гранаты, паек НЗ, пополнились патронами.
Настала ночь. Какими-то путями в штаб приходили различные новости и слухи. Говорили,
что немцы заняли Замостье, а это близко от города, — и потому такая тревога.
Говорили, что со стороны Елизаветина, по данным разведки и партизан, идут 120
немецких танков, а в Чернове и Недлине, занятых немцами, стоят два полка мотопехоты.
Говорили еще (по тем же данным), что немецкие танкисты опасаются водить машины
по дорогам, а все норовят по полю или по мелкому кустарнику. Боятся мин. Это
радовало.
А вообще-то было грустно. В самом деле: если у немцев скапливаются такие силы
— какая же участь может ожидать нас? [20]
Вспоминали комиссара Осипова, который, вероятно, уже вводил в бой свою сводную
группу, собранную в тылах дивизии, закрывал образовавшуюся в обороне брешь.
Думали тут же и о себе, о нашей «сводной группе». Побеждая грусть, приходили
к спокойной решимости: что ж, если надо погибнуть — ничего не поделаешь. Сколько
других людей уже погибло!
Наконец нет-нет да и вспыхивало нечто романтически розовое. Ведь бывают же такие
переломные моменты, когда и небольшая группа бойцов решает успех боя. Бывают
не только в кино...
По-видимому, какая-то вот такая же группа ночью выбила немцев из Замостья, положение
несколько стабилизировалось, и на всей оборонительной гатчинской подкове вновь
ожила в людях скромная надежда: может быть, так и продержимся до лучших времен!
Два дня после этого — 9 и 10 сентября — шли обычные бои, разве что побольше
стало летать немецких самолетов. Они бомбили главным образом тылы. Бомбили что-то
поблизости от нас, и зенитчики сумели сбить двух «юнкерсов». Наш домик колыхался,
как лодка на волне.
Все мы чего-то ждали...
— Поздним вечером 11 сентября — звонок из штаба дивизии: прислать расторопного
бойца для оперативной связи.
Начальство решило направить меня. Собственно, больше и некого было.
— Ошшушшаете задачу? — спросил Попов. В нашей дивизии очень любили сугубо «военные»
словечки, но в данном случае я не очень понимал, что такое «оперативная связь».
Попросил разъяснить.
— Затрудняюсь дословно расшифровать, — усмехнулся на это Георгий Николаевич,
оттопыривая свою гурманскую губу, — но думаю так: получил приказание— и бегом
в батальон. Как из прашши!
Штабной лес уже не первый день обстреливался из орудий и минометов — ясно, что
немцы нащупали командный пункт и старались парализовать его. Снаряды рвались
внизу, глухо сотрясая землю, а мины чаще всего [21] наверху, при встрече с вершинками
деревьев, и после таких взрывов по всему лесу долго слышалась осколочная стукотень.
Шел дождь. Было непроглядно темно. Где-то уже поблизости от штаба я потерял
тропу. Потом вдруг вышел прямо на ту землянку, где находился оперативный дежурный.
— Располагайтесь, — кивнул оперативный дежурный на низкие нары, застланные березовыми
ветками. Там уже дремали связные из других частей. Дали место и мне. Все ждали,
пока им что-нибудь прикажут, то есть, проще говоря, — пока что-нибудь случится.
Стал ждать и я.
За плащ-палаткой, отделявшей наше помещение от другого, кто-то охрипший кричал
в телефон:
— Держитесь сами! Мобилизуйте все, что можно... Да, я доложу, но повторяю: держитесь
сами...
Небольшой перерыв, новый зуммер — и опять: «Держитесь!»
Связные пока что мирно, хотя и чутко, дремали...[22]
Предыдущий рассказ | Следующий рассказ |