Главная страница

Архивные материалы

Предыдущий текст — Следующий текст

"Корабелы в боях за город Ленина"
Очерки о добровольцах-ополченцах судостроительных заводов.
Лениздат, 1971
Стр. 19 — 69

Школа мужества корабелов Нарвской заставы
Т. А. ЕРМОЛАЕВ

В очерке рассказано о полке корабелов-ополченцев завода имени А. А. Жданова, отважно сражавшихся с немецко-фашистскими захватчиками под Ленинградом летом и осенью 1941 г. Полк ждановцев с боями дошел до восточной Пруссии. За героизм и мужество полк награжден орденом Красного Знамени.
Об этом рассказывает Т. А. Ермолаев — участник боев за Ленинград, бывший работник партийного комитета завода имени А. А. Жданова, ныне — пенсионер, зам. председателя Совета ветеранов народного ополчения завода.

Схема обороны 2-го стрелкового полка ждановцев на Лужском рубеже с 15 июля по 14 августа 1941 г.
(против ждановцев действовали подразделения фашистских частей, указанных на схеме).
в новом окне

ЖДАНОВЦЫ ФОРМИРУЮТ ПОЛК

<...>
Комплектование на заводе полка, получившего впоследствии наименование 2-го стрелкового и вошедшего в состав 1-й дивизии народного ополчения Кировского района, закончилось к концу дня 3 июля. Его командиром был назначен кадровый офицер Красной Армии, бывший чекист, преподаватель одного из ленинградских военных училищ полковник И. И. Лебединский; начальником штаба полка стал технолог завода капитан запаса Г.Н.Краснов, комиссаром — заместитель парторга ЦК ВКП(б) на заводе А. С. Ермолаев, парторгом — секретарь партийной организации цеха № 8 И. П. Степаненко, комсоргом — секретарь заводского комитета ВЛКСМ Семен Коган, комиссарами батальонов: старший инженер отдела В. В. Балакин, заведующий кабинетом политического просвещения М. Д. Кононенко, старший инженер-строитель С. К. Горбунов.
Командование стрелковыми батальонами было тоже доверено судостроителям-ждановцам — коммунистам В. Н. Мараеву (первый батальон), В. Г. Малетину (второй батальон), А. М. Ратникову (третий батальон). Командиром пулеметной роты стал инженер электроцеха Е. И. Калачков, полковую разведку возглавил инженер Б. П. Макаров.
4 июля в 15 часов добровольцы собрались у главного здания заводоуправления. После короткого митинга полк с духовым оркестром двинулся в казармы на улицу Якубениса (ныне Краснопутиловская улица). Там ополченцы начали заниматься строевой подготовкой, изучать стрелковое оружие, приемы и тактику боя; но уже через неделю занятия пришлось прервать: фронт все ближе и ближе подкатывался к Луге. Наступили тревожные дни. Пали Остров, Псков и ряд населенных пунктов. Ударные группировки врага продолжали рваться вперед. 41-й моторизованный корпус гитлеровцев шел на Кингисепп, стремясь перехватить нарвскую горловину и окружить советские войска, сражавшиеся в Прибалтике. 56-й моторизированный фашистский корпус подтянулся к Новгороду, пытаясь перерезать шоссейную дорогу, связывающую Москву с Ленинградом. С 13 июля развернулись боевые действия на подступах к Луге. [И. П. Барбашин, А. И. Кузнецов и др. Битва за Ленинград. Воениздат, 1964, стр. 35.] Угроза Ленинграду стала явной — обстоятельства вынуждали без промедления укреплять Лужский рубеж новыми силами.
10 июля у казармы, где размещался 2-й стрелковый полк, состоялся последний митинг. Красное знамя, врученное полку, принял его командир Иосиф Иванович Лебединский.
Проводы были трогательными:
— Помни, сынок, воевать идешь за Ленинград, за Нарвскую заставу.
— Бей врага как положено, а за нас не беспокойся — мы свое дело знаем.
— Прощай, дочурка родная... Не забывай папу.
— Вася, милый, возвращайся, с победой. Буду ждать. А потом и свадьба...
Поздно вечером, еще раз обняв на прощание провожающих, ополченцы тронулись в путь. В ночной тишине гулко раздавались их шаги, удалявшиеся от легендарной Нарвской заставы. Уже издалека, возникшая в голове колонны, долетела песня:
«... Уходили, расставаясь, покидали тихий край...
— Ты мне что-нибудь, родная, на прощанье пожелай...», дружно подхватили сотни голосов.
Песня росла, ширилась, брала за душу. И казалось, будто слова ее написаны специально для этого случая — столько в них чувствовалось скрытого смысла, значения. Это с родной Нарвской заставой, посылающей их на бой с ненавистным врагом, прощались ополченцы, это ее просили они о добрых пожеланиях.
На станции Витебская-товарная ждановцы погрузились в эшелон, направлявшийся к Лужскому рубежу. Поезд тронулся. С каждой минутой ополченцы приближались к передовой, о которой большинство из них знало лишь понаслышке. Они ехали навстречу опасности, а может, и смерти, но на лицах их не было ни страха, ни смятения.
После отправки на фронт полка народного ополчения, заводской партийный комитет сформировал два истребительных батальона и три партизанских отряда. В них были коммунисты и беспартийные — лучшие люди верфи. Кроме того, ждановцы активно участвовали в строительстве оборонительных сооружений: в районе Берестово на реке Луге работало 500 человек, под Кингисеппом близ станции Веймарн — еще 480. Затем были созданы рабочие отряды для рытья окопов, траншей, противотанковых рвов, строительства дзотов и блиндажей в непосредственной близости к Ленинграду. Всего с начала войны на строительстве оборонительных сооружений работало до 4500 рабочих, инженерно-технических работников и служащих завода.

ПЕРВОЕ ИСПЫТАНИЕ МУЖЕСТВА

На рассвете 11 июля, когда еще не успела рассеяться белесая пелена тумана, эшелон с ополченцами прибыл на станцию Батецкая. Позади остались Пушкин, Павловск, Вырица, Торковичи, Оредеж. Дальше поезда не шли. Дальше уже были немцы, но и здесь фашистская авиация бомбила железнодорожный узел, постройки, скопления людей. Еще полмесяца назад никто не мог бы подумать, что по этой земле придется ходить пригнувшись, пробираться ползком.
Полк спешно начал выгрузку. И едва вышли из вагонов, как над станцией появилось девять вражеских самолетов.
— Воздух! Воздух! — резануло слух.
Люди падали на землю, прятались в кустах, придорожных кюветах. Столбы черного дыма поднимались в небо, вздымались фонтаны тяжелой земли. По всей станции бушевало пламя. Зажигательные бомбы угодили в передние вагоны, и они в несколько мгновений превратились в факелы, грозя поджечь соседние вагоны с боеприпасами.
— Бойцы, за мной! Откатить вагоны! — крикнул командир батальона старший лейтенант Виктор Мараев, бросаясь к эшелону. Следом за ним первыми поднялись коммунисты, комсомольцы. Воины дружно налегли на вагоны, но те даже не сдвинулись с места, словно приварились к рельсам. Еще усилие, еще. Нервы напряжены до предела. Пламя все ближе, все жарче. Трудно дышать, огненный ветер обдувает лицо. А счет времени идет на секунды — жизнь или смерть? И вдруг тронулся один из вагонов, за ним другой... Быстрее, быстрее, подальше от пылающего состава. И вот уже боеприпасы в безопасном месте, ценный груз спасен. Значит, стоило рисковать, стоило за час с немногим испытать столько, сколько в мирное время не довелось бы перенести, может, и за всю жизнь. Это был первый подвиг ждановцев, подвиг, совершенный на пути к фронту. Они приняли боевое крещение, еще, не дойдя до фронта, не побывав в настоящем бою, но и пережитое здесь вселило в них новые силы, заставило поверить в свое мужество.
Немного отдохнув в лесу, ополченцы ускоренным маршем направились в деревню Теребони, куда прибыли в 22 часа. На следующее утро снова в путь. По болотам и лесам, через населенные пункты Остров, Косицкое, Любенец, добрались до реки Мшага, в районе поселка Медведь и деревни Большие Угороды. Здесь, на сильно пересеченной, живописной местности, полк занял оборону. Огневые позиции первого батальона проходили на участке деревень Ускибье—Заречье; второго — на участке Ускибье—Закибье, в полкилометре от Больших Угородов. Третий батальон находился во втором эшелоне за рекой Киба между деревнями Большие Угороды, Малые Угороды и Сосенка. Штаб полка расположился в одном из домов деревни Закибье.
Комбат-3 А. М. Ратников старый солдат, еще в 1919 г. воевавший под Петроградом против Юденича, первым доложил командиру полка, что огневой рубеж занят и люди готовы к бою.
— Хорошо! — похвалил полковник. — Пусть ребята отдохнут, пообвыкнут под огнем, а потом можно и воевать. Надо учить их бить врага и отбиваться от него,—сказал он.
Утром ополченцев подняла ранняя артиллерийская канонада и бомбежка. Переждав, пока закончится вражеский «концерт», бойцы позавтракали и вместе с находившимися здесь под Шимском ленинградскими метростроевцами приступили к укреплению своей обороны. Рыли окопы, траншеи, строили блиндажи, дзоты, стрелковые ячейки. Работали день и ночь. Командиры батальонов показывали, как размещаться в блиндажах и окопах, как маскироваться. Во время работы над головами не раз пролетали мины, и старшие товарищи учили молодых, как по звуку определить направление полета и место их падения, как лучше уберечься от осколков.
Когда сооружение линии обороны было завершено, стала проводиться боевая учеба. Ополченцам показали, как надо действовать против вражеских танков, рассказали об особенностях боя на этой пересеченной местности. Военные игры, куда были включены такие элементы, как отражение вражеских атак, перегруппировка сил, контратака, помогли бойцам закрепить полученные знания. Затем командир полка собрал всех командиров взводов и дал им ряд практических советов, как руководить боем, где должен находиться командир, как держать связь с соседними подразделениями, каков порядок снабжения боеприпасами и питанием, как эвакуировать раненых. Подобные занятия были проведены и с младшими командирами.
Однажды (на второй день после прибытия ополченцев на линию обороны) фашистские самолеты налетели на деревню Закибье и начали бомбить расположение штаба полка и саперной роты. Одна бомба угодила прямо в тот дом, где проходило партийное собрание полковых саперов. Сразу 11 человек было убито и пятеро тяжело ранено. Но фашистский стервятник не ушел от возмездия. Групповой огонь бойцов сразил «юнкерса». Так отомстили ждановцы гитлеровцам за гибель своих товарищей. Сразу же после бомбежки штаб полка передислоцировался в лес, северо-восточнее деревни Сосенка.
В тот период на Лужском рубеже сосредоточились наши войска Лужской оперативной группы, в состав которой входили 191-я, 177-я стрелковые дивизии, Ленинградские Краснознаменное пехотное имени С.М. Кирова и стрелково-пулеметное училища, 1-я отдельная горнострелковая бригада. 10—14 июля сюда прибыли 1-я, 2-я и 3-я дивизии народного ополчения. На них возлагалась ответственная задача — оборонять юго-западные подступы к городу Ленина. Линия обороны Лужской оперативной группы, протяженностью 300 километров, проходила от Финского залива до озера Ильмень.

НА ЛУЖСКОМ РУБЕЖЕ

Гитлеровцы подтянули к Лужскому рубежу огромное количество войск, однако их попытка с ходу прорваться к Ленинграду через Лугу была сорвана. Бои на берегах реки Луга, начавшиеся 14 июля, продолжались почти месяц. Войска Лужской оперативной группы под командованием генерала К. П. Пядышева мужественно отражали все атаки противника, принудив его приостановить наступление, подтянуть новые силы. Эту передышку советские воины успешно использовали для укрепления обороны на непосредственных подступах к Ленинграду.
Несмотря на временное затишье по всему фронту, на отдельных его участках продолжались тяжелые бои. Так в результате сильного удара гитлеровцев 24 июля части 70-й и 237-й стрелковых дивизий были вынуждены отойти на левый берег рек Мшага и Шелонь. А на следующий день крупная группа фашистов, форсировав Мшагу в районе населенных пунктов Медведь — Заречье, вклинилась в оборону ждановского полка. Бой не прекращался в течение 12 часов. Отдельные участки обороны по нескольку раз переходили из рук в руки. Ценой больших потерь ополченцам все же удалось восстановить прежнее положение.
В ночь с 25 на 26 июля полковая разведка проникла в тыл врага и захватила первого «языка». Из допроса выяснилось, что готовится «психическая» атака танков и пехоты противника. Командование полка решило перехватить инициативу.
26 июля первый батальон под командованием В. Н. Мараева атаковал противника. Темп продвижения нарастал стремительно. Разгоряченные ополченцы лавиной ворвались в расположение противника и, сломив его сопротивление, погнали выдвинувшееся накануне вперед подразделение. Фашисты откатились, оставив на поле боя убитыми около сотни солдат и офицеров. Первый батальон в этом сражении потерял 20 человек убитыми, 50 бойцов было ранено. Танковая атака врага была сорвана.
На следующий день после этого боя на оборонительном рубеже пулеметной роты, проходившем между деревнями Закибье и Большие Угороды, появился Главком Северо-Западного направления К. Е. Ворошилов. Командир роты младший лейтенант Е. И. Калачков сразу узнал легендарного героя гражданской войны и по всей форме доложил обстановку, добавив:
— Рота готова в любую минуту встретить фашистов уничтожающим огнем.
— Вижу, вижу, — улыбнулся Климент Ефремович, — ячейки сделаны неплохо. Но нужно глубже зарыться в землю, чтобы танк не достал, пуля не задела, осколок пролетел мимо. Побольше маскировки и бдительности. Думаю, что на ждановцев можно надеяться, не подведете!
— Умрем, но не сдадим своих позиций, — ответили ополченцы. 28 июля начался большой бой. Справа от пулеметчиков оборону занимала третья стрелковая рота, слева — первая и вторая.
— Сергей, — окликнул младший лейтенант командира ближайшего к нему расчета Калашникова. — Быстро к пулемету!
Приготовились к бою и в остальных восьми отделениях. А гитлеровцы совсем рядом, идут в полный рост, даже не пригибаясь, уверенные в своих силах.
— Ну, мы вам сейчас покажем кузькину мать, заползаете, — зло бросил командир роты и негромко скомандовал:
— Давай, ребята!
Девять станковых пулеметов обрушили на фашистов лавину огня. Те залегли и, открыв ответный огонь, стали продвигаться ползком.
— Ага, ползете, сволочи! Но живыми вам все равно не уйти! Над полем боя раздалось вдруг могучее «ура»! Это пошли в контратаку стрелковые роты. В этом бою особенно отличились расчеты коммунистов Николая Королева, Михаила Макарова, Василия Щедрова и Дмитрия Лебедева, уничтожившие свыше 75 гитлеровцев. Однако и пулеметчики понесли потери. Тяжело ранило Павла Ильина, Василия Гусарова и других. Прямым попаданием снаряда покорежило и отбросило в сторону станковый пулемет, смертельно ранило командира расчета коммуниста Ивана Степанова. Силы его быстро угасали. Бросив последний взгляд на подбежавшего к нему Калачкова, Степанов с трудом проговорил:
— Товарищ командир! Передайте ждановцам, что я честно погиб в бою.
Ополченцы не отступили ни на шаг. Развилка дорог, которую хотели захватить немцы, оставалась для них недосягаема. Вместе со всеми смело действовали на поле боя сандружинницы комсомолки Анна Алексеева, Клавдия Плешкова, Евдокия Пантюшенкова и Анна Кравцова. Презирая опасность, они быстро выносили из огня раненых, перевязывали их, отправляли в медсанбат.
Наступила ночь. Воины проверяли и приводили в порядок оружие, продолжали укреплять оборону. Политработники полка проводили короткие беседы, подбадривали бойцов, разъясняли стоящие перед ними задачи. Рассвело. Ярко засветило солнце, совсем по-мирному сияло высокое голубое небо. На позициях полка тишина этого чудесного летнего дня так и не была нарушена.
А утром 30 июля на участке третьего батальона фашисты пошли в «психическую». Воздух снова наполнился шипящим свистом мин и снарядов. Небольшое пространство, занимаемое батальоном, покрылось черной завесой из земляной пыли и пороховой гари. Но гитлеровцам не удалось добиться успеха. Батальон А. М. Ратникова сокрушительным контратакующим ударом принудил их отойти назад. Через полчаса втрое большими силами гитлеровцы предприняли новую атаку. Они уже не шли в рост как вначале, а прижавшись к земле, ползли.
На помощь третьему батальону, когда нависла угроза над его флангами, были брошены две роты первого батальона и рота, находившаяся во втором эшелоне. Бой быстро разгорался. Не считаясь ни с какими потерями, фашисты лезли вперед, чтобы уничтожить третий батальон и закрепиться на его рубеже. Шла смертельная схватка с врагом, все время поддерживаемым действиями авиации.
Бой длился уже около трех часов. Ни одного ждановца не захватили немцы в плен, никто не дрогнул в эти тяжелые минуты. Когда же наступательный порыв противника начал ослабевать, бойцы первой, восьмой и девятой рот, действующих в центре, перешли в контратаку. Политрук девятой роты Михаил Трескунов первым выскочил из окопа, увлекая за собой группы бойцов. В жаркой схватке он был тяжело ранен, Истекая кровью, молодой политработник продолжал отстреливаться от наседавших фашистов, пытавшихся взять его в плен. Уничтожив нескольких из них и оказавшись в безвыходном положении, он последний патрон израсходовал на себя...
Командир третьего батальона Алексей Ратников вступил в рукопашную схватку с четырьмя гитлеровцами. Выстрелами в упор двоих убил наповал, третьему — ударом приклада раздробил череп, четвертого взял в плен. Несмотря на ранение, продолжал руководить боем.
Рядом со своими командирами и политработниками стойко сражались бойцы всех подразделений. Доблесть и отвагу в этом бою показали коммунисты Николай Говядкин, Семен Левшин, Иван Большаков, Павел Толочко, Борис Симановский и многие другие. Восемнадцатилетний связист комсомолец Борис Белозеров под губительным огнем врага восстанавливал прерванную связь. Получив тяжелое ранение, он упорно продолжал свое дело до тех пор, пока не выполнил боевое задание. Отважный воин был представлен к ордену Красной Звезды.
Так и не добившись успеха, фашисты отступили, оставив на поле боя свыше трехсот трупов. Они убедились, что перед ними люди, готовые скорее умереть, чем отдать на поругание родную ленинградскую землю. Гитлеровцы не в шутку прозвали тогда ополченцев «синебрючниками» (бойцы носили синие брюки). Здесь они больше не рисковали ходить в «психические» атаки, убедившись, что нервы у «синебрючников» крепкие.
7 августа на участке обороны частей 1-й дивизии фашисты с самолетов разбросали листовки. В них сообщалось, что Ленинград и Киев уже взяты немецкими войсками и предлагалось солдатам и офицерам Красной Армии прекратить сопротивление, сложить оружие и переходить на сторону немцев. Ополченцы посмеивались над этой дешевой гитлеровской пропагандой.
На следующий день с завода имени А. А. Жданова прибыла делегация. Рабочие рассказали ополченцам о своих трудовых успехах, о помощи фронту, сообщив, что ленинградцы работают не покладая рук, что ни бомбежки, ни трудности военного времени не смогут сломить их стойкость, их волю к победе.
В ночь на 9 августа со стороны немецких позиций заиграл оркестр. Это был очередной психологический трюк: фашисты предлагали ополченцам по этому сигналу сложить оружие, так как полагали, что советские войска не выдержат последующей атаки. Но гитлеровские молодчики забыли, что имеют дело с советскими людьми.
Подтянув к переднему краю артиллерию и сосредоточив на этом участке фронта большое количество авиации, фашисты два дня — 9 и 10 августа — обрабатывали позиции, обороняемые дивизией народного ополчения. Днем и ночью не умолкал гул артиллерийской канонады, грохот бомб. Немцы стремились огнем выжечь все живое. В течение 10 августа ополченцы 2-го стрелкового полка отбили три яростных атаки, а бой не прекращался.
Ценой больших потерь фашистам удалось на следующий день прорвать оборону ждановского полка на левом фланге, на участке первого батальона и выйти к расположению полкового командного пункта. Связь с подразделениями и артиллерией была прервана. Положение складывалось катастрофическое. Но в это время бойцы, находившиеся в резерве, с винтовками наперевес преградили путь врагу и отбросили его на исходные позиции. И этот день ничего не дал гитлеровцам: вперед они не продвинулись, потери же в живой силе и технике понесли чувствительные.
В этом сражении был ранен осколком мины командир первого батальона В. Н. Мараев. Наскоро перевязав его, Тамара Юрасова хотела эвакуировать командира с поля боя, но он наотрез отказался и оставался в строю.
Фашисты не хотели мириться с поражением. Подтянув свежие силы, они снова ринулись на позицию первого батальона. Однако и на этот раз ополченцы отбили атаку. По целям, указанным комбатом, наша артиллерия точным огнем накрыла фашистов, а рукопашная схватка довершила их разгром. В. Н. Мараев был ранен вторично — пуля пробила плечо, но он, собрав силы, продолжал управлять боем и сам уничтожил гранатой вражеский пулеметный расчет. За храбрость и умелую организацию боя его первым в полку представили к ордену Красного Знамени.
Из письма командования трудящиеся цеха с большой радостью узнали о героизме и отваге своего товарища...
«Мы гордимся Виктором Мараевым», — писал в многотиражной газете «Ждановец» секретарь парторганизации деревообрабатывающего цеха И. К. Важнецов.
Виктор Мараев участвовал в войне с белофиннами, где был три раза ранен, и за проявленные мужество и отвагу в боях награжден орденом Красного Знамени. Одним из первых в цехе он вступил в народное ополчение. И вот 16 августа 1941 г. в газете «На защиту Ленинграда» была напечатана статья «Всегда впереди», в которой подробно рассказывалось о героическом подвиге в бою командира Мараева. Эта статья зачитывалась на собрании цеха и по участкам. Героизм и отвага Виктора Мараева и его бойцов, нанесших гитлеровцам сокрушительный удар, вызвали в коллективе судостроителей всеобщее восхищение.
«...Вот так же храбро и мужественно должны сражаться с врагами Родины все советские воины, — заявили на собрании деревообделочники...» [Газета «Ждановец», 1941, 21 августа.]
Много неприятностей доставляли фашистам полковые разведчики. Особенно хорошо действовали Василий Шуваев и Виктор Перегримов. Это они в конце июля захватили первого «языка», не раз пробирались в тыл противника, добывали ценные сведения о его живой силе и технике. В одной из разведок Виктор Перегримов, возвращаясь из рейда, столкнулся с группой гитлеровцев, отстреливаясь, израсходовал почти все патроны, петлял по густым зарослям. В автомате осталось всего полдиска. И вдруг словно из-под земли — три фашиста. На какую-то долю секунды Виктор успел выстрелить раньше. Собрав трофеи, разведчик благополучно возвратился в свое подразделение.
— Ну вот, Василий, и мы при оружии, — сказал Перегримов, складывая к ногам изумленного товарища три немецких автомата с полными дисками и парабеллум. — Теперь повоюем — чертям тошно станет. И действительно — трофейное оружие сослужило разведчикам добрую службу.
Однажды их послали в стрелковую роту. Подразделение четыре дня находилось в бою, связи с ним не было. Разведчикам пришлось пробираться через расположение противника, больше километра ползти по-пластунски. Гитлеровцы окружили смельчаков. Возглавив группу, Перегримов умело организовал бой. Фашисты были уничтожены. А Виктор во второй раз за короткое время был ранен. Несмотря на это он добрался до КП роты — приказ командира полка был выполнен. А когда группа вернулась в расположение полка, Перегримов, как он ни сопротивлялся, все же попал в руки врачей.
«— Сколько я ни спорил, сколько ни доказывал, что рана не страшная — меня все же отправили в санчасть. А там перевязали, посадили в автобус и отправили в Новгородский госпиталь.
Приехал в город... И вернулся обратно. Нечего мне делать в госпитале! Хочу снова идти в бой» [Газета «На защиту Ленинграда», 1941, 19 августа.].

КОММУНИСТЫ, ВПЕРЕД!

В садах деревушки Большие Угороды начинали наливаться яблоки, вишня, слива. В прибрежных кустах тихой речки Кибы пахло малиной, смородиной. По холмам, тянувшимся от колхозных сараев к крупному населенному пункту Медведь, проходил передний край второго батальона, переброшенного с участка Ускибье—Закибье на помощь третьему батальону. На зеленом пригорке возле деревни стояла одинокая старая береза. Ее длинные ветви едва не касались земли. Видать, безмолвным свидетелем многих бед была она в далекие дореволюционные годы. Но то, что произошло в августовские дни 1941 г., случилось здесь впервые...
Фашистские самолеты на бреющем полете поливали огнем прижавшихся к земле ополченцев, охотились за каждым вышедшим из дома колхозником, не щадили ни старых, ни малых. Кружились над селом, лесом и полем, не улетая до тех пор, пока их не меняли другие стервятники.
После одного из сильных боев третий батальон, занимавший оборону в районе Больших Угород, понес большие потери. Противник мог проникнуть в образовавшуюся брешь и зайти с тыла. Учтя создавшееся положение, полковник И. И. Лебединский приказал комбату-2 В. Г. Малетину передать свой рубеж первому батальону и, выдвинувшись на участок третьего батальона, выбить фашистов из рощи «Топорик», прикрывавшей подступы к западной окраине деревни Малые Угороды.
Путь ополченцев к пригорку пролегал через поле перезрелой неубранной ржи. Налитые золотом колосья тяжело гнулись книзу.
— Эх, тоскует земля по жнитву, — с болью произнес комсорг полка Семен Коган, оглядывая густую желтизну поля. — В эту пору уже праздник урожая справляют. Девчата песни поют, обновки готовят, — а тут война...
— Нужно провести партийное собрание, — сказал подошедший к комбату комиссар батальона М. Д. Кононенко.
— Давайте! Время как раз подходящее.
Собрались на окраине деревни. Коммунисты успели полюбить эти короткие волнующие встречи на передовой. Парторг батальона Николай Сорминский проводил их интересно, с подъемом. Его нельзя было назвать хорошим оратором — говорил он неровно, сбивчиво, — но горячо и искренне, что всегда захватывало слушателей.
— Мы должны вышибить этого проклятого гада из рощи «Топорик», разбить его... Нас собрал здесь комиссар, чтобы обсудить задачи завтрашнего дня, послушать, как хозяйничают здесь гитлеровцы.
<...>
Собрание прошло бурно, взволнованно. Коммунисты поклялись лучше умереть, чем пропустить врага. Было принято решение всем членам партии считать первейшей обязанностью — личный пример мужества и отваги в бою, заботу о поддержании высокой дисциплины, боевого духа и бдительности у бойцов батальона, воспитание у каждого ополченца жгучей ненависти к фашистским захватчикам. А вечером во всех взводах состоялись беседы на темы: «Мы защищаем Ленинград», «Стойкая, активная оборона — мать победы», «Потеря бдительности — преступление», «Истребляй фашистов и днем и ночью».
Короткая ночь была на исходе. Розовел восток. Стояла предутренняя тишина. Проснувшись, комбат В. Г. Малетин, смотрел на мерцающие в посветлевшем небе звезды. Трава еще была сырой. Капельки висевших на ней росинок блестели янтарными крупинками. Рядом, прислонившись к стенке воронки, отдыхали после напряженной ночной работы начальник штаба батальона младший лейтенант А. Д. Чухлай и комиссар М. Д. Кононенко. «Жаль будить, видно только задремали», — подумал комбат, взглянув на часы. Маленькая стрелка стояла на шести. Но скоро в атаку.
Солнце еще только вставало из-за горизонта, а батальон уже шел на штурм рощи «Топорик». Выбив немцев из траншей перед высохшим болотом на окраине деревни Большие Угороды, ополченцы начали продвигаться к лесу короткими перебежками, так как впереди лежала голая лощина, лишь изредка покрытая кустарником. С севера лощину замыкала небольшая высотка. За ее гребнем темнела роща «Топорик», обозначенная на карте в виде топора (отсюда и название). Перед лесом торчали проволочные заграждения. Ни дотов, ни дзотов, за которыми укрывались минометы и пушки фашистов, ни траншей в полосе противника — ничего не было видно.
Бойцы приближались к роще. С правого фланга наступление малетинцев поддерживали батальон Алексея Ратникова и пулеметная рота Евгения Калачкова. В это время ударили пулеметы и автоматы врага, с флангов открыли огонь дзоты. Батальон залег. Прилетела вражеская авиация и начала бомбить позиции ждановцев. Взрывной волной контузило старшину третьей роты Ивана Рачинского. Придя в себя, он увидел невдалеке в луже крови своего товарища Олега Лехнова. Насмерть сразило судосборщика Василия Сорокина, работника конструкторского бюро завода Константина Комарова, начальника цеха Михаила Рабиновича, инженера Самуила Файнберга. Засыпало землей командира саперного взвода Николая Саутина. Это были уже не первые убитые, контуженные, раненые.
Приподнявшись из траншей и окопов, захваченных у врага, бойцы увидели, как подминая под себя лесные завалы, прямо на цепи батальона двигались фашистские танки. Полетели метко брошенные бутылки с горючей жидкостью. Запылали первые четыре машины. Остальные продолжали упрямо лезть вперед.
Один из танков прорвался к окопу, где находился парторг батальона Николай Сорминский. Земля сыпалась на голову, плечи, за воротник. Нечем было дышать — едкая пыль, куски болотного торфа забивали рот, перехватывало дыхание. Николаю казалось, что вот-вот его задавит гусеницами. И вдруг стало легче — вражеская машина прошла дальше. Но не успела она отползти двух-трех метров, как раздался взрыв. Метко брошенная коммунистом Семеном Акуловым связка гранат угодила в смотровую щель. Над танком поднялось черно-красное пламя. Рвались баки с горючим, снаряды. Остальные машины повернули назад. Танковая атака была отбита.
Подтянув крупные силы, гитлеровцы снова пошли в наступление. В траншеях батальона стояла тишина. У ополченцев застыли пальцы на спусковых крючках. Наготове были гранаты. Пулеметчик, бывший токарь 12-го цеха Семен Овчинников прижался к пулемету. Пилотку он сдвинул назад, чтобы лучше целиться. Впереди на него двигалось несколько гитлеровцев. Волной накатывались фашисты и на остальные участки обороны батальона.
— Огонь! — прозвучала команда комбата Малетина. Загремели ружейные залпы, торопливо застучали пулеметы. Гитлеровцы не выдержали, повернули назад. Овчинников, разгоряченный боем, продолжал длинными очередями бить врага.
— Магазин! Скорее магазин! — кричал он своему второму номеру, комсомольцу из 21-го цеха Михаилу Шушарину, видя, как падают от его выстрелов фашисты.
— Поддай жару! — подзадоривал пулеметчика лежавший рядом командир отделения, бывший рабочий шестого цеха Иван Виноградов.
Взбешенные крупными потерями и упорством небольшого подразделения, фашисты решили любой ценой отрезать ополченцев от основных сил полка, окружить и уничтожить их. Разгадав этот маневр, комбат был вынужден отвести остатки батальона на старый рубеж.
Начались бои за деревни Малые Угороды и Сосенку. Так же как и на подступах к роще «Топорик», стояли здесь насмерть коммунисты и комсомольцы С. И. Ряховский, К. А. Кузнецов, Г. Н. Васильев, С. М. Никиенко, Е. И. Калачков, И. С. Усков, И. А. Малков, Н. А. Молодкин и многие Другие. Большие и Малые Угороды дважды переходили из рук в руки. Геройски сражался с гитлеровцами пулеметный расчет Михаила Петрова, оказавшийся в окружении. Воины предпочли смерть позорной сдаче в плен.
Вот как это было.
... Вражеские автоматчики, поддерживаемые танком, двигались прямо на огневую точку Михаила Петрова. Пулеметчики стали готовиться к бою.
— С этой позиции мы никуда не уйдем! — заявил Петров товарищам и рассказал им, как несколько минут назад на его глазах погибла от осколков вражеского снаряда маленькая девочка.
— Мы должны отомстить фашистам за ее смерть!
Рокот мотора нарастал. Подготовив связки гранат и бутылки с горючей жидкостью, бойцы ждали. Мучительная пауза. Затем первый взрыв. Петров приподнялся, чтобы взглянуть, и в ту же секунду почувствовал сильный удар в левое плечо. Потрогал — пальцы были в крови. Когда пыль и дым рассеялись, Петров увидел, что танк как разъяренный зверь, кружится на месте с разбитой гусеницей. Превозмогая боль, Михаил метнул две бутылки с горючей жидкостью. Полетели гранаты, брошенные товарищами. Из всех щелей фашистской машины повалил густой черный дым.
Оглянувшись по сторонам, Петров увидел, что с левого фланга к его расчету направляется еще одна вражеская машина; двигавшиеся под ее прикрытием автоматчики начали окружать огневой рубеж пулеметчиков. Подкрепления ждать было неоткуда — ожесточенный бой шел на всем участке обороны полка. Боеприпасы на исходе, а гитлеровцы уже заходили с флангов. Поэтому командир расчета принял решение укрыться с товарищами в каменной церкви, находившейся поблизости. Они знали, что отсюда им уже не выйти, и потому решили в последней схватке с врагом как можно больше истребить гитлеровцев.
В полутемной церкви бойцы заперли дверь и только теперь могли взглянуть друг на друга. Двое погибли на пути к этому укрытию, остальные трое были ранены. Левая рука Петрова висела плетью, и пока он отдавал приказания, один из бойцов сделал ему перевязку.
Окружив церковь, гитлеровцы начали ломиться в дверь и кричать: «Рус, сдавайс...!» В ответ через разбитые окна полетели гранаты, раздались винтовочные выстрелы. Немцы отпрянули, наступила зловещая тишина. И вдруг раздался оглушительный взрыв. Это фашисты подкатили к церкви орудие. Помещение наполнилось едкой пылью, где-то вверху затрещали своды. Вражеским снарядом убило Дмитрия, а затем Евсея Сибиряка. Петров остался один. Через открытое окно он продолжал бой, а когда не стало патронов, с трудом вывел несколько строк на обагренном кровью клочке бумаги: «Нас было пятеро. Все комсомольцы. Ваня и Гриша погибли час назад. Мы переползли в церковь, чтобы больше уничтожить фашистов. Осколком убило Диму. Остались с Евсеем Сибиряком. Стояли до конца. Убило Евсея. Осталась последняя граната. Руки перебиты, зубами выдергиваю чеку, прыгаю в немцев. 10.VIII-41 г. Петров Мих...» [Газета «Новгородская правда», 1967, № 231.]
Дорого обошлась фашистам жизнь пяти героев-ополченцев: у стен церкви валялись десятки трупов фашистов.
Бои продолжались на всем участке обороны полка. Противник предпринимал яростные атаки, но ополченцы стойко оборонялись, иногда переходя в контратаки. В одну из них поднял бойцов комиссар третьего батальона Степан Кузьмич Горбунов, в недавнем прошлом строитель кораблей, коммунист с девятнадцатого года, участник Октябрьской революции и гражданской войны. Когда ждановцы уже ворвались в траншеи врага, осколок мины сразил Горбунова, С криками «Бей гадов за нашего комиссара!» — бойцы начали теснить и уничтожать гитлеровцев.
Небольшие лесные участки, окружающие позиции полка с юга и запада, были заняты немцами. Уже слышны были рокот танковых моторов, лязг гусениц, треск мотоциклов. К этому прибавлялся однообразный, ноющий гул фашистских самолетов, которые то и дело появлялись над позициями полка, по-разбойничьи пикируя не только на окопы и траншеи, но и на дома колхозников в деревнях Сосенка, Большие и Малые Угороды, Ускибье, Заречье...
Устроившись на старом бревне, командир полка И. И. Лебединский вынул из планшета карту. Вместе с начальником штаба капитаном Г. Н. Красновым стали намечать план завтрашнего сражения, стараясь предусмотреть возможные случайности. Оторвав на мгновение взгляд от карты, Краснов увидел, что со стороны Сольцов надвигается густая туча дыма.
— Жжет немец селения, — глухо сказал он. — Сюда лезет...
— Сюда мы его не пустим, — спокойно произнес Лебединский. — Не для того воюем...
Командир и начштаба снова склонились над картой. Теперь оставалось последнее — определить боевые задачи подразделений. Вызвав к себе на КП командиров батальонов и рот, И. И. Лебединский дал им последние указания.
— Держаться за каждый клочок земли. Стоять насмерть! За нами Ленинград!...
Задача была предельно ясной — лишних вопросов никто не задавал.
— А где комиссар? — поинтересовался Иосиф Иванович, не видя Ермолаева среди присутствующих.
— Он после утреннего совещания с коммунистами и комсомольцами ушел в медсанбат проведать раненого командира взвода, а потом собирался посетить батальоны, — ответил секретарь партбюро полка Иван Прохорович Степаненко.
— Вот беспокойный человек, — улыбнулся Лебединский — с теплотой думая о своем комиссаре. — Так и не сидится ему на месте, вечно в бегах.
Ермолаев действительно был беспокойным, заботливым и очень скромным человеком. Прирожденный партиец, мастер воспитывать и растить людей, Александр Семенович предпочитал большим совещаниям непринужденную беседу, откровенный разговор с командирами и бойцами.
Оставшись один, Лебединский снова углубился в карту, чтобы лишний раз выверить детали предстоящего сражения. Иосиф Иванович был еще сравнительно молод по возрасту, но как командир достаточно опытен и известен — его фамилия уже не однажды упоминалась в военных приказах. В полку его полюбили за принципиальность, справедливость, простоту и беспредельную храбрость. Свой боевой путь он начал еще в гражданскую войну красноармейцем, затем командовал взводом и ротой, пройдя в составе Первой конной армии многие сотни километров фронтовых дорог. Так сложилась у Лебединского жизнь.
На службе в армии он все свои силы, талант и мастерство отдавал укреплению обороноспособности первого в мире государства рабочих и крестьян.
Накануне боя Иосиф Иванович не мог не думать о людях, которых поведет в атаку. Ведь от их мужества, умения, стойкости зависел успех сражения. Многие предстали сейчас перед его мысленным взором и ни в ком из них он не усомнился. Командиры батальонов Виктор Мараев, Василий Малетин, Алексей Ратников были гордостью полковника, он верил им, как самому себе, знал, что никогда не подведут, не дрогнут перед любым врагом. Да и остальные ополченцы за месяц боев возмужали, окрепли, набрались опыта. Чувство воинского долга, героизм стали для них законом, нормой поведения. Разве о лучших солдатах может мечтать командир?
Быстро минула ночь. Рассвело. Стало видно поле предстоящего боя. С востока окопы ждановцев шли по окраине леса, рядом с рекой Мшага, а западнее — около деревень Сосенка, Большие и Малые Угороды, Уномер, упираясь в оборону 1-го стрелкового полка Кировской дивизии. Солнце поднималось все выше, касаясь уже верхушек деревьев, а вокруг ни выстрела, ни гула мотора. Этот покой вместе с медовым запахом трав и цветов, со свежестью погожего августовского утра так был не похож на то, что произошло здесь всего через несколько минут.
Негромко переговариваясь, словно боясь нарушить окружавшую их тишину, комиссар полка Ермолаев, находившийся на участке обороны третьего батальона, и комбат-3 Ратников только свернули цигарки, собираясь закурить, как вдруг под ногами задрожала земля. Одиннадцать «юнкерсов» обрушили на позиции ждановцев свой смертоносный груз, вражеская артиллерия открыла ураганный огонь. Валились расщепленные сосны, воздух наполнялся пылью и гарью.
Тридцать минут гудело небо и содрогалась земля. Потом в минутное затишье ворвался грохот гусениц: к переднему краю двинулись танки. Подпустив их поближе, бойцы восьмой стрелковой роты во главе с политруком Г. А. Ивановым подожгли первые машины; остальные две начали утюжить траншеи. Однако ополченцы надежно врылись в землю — танки пронеслись над ними, не причинив вреда.
В глубине обороны их встретили участник гражданской войны, потомственный судостроитель Платон Ефимович Бураков с сыновьями Романом, Василием и Арсентием. Они забросали танки связками гранат.
С левого фланга батальон подковой охватывают автоматчики. 40, 30, 20 метров отделяют уже ополченцев от идущих в «психическую» атаку гитлеровцев. Но Ратников, внешне спокойный и сдержанный — только синие жилки дрожат у глаз — не подает команду, хочет ударить наверняка. И вот, наконец, долгожданное:
— Огонь!
Затем комбат поднимает бойцов в контратаку. Первым на бруствере оказался бывший токарь девятого цеха коммунист Павел Трифонов, следом за ним — остальные. Жестокий рукопашный бой длится всего несколько минут, но фашисты не выдерживают штыкового удара корабелов и откатываются назад.
Через два часа «психическая» повторяется. Только теперь наступающим цепям кажется нет конца. Гитлеровцы с пьяными криками лезут и лезут на позиции ждановцев. Что такое? Справа отходят? Комиссар полка Ермолаев с горсткой коммунистов и комсомольцев спешит на правый фланг.
— Ни с места! Ни шагу назад! Мы защитники города Ленина! Только вперед!...
И бойцы схватываются с фашистами врукопашную. У ополченца Ивана Большакова кончились патроны. Но он мгновенно выходит из положения: вооружившись немецким автоматом, в упор расстреливает гитлеровцев.
Начала теснить противника и рота лейтенанта Николая Черкасова. Молодой командир сам повел своих бойцов в атаку. Но вдруг упал, смертельно раненый; обливаясь кровью, он все же нашел в себе силы приподняться и отдать последнюю команду:
— Приказываю — вперед!
Друзья, товарищи по оружию похоронили Николая Черкасова здесь же, на поле боя, под густой развесистой ольхой.
Отважно действовал в этом бою взвод бывшего работника 21-го цеха А. А. Мягкова. Трижды накатывались на его бойцов фашисты и трижды были вынуждены отступить, оставляя убитых и раненых. Ни угрожающий вой мин из шестиствольных минометов, ни шквальный пулеметный огонь, ни яростные атаки пьяных автоматчиков не поколебали стойких защитников. Взвод коммуниста А. А. Мягкова уничтожил в тот день свыше 80 гитлеровцев.
— Слава вам, товарищ Мягков! Отлично бьете фашистов. Буду ходатайствовать о награждении вас орденом, — крепко пожал ему руку комиссар полка А. С. Ермолаев.
Много славных подвигов совершили ополченцы на Лужском рубеже. И всегда в самые критические минуты коммунисты и комсомольцы первыми вскакивали на бруствер окопа, бросались в огневые атаки, беспощадно уничтожали врага в рукопашной схватке. Не было боя, где солдаты ленинской гвардии не показали бы пример мужества, героизма, беззаветной преданности Родине. Это по ним равнялись остальные, стараясь сражаться так же умело и храбро.
В те трудные дни стало традицией перед боем подавать заявление с просьбой принять в члены партии. Партийный билет, хранившийся у самого сердца, делал воина сильнее, цементировал его волю к победе. Во время августовских боев в партийное бюро полка поступило свыше ста заявлений. «Прошу принять меня в ряды коммунистической партии, — писал разведчик Степан Плавин. — Клянусь преданно защищать свою Родину. Бить врага беспощадно. Если потребуется, не пожалею своей жизни».
«Я хочу, чтобы мое заявление разбирали перед атакой, чтобы в бой я шел коммунистом», — писал ополченец Василий Самойленко. [Газета ЛАНО «На защиту Ленинграда», 1941, 17 августа.]
Бывало и так: перед самым боем воин писал на клочке бумаги: «Если убьют, прошу считать меня коммунистом». И эти, будто кровью написанные слова, становились последним желанием человека, отдавшего жизнь ради свободы и счастья своей Родины.

СЛОВО ВЕДЕТ В БОЙ

Большинству политработников, партийным и комсомольским активистам 2-го стрелкового полка пришлось на ходу, в боевой обстановке учиться искусству агитации, совершенствовать свои знания, приобретать опыт политического воздействия на людей. Ведь слово только тогда грозное оружие, когда оно способно зажечь массы, вдохновить на подвиг, поднять в атаку под яростным огнем.
Формы партийно-политической работы среди ополченцев полка на Лужском рубеже были самые различные: личный пример коммунистов, коллективные и индивидуальные беседы, политинформации, ротные собрания партийных и комсомольских организаций, чтение газет, брошюр и журналов. Большое значение придавалось политинформациям. Их старались проводить регулярно, в любой обстановке, используя все возможности, чтобы оперативно сообщить бойцам о положении дел на фронте и в тылу, рассказать о том, что делается у соседей по обороне, какие конкретные задачи стоят перед их подразделением. В этой работе участвовали командиры, коммунисты, комсомольцы. Часто, когда нельзя было собрать людей, политработники и агитаторы шли от бойца к бойцу, и через несколько минут новость становилась достоянием всего полка. Так, например, узнав из сообщения комиссара полка о контрударе наших войск в районе Сольцов, в результате которого немцы были отброшены на 40 километров к западу, политруки рот немедленно собрали ополченцев и провели во взводах короткие беседы, что безусловно еще больше подняло боевой дух воинов.
В одном из боев блестящего успеха добился третий батальон ждановцев. Он не только отбил подряд три атаки, уничтожив при этом много гитлеровцев, но и сумел вклиниться во вражескую оборону. Политработники и агитаторы сразу же рассказали во всех подразделениях полка об успехе их товарищей и эта весть вдохновила ополченцев на новые подвиги.
Пропагандисты и агитаторы заботились не только о высоком боевом духе воинов. Не мало внимания они уделяли и воспитанию воинского мастерства, смекалки, находчивости в боевых условиях. Ополченцев учили минному делу, применению трофейного оружия, действиям в лесисто-болотистой местности и т. д.
Широко изучался и распространялся опыт старших товарищей. В полку было несколько участников финской кампании, людей прошедших хорошую школу мужества и боевого мастерства. К их рассказам особенно внимательно прислушивались молодые бойцы, так как в них содержались советы, вполне применимые и к данной обстановке.
Так, участник прорыва линии Маннергейма командир первого батальона В. Н. Мараев в беседе о тактике ведения боя с белофиннами подчеркивал: «... Они во время артподготовки убегают в задние траншеи. То же делают сейчас и немцы. Там отсиживаются, а потом идут в контратаку. Поэтому не надо задерживаться в первых траншеях и землянках, а стремительно идти вперед, брать сходу и траншеи, и окопы... Надо в лесу быть бдительным...» [Газета «Ждановец», 1941, 9 августа.]
Другой участник войны с белофиннами — старшина Иван Большаков не только рассказывал о смекалке и отваге наших воинов и подробно освещал эпизоды отдельных боев, но и демонстрировал приемы владения оружием, учил как лучше ориентироваться на местности. Такие беседы приносили огромную пользу, особенно молодым воинам, укрепляли их веру в собственные силы, воспитывали чувство взаимной выручки в бою, рождали решимость, мужество, героизм.
В боях под Большими Угородами, Сосенкой и Закибье в полной мере проявилась действенность политического лозунга, сила личного примера политработников. Когда тяжело ранило командира второй стрелковой роты, политрук Горбачев не растерялся, тотчас принял командование на себя и с возгласом: «За Родину, за Ленинград!» повел людей в атаку, умело руководя боем. Рота разгромила превосходящие силы противника. Бесстрашно уничтожал гитлеровцев комсомолец-агитатор Михаил Еремин. Однажды в решающий момент боя он поднялся во весь рост, не обращая внимания на пули, и крикнул товарищам: «Не дадим гадам уйти живыми!» В атаку рванулся весь взвод. А Еремин, захватив немецкий пулемет, повернул его в сторону отступавших фашистов; не многие из них ушли тогда живыми от меткого огня Михаила.
Жестокие бои на Лужских рубежах ежедневно рождали десятки героев. Многие бойцы и командиры проявляли чудеса храбрости и самоотверженности в борьбе против немецких захватчиков. Популяризация отличившихся воинов занимала важнейшее место в партийной и агитационно-пропагандистской работе. Пропаганда массового героизма была подчинена главной и основной задаче — не допустить фашистов в Ленинград, разбить и изгнать их со священной земли нашей Родины.
В рукопашной схватке сержант Михаил Лебедев убил трех фашистов. Первый номер противотанкового ружья Федор Кириллов метким огнем уничтожил пулемет противника, дав возможность своему взводу успешно атаковать группу автоматчиков. О героизме этих воинов агитаторы сразу же сообщали по цепи, рассказывали в коротких беседах.
Большое внимание в полку уделялось и тому, как воинское умение, боевое мастерство помогают совершать подвиги.
С первых же дней войны гитлеровцы чинили чудовищные зверства над военнопленными и мирным населением. Задача политработников и агитаторов полка состояла в том, чтобы полнее использовать эти факты для воспитания бойцов в духе жгучей ненависти и презрения к врагу.
<...>

В ОГНЕННОМ КОЛЬЦЕ

По-прежнему стояли солнечные жаркие дни. В чистом безоблачном небе — гул «юнкерсов» и «мессершмиттов». Под их прикрытием фашистские танки, моторизованная пехота рвались к Ленинграду.
По пыльным дорогам, по лесным проселкам шли на восток старики, женщины, дети. Пожары, словно сполохи, обжигали ночное небо — горели деревни и поселки Ленинградской области.
С тяжелыми оборонительными боями отходили к Ленинграду ополченцы. Гитлеровцы уже захватили Сольцы, Уторгош, Медведь и сотни Других населенных пунктов. Оставив деревню Остров, полк двигался к селу Большие Теребони на реке Луге, которую предстояло форсировать, затем занять в этом районе выгодный для обороны рубеж.
Надо торопиться — фашисты могли засечь ополченцев каждую минуту. Лебединский решил переправляться двумя потоками: большая часть полка с пушками, станковыми пулеметами, санитарными машинами, повозками с продовольствием, боеприпасами и другим имуществом двинется по уцелевшему мосту, а остальная — преодолеет широкую Лугу на плотах, лодках и других подручных средствах. Без лишнего шума и суеты началась переправа.
Многие были уже на том берегу, когда гитлеровцы заметили движение советских воинов. Ударила артиллерия, налетели самолеты. В воздух взрывной волной подняло обломки моста, снесло стоящий неподалеку сарай, повалило расщепленные деревья. Двадцать минут гудело небо и содрогалась земля. Многих своих боевых товарищей не досчитались ждановцы в тот день. Смертью храбрых пали политработник дивизии Розенблюм, секретарь партбюро полка Степаненко и другие командиры.
В районе деревни Самокража фашисты высадили воздушный десант, чтобы преградить путь отходящим подразделениям. Две группы разведчиков во главе с коммунистами Николаем Завьяловым и Александром Григорьевым прочесали лес, истребив большинство гитлеровцев.
Нелегкие испытания выпали и на долю первого стрелкового батальона судостроителей, самостоятельно отходившего из-под Новгорода. Ему, как и некоторым другим подразделениям народного ополчения, гитлеровцы отрезали ближайший путь отступления. Он вынужден был отходить в северо-западном направлении через населенные пункты Люболяды, Нехино, Раглицы, Мойку. Сколько раз разведчики, возвращаясь с задания, докладывали, что деревни заняты немцами. Командир батальона, в распоряжении которого осталась лишь небольшая группа измотанных тяжелыми боями людей, не решался атаковать фашистские гарнизоны. И ополченцы снова кружили по лесам в поисках выходов из вражеского кольца.
Уставшие бойцы батальона все чаще и чаще останавливались на отдых, не забывая, однако, выставлять часовых. Обессиленные от бессонных ночей и тяжелого перехода они сразу же валились на землю и засыпали. Особенно трудно приходилось пулеметчикам из роты младшего лейтенанта Евгения Калачкова, которым, кроме винтовок, противогазов и прочего, приходилось тащить на своих плечах восемь станковых пулеметов, ленты и ящики с патронами. Порой у Ивана Жукова, Николая Артемьева, Федора Алшясова, Бориса Цветкова и других уже, казалось, не хватало сил сделать даже шаг. Но никто из них не думал о том, что можно облегчить свой груз. Бросить пулемет, который, быть может, уже сегодня пригодится в бою? Нет, только не это. И они шли, упрямо шли вперед, твердо веря, что час расплаты с врагом непременно настанет.
Хлюпала под ногами болотная жижа, тревожно чавкала рыжая трясина. На мшистых кочках краснела твердая, еще не созревшая клюква, и люди с жадностью набрасывались на ягоды, морщась жевали их, а затем пили сквозь марлю желтую болотную воду. И лишь по ночам выходили они на дорогу, по которой днем двигались только немцы.
Ополченцы добывали на колхозных полях картошку, варили ее в котелках на костре.
Некоторые бойцы огородами пробирались в деревни и стучали в ставни крайних изб, откуда потихоньку выходили женщины и угощали изнуренных воинов молоком и хлебом...
Ополченцы-ждановцы выдержали все эти испытания и вырвались из вражеского кольца. Первый батальон соединился с основными силами полка у деревни Остров.
15 августа фашисты захватили станцию Батецкая и, овладев водным рубежом Оредеж, вышли на железнодорожную магистраль Дно—Ленинград. Над станцией Оредеж и прилегающими к ней населенными пунктами Большие Сокольники, Хлупино, Холомцы, Белое нависла угроза захвата фашистами. 2-й стрелковый полк, как и другие части дивизии, оказался в огненном кольце. Положение складывалось критическое, и Лебединский решил дать немцам бой. Совершив пятнадцатикилометровый переход от деревни Остров, батальоны окопались у села Белое.
Утром 16 августа девять фашистских самолетов обрушили на деревню и прилегающие к ней высоты много фугасных и зажигательных бомб. Через несколько минут на позиции полка с трех сторон пошли автоматчики. Выдержав первые удары, ждановцы навязали врагу ближний бой. По сигналу своих командиров они готовились броситься врукопашную, как вдруг с левого фланга ударили три немецких пулемета; они простреливали вокруг почти всю местность. Бойцы были вынуждены залечь во ржи.
К командиру полка подполз комсомолец Василий Силантьев.
— Товарищ полковник, разрешите мне уничтожить вражеское гнездо. Три гранаты, и мы покончим с ним. А потом и за остальных возьмемся.
— Вы знаете, чем рискуете?
— По-честному, умирать не хочется. Попробую и от пулемета избавиться и в живых остаться.
— Идите! — сказал командир, крепко пожав руку Силантьеву. Боец пополз к первой огневой точке. Его примеру последовали еще трое воинов. Граната, брошенная Силантьевым угодила прямо в цель. Товарищи Силантьева довершили разгром остальных пулеметных расчетов.
Над пожелтевшей рожью разнеслась команда:
— За Родину! За Ленинград!... В атаку! ...
Бой длился недолго. Многие фашисты нашли себе бесславную могилу в районе сожженного ими села Белого. Были уничтожены на его подступах и вражеские танки, поддерживавшие передовой отряд гитлеровцев, имевший задачу первым ворваться на станцию Оредеж.
Снявшись со своих позиций, полк начал отходить к населенному пункту Ям-Тесово. Там предстояло переправиться через реку Оредеж, а затем продолжать сдерживающие бои с противником. В ночь на 18 августа все батальоны подошли к водному рубежу. Противник находился на восточном берегу реки между озером Хвойлово и деревней Овиновичи — в двенадцати километрах от Ям-Тесово. Поэтому переправляться можно было бы в спокойной обстановке, если б не разрушенный мост и отсутствие переправочных средств. На небольших рыбацких лодках, найденных на берегу, столько людей не перевезешь в течение ночи. Обстановка сложилась трудная. Утром могли настигнуть немцы, тогда — снова бой, снова потери. Саперы и разведчики занялись поисками брода. Но вдруг среди бойцов появился старик.
— Дедушка, вы здешний? — спросил полковник.
— Здешний, сынки, здешний. Колхозный сторож я.
— Выручайте нас, скажите, где здесь мелкие места, чтобы нам побыстрее перебраться на ту сторону реки.
— Сейчас, родимые, сейчас...
И он торопливо зашагал вниз по течению Оредежи. Дойдя до отлогого ската, идущего прямо к реке, старик указал:
— Вот тут, самое мелкое место. Больше чем по пояс воды не будет. Через этот брод мы гоняли коров пасти на ту сторону. Дно хорошее, песчаное...
Тепло поблагодарив старика, Лебединский отдал приказание сразу же начать переправу на северный берег реки. Здесь не бушевал вражеский огонь, как это было на Луге, но ополченцы все равно стремились как можно быстрее преодолеть речку — уж больно коротка летняя ночь в этих краях. Затем небольшая передышка и — снова в путь.
Фашисты уже захватили станции Оредеж, Торковичи, Чолово. Стремясь задержать их продвижение по железнодорожной магистрали Дно—Ленинград, полк занял оборону на участке деревня Кремено — станция Чаща. Свой командный пункт и резерв около 150 человек Лебединский расположил на окраине Кремено.
Из района Чолово и Черемна с раннего утра доносилась артиллерийская канонада. Сначала снаряды с шумом проносились мимо, затем справа, у озера Вялье раздалось несколько сильных взрывов. А когда солнце высоко поднялось над ржаным полем и лесом, с запада начал нарастать рокот моторов. Через несколько минут из облаков вывалилась большая группа бомбардировщиков.
Ржаное поле, на котором оказались бойцы третьего батальона, простиралось за холм; оттуда доносились пока еще редкие выстрелы. Из леса появились танки и направились к станции Чаща. Вскоре показались и автоматчики. Но бойцы огня не открывали: ждали, когда противник подойдет поближе, чтобы бить наверняка. Обрушив сильный огонь на боевое охранение полка, фашисты сбили его с занимаемой позиции и теперь приближались к основным силам. Как только первая цепь оказалась на расстоянии семидесяти метров, ополченцы дружными залпами из винтовок встретили врага. Атака гитлеровцев сорвалась. Были остановлены и танки. Пять из них ждановцы превратили в груды металла.
После сильного артиллерийско-минометного налета фашисты пытались обойти ополченцев с флангов. Но и здесь их ждала неудача. Потеряв свыше двух рот, противник откатился назад. Три его атаки в лоб и четыре с флангов захлебнулись. Но оккупанты не отказались от намерения окружить и уничтожить оборонявшихся. Подтянув сильное подкрепление, они вновь обрушили на полк огневой смерч, снова бросили в бой танки и автоматчиков.
Уже около часа сражались отважные ополченцы. Силы их таяли, но воля к победе не ослабевала.
Бойца Ивана Платонова осколком мины ранило в ногу. Превозмогая боль, он отполз немного в сторону и продолжал вести огонь по врагу. От боли и потери крови Платонов несколько раз терял сознание, но, приходя в себя, снова брался за винтовку. Неподалеку от Платонова находился пулеметный расчет Николая Королева. Командир только что зарядил пулемет новой лентой, как вдруг был ранен. Он сильно переживал, что больше не может сражаться с врагом. Сандружинница Наташа Ануфриева отвела его в медсанбат. Пулеметчик Иван Жуков дострелял ленту Королева, вставил новую, но и его ранила фашистская пуля. У пулемета остались комсомолец Анатолий Сорока и Николай Артемьев. Осколок снаряда пробил кожух «максима», горячее железо жгло руки, но Сорока продолжал стрелять до тех пор, пока бронебойная пуля не пробила короб.
— Коля! — гранаты, — крикнул Анатолий.
Двое воинов храбро сражались против десятка гитлеровцев. И только когда на двоих осталась одна граната, они начали отходить к командному пункту роты. Но и там уже были немцы. Анатолий встал, замахнулся последней гранатой, но бросить не успел — автоматная очередь сразила его насмерть. Прощальным салютом прозвучал взрыв гранаты, выпавшей из рук бесстрашного воина.
Бой шел уже на всем участке обороны полка. Ценой больших потерь фашистам удалось выбить ополченцев с занимаемого рубежа и потеснить к деревням Ольховец и Озерешно. Командный пункт полка, находившийся на восточной окраине Кремено, вместе с командиром и 150 ополченцами оказался в окружении. Основные силы полка враг теснил к станции Новинка.
Окруженная группа Лебединского продолжала бороться. В рукопашной схватке у коммуниста В. Семенова выбили из рук винтовку — он пустил в ход лопату. Сломалась лопата, и Семенов начал действовать кулаками. Даже тяжело раненый, истекающий кровью, воин-богатырь был страшен фашистам. Собрав последние силы, он схватил одного из наседавших гитлеровцев и задушил его. Когда во время боя вышел из строя артиллерийский расчет Василия Ильина, к орудию подбежал боец Федор Григорьев и начал действовать за пятерых. Он уничтожил до трех десятков гитлеровцев. Бутылками с горючей жидкостью и гранатами встречали коммунисты вражеские танки. Константин Соколов, Всеволод Лисин, Иосиф Раввин, командир взвода Ефим Левин и другие ополченцы подбили и подожгли несколько танков.
День был на исходе, но бой не прекращался. Свыше пятидесяти бойцов не досчиталась тогда группа Лебединского. Поздно вечером ополченцы нанесли концентрированный удар по одному из слабых вражеских участков и вырвались из огненного кольца.
Собрав разрозненные подразделения, пробиравшиеся по лесам и болотам на северо-восток в сторону Ленинграда, Лебединский организовал сопротивление гитлеровцам в тылу. Днем и ночью продолжалась борьба с танками, самолетами и моторизованной пехотой врага. Смелые огневые налеты на вражеские коммуникации, взрывы бензохранилищ, дерзкие нападения на мотоциклистов и маршевые роты — все это держало оккупантов в страхе. Группа Лебединского продолжала мстить за гибель своих товарищей.
А в это время основные силы полка под командованием начальника штаба капитана Краснова пробивались с боями через вражеские заслоны в район станции Новинка. Сюда же направилось и подразделение старшего лейтенанта Шуваева, оказавшееся в тылу у немцев после боя у Кремено.
Черный от загара и пыли, с воспаленными от бессонных ночей глазами, начальник штаба склонился над картой, намечая план обхода станции Новинка, где по донесению разведки уже находились немцы.
— Сюда, товарищ старший политрук, не пойдем, — рассуждал вслух Краснов, обращаясь к комиссару полка Ермолаеву. — Тут уж нас наверняка поджидают. По дороге тоже не следует идти. Лучше всего обойти фашистов вот здесь, с северо-востока, и ударить им в тыл.
Затем капитан созвал командиров подразделений и коммунистов, поставил перед ними боевую задачу. После короткого совещания, исполняющий обязанности командира полка Краснов приказал:
— А теперь — по местам! Приготовиться к бою!
Но начался бой раньше сигнала: это бойцы роты Сергея Васильева, отбивая атаку гитлеровцев, сами перешли в наступление. Расстреливая фашистов в упор, забрасывая их гранатами, ополченцы стали продвигаться к станции. Однако через пятнадцать минут телефонист на КП доложил Краснову, что немцы начинают теснить роту.
— Четвертая и пятая — вперед! — приказал капитан и телефонист передал его приказание командирам рот.
Бойцы, занимавшие оборону в центре позиций, поднялись из неглубоких траншей и бросились к переднему краю противника. Но путь им преградил шквальный минометно-пулеметный огонь.
— Ну, что скажешь? — обратился Краснов к Ермолаеву.
— Матерые, видать, фашисты засели здесь. Шапками не закидаешь, на «ура» не возьмешь, — нахмурился комиссар. — Надо поберечь людей. Атаковать бесполезно.
Тем временем на командный пункт полка поступили донесения о том, что патроны на исходе, гранат нет. Рассчитывать на пополнение боеприпасами не приходилось. Кроме того, с правого и левого флангов ополченцев начали обходить свежие силы противника, прибывшие в этот район боев. Поэтому чтобы избежать окружения, подразделения полка начали отступать к станции Вырица. Но и здесь уже были немцы. Круто изменив направление на северо-восток, к Тосно, ждановцы 23 августа наконец добрались до станции Поповка.
Остались позади жестокие июльские и августовские бои. Поредели батальоны и роты. Полк нуждался в пополнении. После короткой передышки на станции Поповка его направили на переформирование.
Стояли последние дни лета. Фашисты продолжали яростно рваться к Ленинграду. Линия фронта все ближе и ближе подходила к городу. Тяжелые бои завязались уже на ближних подступах к нему.
После ожесточенных схваток в тылу у врага группа полковника Лебединского вырвалась из окружения и теперь двигалась в сторону населенных пунктов Горки, Пери, Лорвилово. Совершив почти семидесятикилометровый рейд по болотам и лесам и потеряв в кровопролитных боях большое количество воинов, отряд, в котором насчитывалось 100 человек, подошел к станции Новолисино. Здесь ополченцев встретил представитель штаба фронта генерал В. П. Свиридов, несколько дней возглавлявший Слуцко-Колпинский укрепрайон. [Вскоре на базе этого укрепрайона была создана 55-я армия.]
— Я не хочу кривить душой, — заявил генерал. — Скажу прямо: дальше отступать нельзя, хотя вы и идете на переформирование... Ленинград в смертельной опасности. Каждый лишний клочок земли, отданной немцам — для нас поражение, для врага — выигрыш. Приказываю вам: продвинуться к разъезду Стекольный, и во что бы то ни стало удержать этот рубеж до подхода регулярных частей нашей армии. [История Кировского завода, 1917—1945 гг. Изд-во «Мысль», М., 1966, стр. 620.]
Бойцы, с ног до головы облепленные болотной грязью, покрытые дорожной пылью, едва не падающие от усталости, внимательно вслушивались в тревожные слова Свиридова, понимая, что дела обстоят даже серьезнее, чем они до сих пор думали.
Окинув усталым взглядом суровые лица своих бойцов, полковник Лебединский твердо ответил за всех:
— Приказ будет выполнен, товарищ генерал!
С участка, на котором занял оборону отряд Лебединского, хорошо контролировались железнодорожные линии на Тосно, Гатчину и Мгу. Вот как рассказывал о боях на этом участке сам Лебединский.
«Вечером 28 августа мы приблизились к разъезду Стекольный. Недалеко от него расположился враг... Разведчики донесли, что наступление на разъезд ведут фашистские отряды СС силою свыше батальона. Нас же была только сотня. Но никто из нас не испугался, что на каждого бойца приходится по 5 фашистов. Никто не дрогнул при мысли, что винтовкам противостоят автоматы. В суровых боях закалились мужество и воля бойцов народного ополчения. Мы с гордостью выполнили боевой приказ...
С утра 29 августа противник начал артиллерийский и минометный обстрел наших позиций. Он готовился к атаке. Но мы опередили его. В ответ на огонь врага вся группа поднялась в контратаку и испытанным сильным ударом отбросила его назад. Разъезд остался за нами.
Пять раз в течение суток противник, вооруженный пулеметами, автоматами и минометами, пытался занять разъезд, и пять раз группа бойцов только с винтовками, отбивала натиск гитлеровцев...
31 августа новая попытка фашистов занять разъезд Стекольный закончилась их полным разгромом. Бросив орудия, минометы, снаряды, пулеметы, мины, патроны и другую технику враг бежал. Разъезд и прилегающая к нему местность были завалены фашистскими трупами...» [Газета «На защиту Ленинграда», 1941, 21 сентября.]
Трое суток подряд, без сна и отдыха, ополченцы яростно сражались за каждый клочок родной земли и победили. Бой за разъезд Стекольный — один из самых героических эпизодов борьбы корабелов Нарвской заставы за город Ленина. Исключительное мужество и героизм в разгроме эсэсовского батальона проявили находившиеся в группе Лебединского кировцы: комиссар полка народного ополчения Кировского завода Никита Капралов, выполнявший обязанности комиссара группы, парторг Павел Маркин, бывший двадцатипятитысячник Павел Башилов. С большим мастерством сражались и ждановцы: начальник штаба группы Василий Малетин, командир взвода Ефим Левин, бойцы Константин Соколов, Всеволод Лисин, Николай Бахвалов и многие другие.
Несколько ополченцев, под командованием Маркина забросали фашистов гранатами. А семь ждановцев во главе с коммунистом Михаилом Борисовым, ворвавшись во вражеские траншеи, за несколько минут уничтожили свыше тридцати фрицев, захватили трофеи и продолжали продвигаться вперед. Боец Иван Савельев во время атаки уничтожил два вражеских пулеметных расчета, а затем, повернув один из пулеметов, неожиданно ударил по врагу. Утром на месте боя было обнаружено 50 фашистских трупов.
Героически вели себя на поле боя сандружинницы Александра Григорьева, Валентина Козлова, Ирина Никитина. Под сильным огнем они быстро подползали к раненым, делали перевязки, переносили их в укрытия, где врач С. Я. Теплякова оказывала раненым первую помощь. <...>
За боевые заслуги перед Родиной вся группа ополченцев Лебединского удостоилась правительственных наград: орденом Красного Знамени было награждено 25 человек, орденом Красной Звезды — 34, медалью «За отвагу» — 28, медалью «За боевые заслуги» — 13 человек. [ЛПА, ф. И-43, оп. 3, ед. хр. 274, лл. 8—34]

НИ ШАГУ НАЗАД

За период самостоятельных боевых действий группы полковника Лебединского во 2-м стрелковом полку произошло много изменений. К 3 сентября завершилось его переформирование: он пополнился новыми бойцами, командирами и политработниками, получил дополнительное вооружение. Командиром полка был назначен майор М. И. Супагин. На должностях комиссара и комсорга по-прежнему оставались А. С. Ермолаев и С. Б. Коган. Секретарем партбюро полка стал политработник, бывший мастер восьмого цеха завода Е. Л. Грынаковский. [А Лебединский И. И., получив новое назначение, снова сражался за город Ленина. Он командовал полком, дивизией, участвовал в штурме Берлина. Сейчас он, ветеран войны, на заслуженном отдыхе, живет в Николаеве.]
Время, потребовавшееся на перегруппировку сил, использовалось для подготовки пополнения к предстоящим боям. Перед воинами выступали политработники, участники боев на Лужских рубежах. Бойцов учили стойкости, упорству, храбрости, воинскому мастерству, воспитывали у них жгучую ненависть к фашистским захватчикам. Глубоко запали в сердце каждого ополченца слова воззвания, с которыми обратились к населению и защитникам Ленинграда К. Е. Ворошилов, А. А. Жданов и П. С. Попков: «Над нашим родным и любимым городом нависла непосредственная угроза нападения немецко-фашистских войск: враг пытается проникнуть к Ленинграду, разрушить наши жилища, захватить фабрики и заводы, разграбить народное достояние, залить улицы и площади кровью невинных жертв, надругаться над мирным населением, поработить свободных сынов нашей Родины...» [С. П. Князев, М. П. Стрешинский, И. М. Франтишев, П. Р. Шевердалкин, Ю. Н. Яблочкин «На защите Невской твердыни», Лениздат, 1965, стр. 135.]
И на митинге ополченцы поклялись:
— Не сдадим города! Будем стоять насмерть! Разобьем гитлеровских разбойников! [Газета «Ждановец», 1941, 5 сентября.]
4 сентября 2-й стрелковый полк вместе с частями Красной Армии занял оборону на участке Тайцы—Дудергоф—Красное Село. Несколько дней стояло относительное затишье — враг готовился к штурму. Вскоре началось. И не только здесь.
Гитлеровцы наседали со всех сторон: «С севера по Карельскому перешейку, откуда шли финские войска; с запада — на Котлы—Копорье—Ломоносово—Петродворец; с юга — на Гатчину—Красное Село—Пушкин; с юго-востока — вдоль Октябрьской железной дороги на Любань—Тосно—Колпино и, наконец, от Тосно на Мгу—Синявино и город Петрокрепость. Кроме того, гитлеровцы совместно с финнами совершали глубокий обходный маневр с севера, пытаясь отрезать Ленинград от северных коммуникаций и выйти на реку Свирь»... [Политическое обеспечение великой победы под Ленинградом. Воениздат, Л., 1944, стр. 13.]
9 сентября после сильной артиллерийской и авиационной подготовки завязались жестокие бои на подступах к Красному Селу. Рядом с моряками первой бригады морской пехоты и воинами других частей 42-й армии храбро сражались ждановцы. Первым вступил в бой батальон Василия Шуваева. Атаку за атакой отбивали бойцы. Дело дошло до рукопашной. Сильным штыковым ударом ополченцы истребили около двухсот фашистов. 15 немецких танков было подбито и сожжено.
Мужественно вели себя на поле боя и другие подразделения полка. Политрук роты Г. А. Белов переходил от одной огневой точки к другой, подбадривая воинов. Увидев с каким хладнокровием сражается сержант Константин Большаков, политрук передал по цепи:
— Берите пример с Большакова. Он метким огнем из трофейного автомата уничтожил 7 фрицев.
Осколком вражеской мины Белов был ранен в руку, но продолжал личным примером воодушевлять бойцов на подвиги. В критическую минуту, когда фашисты, подавив один из ротных пулеметов, хотели ворваться в траншею ополченцев, политрук крикнул:
— Ленинградцы не отступают! Бейте немецких разбойников гранатами!
Он начал метать гранаты в наседавших гитлеровцев. Его примеру последовали остальные. В этой схватке советские воины уничтожили более 50 вражеских солдат. А через несколько минут на позицию роты двинулись танки.
В течение каких-нибудь 15—20 минут ополченцы Никита Михайлов, Федор Савельев, Илья Климов, Сергей Зверев, Павел Козлов, Петр Лазарев и Евгений Астафьев, умело действовавшие бутылками с горючей жидкостью, подожгли несколько машин. Остальные повернули назад.
Против второго батальона немцы бросили около полка пехоты. Пять часов кипел ожесточенный бой. Ополченцы переходили в контратаки, откатывались обратно, потом наступали снова, прочно удерживая свои рубежи. От взрыва вражеской мины засыпало песком станковый пулемет сержанта Федора Исаева. И пока второй номер приводил пулемет в порядок, Исаев вел огонь из автомата. Через несколько минут «максим» ожил и снова эффективно поддерживал контратаки ополченцев. В ходе боя Федор дважды был ранен. Но увидев, что немцы пытаются зайти с фланга, он, превозмогая боль, быстро сменил огневую позицию и уничтожил группу гитлеровцев фланкирующим огнем.
Прохладный сентябрьский день сменила хмурая сырая ночь. Наступило временное затишье. Ополченцы спешили привести в порядок оружие, запастись боеприпасами, получить сухой паек, чтобы потом хотя бы немного отдохнуть перед новым боем.
Ровно в семь утра побудку «сыграли» вражеские бомбардировщики, неожиданно налетевшие на позиции полка. А через несколько минут со стороны Русско-Высоцкого стала доноситься артиллерийская канонада — бой начинался оттуда. Затем на правом фланге полка застучали пулеметы.
Командир полка М. И. Супагин исколесил за ночь все позиции и, встречаясь с комбатами, предупреждал:
— Без команды не стрелять. Беречь патроны.
Вторые сутки бодрствовал и А. С. Ермолаев. Он вместе с комсоргом Семеном Коганом обходил блиндажи, землянки, окопы, беседовал с бойцами и командирами.
— Ну, как, Максимов, колени не дрожат? Ведь ты вчера в первом бою побывал.
— Нет, товарищ комиссар, у меня все в порядке, хотя и нелегко голову поднимать, когда свистят пули. Пусть фрицы сегодня только сунутся...
— Молодец! Правильно действуешь!
И так при каждой встрече. Главное подбодрить человека, заставить его поверить в свои силы. И хотя порой Ермолаев успевал сказать всего несколько слов, бойцы заметно веселели.
В восемь утра немцы пошли в наступление. В первых же атаках они понесли большие потери, но продолжали рваться вперед. Танки из 41-го моторизованного корпуса гитлеровцев пытались отбросить батальоны полка назад. На помощь пришли артиллеристы. Корректировал огонь с наблюдательного пункта старший сержант, коммунист Василий Бураков, сообщавший необходимые координаты на батарею по телефону.
— Внимание! По группе танков противника, — передавал команду телефонист.
И пожилой наводчик вторил скороговоркой:
— По группе танков... Прицел двести шестьдесят, угломер... Огонь!
Один из танков завертелся на месте с порванной гусеницей, но восемь других продолжали стремительно двигаться вглубь нашей обороны. Они направлялись прямо на блиндаж артиллерийского пункта, откуда Бураков корректировал огонь.
— Передай: четыре снаряда, беглым... Огонь! — торопливо крикнул он телефонисту.
Но находившийся на батарее комиссар полка задержал стрельбу, услышав названные корректировщиком координаты.
— Бураков, — сказал он, взяв трубку, — повторите прицел. Сквозь грохот боя донесся твердый голос, назвавший те же координаты.
— Василий! — уже по отечески проговорил Ермолаев, до боли сжимая телефонную трубку. — Ты даешь запрещенный прицел. Ведь мы накроем наблюдательный пункт!
— Все точно, товарищ комиссар, — ответил Бураков. — Вражеские танки берут нас в клещи, угрожают пехоте. Они совсем близко от меня. Передайте наводчику — точнее наводить!... Привет ребятам, товарищ комиссар, привет наводчику... Беглым... Огонь!
Все молча смотрели на пожилого человека, рука которого в это мгновение задержалась на приборе наводки... Тот, кто вызывал сейчас огонь на себя, был его родным сыном... И эти координаты, названные Василием, он знал лучше всех на батарее... И вот он должен посылать туда снаряд за снарядом...
— Вася... — тихо проговорил он, ни к кому не обращаясь. И комиссар увидел, как мгновение назад черная с проседью голова наводчика стала совсем белой.
— Не задерживать огонь! — оглушительно громко в наступившей тишине прозвучал голос из трубки.
Сразу же после первых выстрелов корректировщик радостно закричал:
— Молодцы! Хорошо, батька, за землю нашу и свободу!
— И за Ленинград, товарищ старший сержант, — тихо и строго добавил телефонист.
А снаряды продолжали рваться вокруг наблюдательного пункта, превращая немецкие танки в груду исковерканного металла. Уничтожить в одном бою восемь машин — это подвиг! Но какой ценой он дался артиллеристам?!
Когда атака была отбита и стихли последние залпы орудий, Бураков-старший подошел к комиссару:
— Разрешите ... на наблюдательный ... — с трудом выговаривая слова, попросил он.
— Пойдем вместе, Платон Ефимович, — ответил Ермолаев. Не поднимая головы, спотыкаясь на каждом шагу, брел вперед Бураков; комиссар молча шел сзади, потому что знал: есть такие минуты в жизни человека, когда любые слова бессильны. И когда где-то на полпути из-за деревьев навстречу им вышел Василий, оба они невольно отступили назад.
— Разрешите доложить, товарищ комиссар...
Только теперь, вслушиваясь в мягкий голос Василия, комиссар поверил, что произошло настоящее чудо. Молча шагнув к нему, он крепко стиснул его в объятиях. А Платон Ефимович, бывалый солдат, немало повидавший на своем веку, плакал, не стесняясь подошедших товарищей. И такое случается на войне.
Три дня шло ожесточенное сражение в районе Тайцы, Дудергофа и Красного Села. На этом участке, как и на других, нашим частям противостояли в несколько раз превосходящие силы противника. К исходу дня 11 сентября немцы заняли Дудергоф, на следующий день наши войска оставили Красное Село и населенный пункт Бол. Виттолово.
Прорвав оборону ополченцев и бригады моряков севернее Красного Села, фашисты захватили Константиновку, Сосновку, Финское Койрово. 2-й стрелковый полк с боями отошел на рубеж Синда—Новая Синда—Кузьмино—Александровка, заняв оборону в районе Пушкин—Пулково.
13 сентября четыре немецких дивизии начали наступление на Урицк — последний рубеж перед Ленинградом. 15 сентября отдельные части и соединения 42-й армии находились уже в районе поселка Володарского, на южной окраине Урицка. Дальше отступать было некуда. До города Ленина оставалось только четыре километра.
По приказу командира дивизии на участок совхоза «Лигово» и Средней Рогатки был срочно отправлен под командованием А. С. Ермолаева один из батальонов. А два других батальона, которыми командовал комполка М. И. Супагин, продолжали занимать прежний оборонительный рубеж в районе Пушкина и Пулковских высот. Здесь шли кровопролитные бои с 13 по 18 сентября.
В боях у Пулковских высот ополченцы сражались уже как опытные солдаты, закаленные во многих боях. А напряжение здесь нарастало с каждым днем. Отдельные траншеи, доты, блиндажи по несколько раз переходили из рук в руки. Одну из многих траншей, отбитых ждановцами у врага, назвали «траншеей Минаева».
— Патроны в траншею Минаева доставлены! — докладывал командиру роты лейтенанту Д. А. Лаврикову боец Симагин.
— Мы из траншеи Минаева, — с гордостью говорили бойцы.
Новичкам, только что пришедшим в роту, воины-ветераны поведали историю траншеи имени Степана Матвеевича Минаева, бывшего работника семнадцатого цеха завода, ныне политрука роты:
«Это случилось 16 сентября. В той траншее сидели тогда фрицы, а нам было приказано выкурить их оттуда и занять траншею. Три раза подходили мы к ней, а взять так и не смогли. Глубоко закопались фрицы — ни пулей, ни гранатой не достать. Да и оружия всякого у них много было, — рассказывал бывалый солдат.
После третьей атаки лежали мы перед траншеей как пришибленные, стыдно смотреть друг другу в глаза. Каждый молча думал солдатскую думу: как выкурить эту фашистскую нечисть? И тут подползает к нам политрук Минаев.
— Ну, что приуныли? — спрашивает. А мы молчим — так уж тяжело на душе было. У каждого солдата побывал политрук. С каждым, видать, поговорил, но и у него настроение не лучше нашего — назад возвращался хмурым.
Не прошло и часа, как в наш взвод опять пришел Минаев, а с ним и командир роты. Отвернувшись от нас, политрук спрятал под шинель какой-то сверток, затем привесил к ремню гранаты, проверил автомат. А командир роты все что-то говорил ему, показывая на траншею. Ну, думаем, что-то готовят наши командиры врагу, так оно и вышло. Командир роты обнял политрука, поцеловал и громко, так чтобы все слышали, напутствовал его:
— Ползи, Минаев! Мы поможем тебе! Будь уверен!
Прижался к земле наш политрук и пополз к вражеской траншее. Как его не заметили немцы? Признаться, все мы тогда здорово поволновались. Зачем он ползет, что сможет сделать там один? У самой вражеской траншеи политрук вытащил из-под шинели красный флаг, воткнул его в бруствер, и он как пламя затрепетал над головами фрицев. В ту же секунду в траншее раздались оглушительные взрывы — это рвались гранаты Минаева.
В это время поднялся командир роты: «Вперед, товарищи! За нашу Родину! За наш родной город Ленина!» — и сам пошел впереди. Мы разом ворвались в траншею, и все в ней смешалось. Мы били гитлеровцев прикладами, лопатами, ножами, всем, что попадало под руки. Гремели взрывы, трещали выстрелы, раздавались крики и стоны. Потом около трех часов нам пришлось очищать траншею от вражеских трупов. С тех пор и пошло это название — «траншея Минаева».
Немало героических дел под Пулковом совершили и другие ждановцы. Пулеметчик Петр Лазарев истребил тридцать гитлеровцев. Бойцы Александр Миронов и Владимир Максимов подбили четыре танка. Пять огневых точек и свыше 70 фашистов уничтожили минометчики младшего лейтенанта Сергея Иванова. Около ста раненых вынесла на своих плечах с поля боя бесстрашная сандружинница Наталья Ануфриева. Правительство наградило героиню орденом Красного Знамени. Смело действовали комсомолки-сандружинницы Елена Иванова и Валентина Пашкова.
Рядом с ополченцами-судостроителями отважно сражался на Пулковских высотах 705-й артиллерийский истребительный противотанковый полк, которым командовал ждановец Ю. Н. Мещерин. Участник гражданской войны, коммунист Мещерин в первый же день нападения гитлеровцев на нашу Родину, сменил гражданский костюм на военную форму. Вчерашний бухгалтер стал первоклассным специалистом артиллерии.
Огневым рубежом артиллеристов Мещерина была высота 74,9 — Пулковская обсерватория. Здесь мещеринцы в сентябрьские дни 1941 г. упорно оборонялись, героически отбивали вражеские атаки. Восемь первых суток они провели в непрерывных схватках с фашистами, но не отступили, нанесли им большой урон. Особенно хорошо действовал расчет сержанта Григория Иванова: артиллеристы сбили семь вражеских самолетов, уничтожили минометную батарею, разбили четыре дзота. Командующий 42-й армией объявил орудийному расчету Иванова благодарность.
Самым суровым испытанием для полка Мещерина был бой 23 сентября, когда враг обрушил на высоту 74,9 море огня. В тот день по окопам, траншеям и опорным точкам защитников Пулкова, не смолкая ни на минуту, били немецкие орудия и минометы, свыше тридцати самолетов пикировали на высоту. Три часа кипел бой с танками и пехотой противника на подступах к главному зданию обсерватории. Советским воинам приходилось использовать все виды оружия: артиллерию, противотанковые ружья, винтовки, автоматы, гранаты, бутылки с горючей жидкостью, штыки, не раз выручавшие в рукопашной схватке.
В ходе боя получил ранение командир батареи Константин Васильев, но в медсанбат идти отказался. Остался на поле боя и серьезно раненый начальник штаба дивизиона Александр Лысак. Комсорг полка Григорий Савельев сам перевязал себе рану и вместе с санинструктором Павлом Тимофеевым продолжал бить немцев. Отличились и бронебойщики. Командир отделения Виктор Ивлев подбил два танка и одну бронемашину, бойцы Сергей Гришин, Илья Соколов и Михаил Нестеров подожгли три танка. Основная же нагрузка по отражению танковых атак приходилась на артиллеристов. Против двух дивизионов немцы бросили в тот день около 50 танков и много пехоты. Но мещеринцы перешли к круговой обороне и не пропустили к своим позициям ни одного фашиста, подбив много танков и истребив свыше батальона гитлеровцев. [Газета «Технический прогресс», 1964, 21 января.]
Отважно дрались заводские ополченцы и на Урицком направлении. В ярком свете ракет, висевших над позициями ополченцев, моряков и воинов 109-й дивизии, вырисовывались эллинг и краны верфи, заводские трубы Кировского гиганта. Фашисты находились в трех километрах от завода имени А. А. Жданова. Исчезло различие между понятиями тыл и фронт. Цехи судоверфи и Кировского завода, проспект Стачек, район Автово превращались в огневой рубеж.
На территории завода имени А. А. Жданова, разделенной на несколько секторов обороны, строились баррикады, огневые точки — бойницы, доты, дзоты, блиндажи, щели, минометные и пулеметные гнезда, бомбоубежища. Ждановцы готовились к смертельной схватке с фашистами. Для борьбы с врагом в случае его проникновения на улицы города партийный комитет завода создал рабочий отряд из 135 человек, вооружив его винтовками, автоматами, гранатами, финскими ножами. В цехах было введено обязательное военное обучение всех работающих в возрасте от 16 до 50 лет. Судостроители без отрыва от производства изучали тактику уличных боев, стрелковое оружие, приемы штыкового боя и другие виды борьбы.
Группы самозащиты, созданные в жилых домах, несли по ночам свою нелегкую службу: дежурили на вышках, гасили зажигательные бомбы, разбирали завалы, спасали от огня имущество. В защите города взрослым активно помогали подростки. Все было поставлено на ноги — ведь совсем рядом кипели ожесточенные бои. «Ни шагу назад! Ни одного вершка фашистам!» — требовали приказы командования 42-й армии от воинов, оборонявших родной город. [Газета «Ленинградская правда», 1941, 18 сентября.] Судьбу города Ленина решали упорство, воля к победе, мужество, героизм.
Воинам помогал бороться весь город. Однажды во время жестокого боя под Урицком на позициях 2-го стрелкового полка появились ученики ФЗУ № 2. Быстро подобрав винтовки у убитых и раненых, они вместе с ополченцами бросились в атаку, в результате которой враг был отброшен на 500—600 метров. В этом бою погиб смертью храбрых судостроитель Александр Соболев и другие товарищи.
И чем жарче становились бои, тем яростнее, ожесточеннее сражались ополченцы. На участок обороны сержанта Токарева, бойцов Тюрина, Макаренко и Митина наступало более ста фашистов. Советские воины совсем близко подпустили их, а затем почти в упор расстреляли из ручного пулемета и винтовок. Шесть автоматчиков засело в подвале каменного дома на окраине Урицка, простреливая все пространство, через которое должны были пройти атакующие цепи ополченцев. Тогда комсомолец Петр Зимин попросил командира разрешить ему подобраться к гитлеровцам. Вооружившись автоматом и гранатами, Зимин по-пластунски пополз к дому. Через несколько минут там раздался взрыв — путь для наступления стал свободным.
Смелую вылазку предприняла рота лейтенанта Михаила Прохорова: ползком, в предутренней темноте бойцы подобрались к северной окраине Урицка, и ударом с ходу, выбив ошеломленных немцев из двух домов, начали закрепляться во вражеской обороне. Фашисты открыли сильный огонь из третьего дома, где было два пулемета, а рядом — самоходное орудие. Лейтенант Прохоров приказал бойцам окопаться и открыть ответный огонь, послав в обход дома отделение сержанта Суханова. Действуя смело и решительно, ополченцы уничтожили более двух десятков гитлеровцев.
С наступлением рассвета фашисты яростно бросились на боевые порядки роты, но ждановцы стойко отражали все атаки, несмотря на то, что враг получил подкрепление. Ряды ополченцев таяли, появились вражеские танки. Поэтому пришлось постепенно отходить на исходные позиции. Отход прикрывал комсомолец Иван Макаричев, засевший в сарае со своим пулеметом. Фашисты подтащили орудие и прямой наводкой ударили по сараю. Загорелась крыша, горящие обломки падали на Макаричева, но он все продолжал стрелять. Когда же пулеметчик решил покинуть свое объятое пламенем убежище, то оказалось, что фашисты пристреляли пути отхода. Как выбраться? С пулеметом ведь не поползешь. А бежать — тем более бессмысленно. Оставить здесь своего верного друга? Ни за что! И Макаричев нашел выход из трудного положения. На его счастье рядом оказался длинный кусок провода; привязав один его конец к пулемету, а второй к своей ноге, он ползком, сильно прижимаясь к земле, начал выбираться из опасной зоны. Триста метров тащил за собой станковый пулемет бесстрашный комсомолец под сильным минометным и автоматным огнем и добрался невредимым до своей траншеи. Как ни в чем не бывало Макаричев тот час же установил «максим» и снова начал бить врага, наседавшего на оборону ополченцев. [Газета «Ленинский путь», 1941, 30 сентября.]
О тяжелых боях за Урицк, Сосновую Поляну, Лигово рассказывают пожелтевшие страницы дневника командира взвода связи Игоря Александровича Малкова, ныне начальника участка связи завода имени А. А. Жданова:
«...16 сентября 1941 г. Немцы сильно обстреливают родной завод, Весь день идут страшные бои за Урицк. Враг рвется в Ленинград. Из второго эшелона полка под Урицк отправлены ударные группы.
В блиндажах, окопах, траншеях, на домах появилась листовка «Враг у ворот». Над городом нависла непосредственная угроза вторжения подлого и злобного врага.
С бойцами накоротке проводятся беседы «Ни шагу назад! Умереть, но не впустить фашистов в город Ленина!».
17 сентября. Из всех фронтовых ночей, эта была самая тяжелая и тревожная... Думали, что через Урицк в Ленинград прорвется немец... Все были готовы к бою...
Днем жестокие схватки. Накаливались нервы, голова, сердце. Несмотря на огромные потери, немцы рвались к городу. Мы думали:
вот-вот грязный сапог начнет топтать Автово. Выдержали, выстояли, не впустили... Первый натиск отбит.
18 сентября. Целый день шли бои. Полк выдержал три атаки. С занимаемых позиций не отошел...
19 сентября. Утром велся артиллерийский обстрел переднего края полка. Наступления не было. Наверно, противник начинает выдыхаться.
Вражеские стервятники бомбили наш завод. Было много жертв.
20 сентября. Подразделения полка вели бой в Княжево...
21 сентября. В 12 часов дня немцы обстреляли КП полка в Шереметьевском парке. Снова были контратаки.
22 сентября. Фрицы не успокаиваются. Дважды была попытка прорвать оборону полка. Но безуспешно. Получили сильный удар по зубам. Откатились обратно.
23 сентября. Начиналось утро. Из района Вологодско-Ямской Слободы, разрезая воздух, в сторону Урицка со страшным шумом и свистом пронеслась буря. Это был первый под Ленинградом залп «Катюш». Гитлеровцы зарывались в землю.
Весь день было затишье.
24 сентября. Атаки и контратаки возобновились. Шел бой под стенами Урицка. Немцы закрепились в Кленове (городок Кировского завода). Дальше они не прошли. В Ленинграде было несколько воздушных тревог...
25 сентября. Узнаем об изменениях: еще 23 сентября 3-я гвардейская дивизия народного ополчения преобразована в 44-ю стрелковую дивизию. Наш 2-й полк получил наименование 25-го стрелкового полка и вошел в состав этой дивизии, стал регулярной частью Красной Армии»...
В день празднования двадцатой годовщины разгрома гитлеровской Германии бывший командир полка, ныне полковник в отставке Михаил Иванович Супагин рассказывал на встрече с трудящимися завода имени А. А. Жданова:
«Во второй половине сентября 1941 г. полк занимал оборону на северо-восточных подступах к городу Урицку, в районе Дачного. Многие бойцы народного ополчения с завода имени Жданова пали здесь смертью храбрых. Мне очень тяжело вспоминать тот период. Тылы полка находились тогда в домах завода на улице Новостроек. Мы лежим в обороне, а немецкие снаряды летят через нас из-под Урицка на завод имени Жданова и Кировский завод.
Горели цехи, разрушались дома. Но люди не падали духом... В боях на урицком направлении многие ждановцы показали высокие образцы храбрости и самоотверженности. Среди этих воинов — командир батальона Шуваев, начальник артиллерии полка Котенев, секретарь партбюро Грынаковский, комсорг Коган, ополченцы Кузнецов, Васильев, Февралев, Малков, Савельев, Маслаков, Мягков, Луковников, Ануфриева, Большаков, Хведчук и многие другие.
Душой и вдохновителем ополченцев в боях под Урицком и на других участках защиты любимого города был комиссар А. С. Ермолаев. Он всегда находился на самых ответственных и опасных участках. А там, где был комиссар, была и победа. Мне, как командиру полка, легко было командовать частью с таким комиссаром. И не случайно командир 1-й дивизии народного ополчения, ныне генерал-майор в отставке Котельников говорил нам: «Вас водой не разольешь». [Газета «Технический прогресс», 1965, 5 мая.]
Взволнованный рассказ о героической битве за город Ленина, горячая любовь к Родине, стойкость, мужество, вера в победу — все это есть и в письмах, написанных ополчением Борисом Александровичем Кудрявцевым к жене в суровые дни 1941 г. Бережно хранит их ушедшая на пенсию работница электродного цеха завода имени А. А. Жданова Антонина Панкратьевна Кудрявцева. Вот выдержки из этих писем.
«,..15 сентября. Добрый день, Тосенька и мои дорогие сыночки Витя и Юра! Я нахожусь в Лесном, в студенческом городке. Куда направят — не знаю...
Дорогая моя! Набирайся мужества, не волнуйся, береги ребят. Гитлеровцев мы разобьем. Будем живы, все будет хорошо. Целую. Боря.
27 сентября. Здравствуйте, дорогие! Я жив, здоров... Нахожусь на передовой линии под Ленинградом. Уже приняли боевое крещение. Дрались хорошо. Показали фашистам, что такое Ленинград. Кто из них останется в живых, будет вечно помнить солдат Нарвской заставы. Много осталось немчуры на поле боя... У нас тоже были потери... Обо мне не беспокойся. Береги себя и детей...
5 октября... Я нахожусь по-прежнему на боевых позициях под Ленинградом. Вчера ходили в наступление. Бой был очень сильным. Пошли в штыки, врукопашную. Наши нервы выдержали. Фашисты побежали. Победа!
...Два наших товарища не вернулись с поля сражения. Героически пали за родной Ленинград мои заводские друзья — Грудский из нашего цеха и Евстеев из другого цеха. Двоих бойцов — С. М. Маслова и Л. М. Войханского — они тоже с нашего завода — ранило...
20 декабря. Дорогие и любимые мои! Пишу вам из пекла боя. Мороз жмет, нажимает на нас и проклятая немчура. Вчера утром была двухчасовая перепалка. Рыжие фрицы все время вели по нашим позициям минометный и пулеметный огонь. Несколько раз поднимались в атаку. Положение казалось безвыходным. Но мы фашистов пришивали к земле. Израсходовали почти все патроны. Погибло несколько наших товарищей, в том числе и командир взвода. Но мы не сдрейфили. Один из коммунистов принял командование на себя, и мы пошли в атаку. Завязалась рукопашная схватка. В ход были пущены штыки, приклады, саперные лопаты. Это была страшная мясорубка...
...Прошу не переживать, не волноваться. Фриц уж не так силен, как его малюют. Загоним фашиста в гроб, вернемся домой. Крепко и горячо вас целую. Борис.»
Это было последнее фронтовое письмо Бориса Александровича. После 20 декабря в бою между Лигово и Старо-Паново рабочий завода имени А. А. Жданова, коммунист, член парткома Кудрявцев геройски погиб за свой любимый город.
<...>

Предыдущий текст — Следующий текст

Архивные материалы

Главная страница