Список текстов

Н. А. ПРОХОРОВ "В суровый час"

ДО ПОСЛЕДНЕГО ПАТРОНА

В ночь на 9 сентября никто из нас не сомкнул глаз. В штабе собрался командный и политический состав батальона. Это был своеобразный военный совет, как его назвал комиссар Казначеев. Командиры рот и начальники служб доложили о той большой напряженной работе, которую проделали ополченцы, готовясь к решающим боям.
На правом фланге в районе деревень Химози, Малые и Большие Колпаны мы создали довольно мощную оборону. Доты и дзоты заслоняли тут путь врагу.
Благодаря мерам, предпринятым командованием укрепрайона, усилились опорные пункты и на левом фланге — в Малой и Большой Загвоздках, Центральном торфяном поселке, деревнях Коргози, Малом и Большом Замостьях. Хотя по-прежнему остро недоставало инженерных сооружений, сюда были переброшены резервные подразделения 2-й гвардейской дивизии, [110] несколько пушек истребительно-противотанкового полка, которым командовал капитан А. Ф. Щеглов, и тяжелые танки КВ из 1-го отдельного танкового батальона, которым командовал капитан И. Б. Шпиллер.
Наш военный совет закончился в полночь. Командиры и политработники разошлись по своим подразделениям. Ночь была тревожной. Высоко в небе гудели моторы вражеских самолетов. Большими группами самолеты следовали в сторону Ленинграда. До нас уже дошла весть о том, что фашистская авиация приступила к массированным налетам на город.
Вслушиваясь в зловещий гул моторов над головой, я с тревогой думал об отце и матери, вспоминал свою последнюю встречу с ними, напутственное слово отца:
«Крепче бейте фашистов, сынок...» Мне и сейчас слышался его требовательный голос: «Будет трудно, но надо выстоять».
На востоке засветилась тоненькая полоска зари. Выйдя из клуба, я увидел на песчаной дорожке прицерковного садика комиссара. Прихрамывая, опираясь на суковатую трость, он медленно прохаживался по дорожке, тренируя раненую ногу.
Вскоре совсем рассвело. У здания, где размещался наш продовольственный склад, спокойно отмерял шаги часовой. Над походной кухней, возле которой хлопотал дядя Саша Кучарин, вился легкий дымок. Казалось, что никакой войны и нет на свете.
Вдруг вдалеке послышался мерный, нарастающий с каждым мгновением гул. В чистом, высветленном зарей небе показались черные точки. Они быстро увеличивались в размере, надвигались прямо на город, и можно было не сомневаться, что на этот раз вражеские самолеты не минуют Гатчины.
Первые бомбы обрушились на южную окраину города, на Малую и Большую Загвоздки, где находился опорный пункт второй роты.
Мы с Казначеевым поспешили в церковный подвал. Там располагался батальонный узел связи.
Все дрожало от близких разрывов. Неожиданно удар чудовищной силы потряс своды подвала. Нас оглушило, осыпало известкой и точно вдавило в цементный пол каким-то неимоверно тяжелым прессом. Телефонный коммутатор сорвало со стены. Это фугасная бомба угодила прямо в купол старой церкви, срикошетила и взорвалась у самых сводов подвала.[111]
Вход в подвал был завален обломками. Подоспевшие саперы сумели быстро освободить нас из каменного плена. Мы вылезли из подвала и поразились невероятной картине разрушения. Вывороченные с корнями деревья, брошенные взрывной волной на острые зубья кладбищенской ограды, изрешеченные осколками, разрушенные, поваленные на землю мраморные памятники, глыбы поднятой из глубин земли, белой и синей глины, пылающие сараи — все это выглядело страшно. Но еще более страшным в этот момент было другое. Огромная воронка зияла там, где раньше под землей был протянут телефонный кабель. Многочисленные провода, расходящиеся от батальонного узла связи в разные стороны — на передовую, к опорным пунктам, и в штаб укрепрайона, — были изорваны в клочья. Коммутатор вышел из строя.
Командир взвода связи Константин Виноградов растерянно глядел на комиссара. Медлить нельзя было ни минуты. По всей передовой уже гремела канонада, разворачивался бой, бой не на жизнь, а на смерть. И кто бы мог предвидеть, что вот в такой-то ответственный миг будет потеряна телефонная связь с ротами!..
— Переходите на радиосвязь, — распорядился Казначеев.
— Разрешите мне подняться на радиовышку! — подскочила к Виноградову связистка Аня Сахоненко.
Получив разрешение, девушка с небольшой коротковолновой радиостанцией влезла на дерево.
— Свяжитесь со второй ротой! — приказал ей снизу комиссар.
— Отвечает радист второй роты Дмитрий Угаров, — сообщила связистка.
— Спроси его, где командир?
— «Василек», где «Ракита»? Прием! — кричала Аня в микрофон и через некоторое время передала ответ Угарова: — Командир роты Васильев в пулеметном взводе. Немцы ведут артиллерийский и минометный огонь по всему ротному узлу обороны.
Я знал, что гитлеровцы вот-вот пойдут в атаку на позиции второй роты, и мне хотелось быть там, на переднем крае. Я обратился к комиссару:
— Филипп Иванович, разрешите отправиться к Васильеву.
— Давай, Николай. [112]
Я забежал в клуб и захватил свою винтовку. А на город в это время накатилась вторая волна «юнкерсов». Несколько самолетов снова закружились над кладбищем. Укрываться в церковном подвале было уже поздно. Я нырнул в свежую воронку от бомбы. Земля в ней еще дымилась от недавнего взрыва. Леденящий кровь вой сирен ворвался в уши.
Один из «юнкерсов» повис прямо надо мной. Темные «чурки» отделились от него и устремились вниз. Мне показалось, что все они нацелены прямо в меня, и я невольно всем телом вжался в землю.
Бомбы рванули почти одновременно. Понять, что в такую минуту происходит вокруг, было невозможно. Надо мной стлался черный дым. Нос, горло, легкие — все было забито горькой пылью, мелкой кирпичной крошкой. Перехватило дыхание. Отдышавшись, я поднял голову. Самолеты, отбомбившись, улетали прочь. К радиовышке бежали связисты. Я взглянул вверх и, потрясенный, замер. Прижавшись к стволу дерева, на вышке с опущенной головой сидела Аня Сахоненко. Она не успела спуститься вниз в тот момент, когда началась бомбежка, и, несмотря на бомбардировку, продолжала держать радиосвязь между штабом и опорными пунктами. Осколками авиабомбы ей раздробило ногу. И невозможно было вообразить, как она вообще удержалась на дереве, когда крутом бушевал огонь. Какое чудо уберегло ее от смерти?
Место Ани у радиостанции заняла Нина Голдобина. Девушки-радистки действовали бесстрашно. Под непрерывным огнем врага восстанавливала повреждения Нина Трофимова. Позже она, как и Аня Сахоненко, как многие другие связистки, за мужество, проявленное в бою 9 сентября, была представлена к медали «За отвагу». Но это позже, а сейчас, ежеминутно, ежесекундно рискуя жизнью, связисты предпринимали все усилия для того, чтобы наладить бесперебойную связь штаба с подразделениями.
Я торопился попасть во вторую роту. В открытом поле за Гатчиной мне снова пришлось искать спасения от вражеских бомбардировщиков. Я не мог сообразить, что заставляет гитлеровских летчиков упорно бомбардировать пустое, заросшее мелким кустарником пространство, где не было ни единой нашей огневой точки. И только прибыв во вторую роту, от политрука Василия Косарева узнал, в чем дело.[113]
Еще вчера, рассказывал политрук, когда немцы потеснили батальон ополченцев 2-й гвардейской дивизии и закрепились перед позициями нашей второй роты, ополченцы заметили, что при появлении своих самолетов гитлеровцы пускают вверх серию белых и красных ракет. Стало ясно, что так они обозначают для летчиков свой передний край. Тогда-то наши и решили снарядить свои ракетницы зарядами таких же цветов. А вдруг удастся перехитрить врага?
Хитрость и в самом деле удалась. В шесть утра, как только загудели в небе моторы, фашисты четко обозначили линию своего расположения белыми и красными ракетами. Но точно такие ракеты взмыли и над нашими траншеями. «Юнкерсы» пронеслись над головами ополченцев и сбросили смертоносный груз на пустое место.
Еще дважды таким образом отводились в сторону бомбовые удары врага. Вторая рота не понесла потерь от бомбардировки и во всеоружии встретила поднявшихся в атаку гитлеровцев.
Впереди нашей траншеи, за небольшим холмиком, находилась хорошо замаскированная скрытая огневая точка — «сотка». Небольшой бронированный колпак был врыт в землю и имел специальный подъемный механизм. До поры до времени пулеметный расчет, состоящий из трех человек, ничем не выдавал себя.
Цепи фашистских автоматчиков шли прямо на «сотку».
Старшим в бронеколпаке, как сказал мне политрук роты, был пулеметчик Субботин. Политрук охарактеризовал его как человека железных нервов. Ведь легко можно было и сорваться перед лицом наступающего врага, находясь в этом непроницаемом броневом мешке в отдалении от товарищей. Вот почему выбор был остановлен на Субботине, который отличался хладнокровием и выдержкой.
Субботин не подвел. Он подпустил гитлеровцев к «сотке» на пятьдесят метров и только тогда включил подъемное устройство.
«Сотка» поднялась из земли. Длинная пулеметная очередь скосила первую цепь автоматчиков. И этим был подан сигнал всем пулеметным расчетам роты.
Неожиданным, грозным, бросившим врага в оторопь был этот огонь. Казалось, что стреляет само поле, сама земля, каждая ее кочка, каждый куст. В первые [114] же секунды десятки вражеских солдат полегли замертво. Растерявшиеся гитлеровцы не могли найти себе укрытия от губительного огня. Субботин расстреливал мечущихся по полю автоматчиков почти в упор.
Понеся столь неожиданные для них потери, гитлеровцы отхлынули от позиций второй роты и не сразу пришли в себя. Только через час на ополченцев обрушились мины и снаряды.
Противник вновь ввел в бой авиацию. На этот раз вражеские летчики действовали более осмотрительно. Немецкая пехота отошла далеко назад, и самолеты бомбили не только наш передний край, но и широкую полосу, где находилась «сотка» Субботина. Бомбы сыпались и сыпались. Вражеская авиация налетала большими группами, до двадцати—тридцати бомбардировщиков. Совершив по два-три круга над нашими позициями, они возвращались обратно, а на смену тут же появлялась новая армада.
Возобновив атаку, противник двинул против ополченцев десять танков. Они двигались на небольшом расстоянии друг от друга. За ними бежали автоматчики.
Головной танк приближался к доту Алексея Бодягина. Железную выдержку и мужество проявил в эти минуты дружный артиллерийский расчет. Только когда до танка оставалось не более четырехсот метров, командир отдал приказ открыть огонь.
Выстрел. Другой. В нашей траншее раздалось радостное «Ура!». Прямым попаданием снаряда из дота была остановлена головная машина. Вспыхнул и второй танк. Дорога была отлично пристреляна нашими артиллеристами, и они били без промаха.
Вражеские танки не имели перед собой необходимого простора для маневра. Они остановились, попятились, завязывая с гарнизоном дота артиллерийскую дуэль. А пехота врага принуждена была теперь наступать без поддержки танков.
Командир роты Александр Михайлович Васильев приказал открыть огонь из всех видов оружия. Стрелковый и минометный огонь снова смял вражеские цепи.
К середине дня фашисты прекратили атаки на этом участке.
Я возвратился в штаб. Демьянов и Казначеев слушали донесения связных из рот. Я записывал в блок-[115]нот наиболее интересные факты из этих сообщений, чтобы потом подготовить обстоятельную корреспонденцию для ополченской газеты. Постепенно перед глазами вырисовывалась общая картина событий этого дня.
Жарким был бой, разгоревшийся на стыке второй и четвертой рот у деревень Коргози и Малое Замостье. Пулеметный взвод и орудие четвертой роты приняли на себя удар противника, в десять—двенадцать раз превосходившего по численности ополченцев. Наши бойцы не дрогнули. Они отразили подряд пять вражеских атак. Но после шестой атаки Малое Замостье оказалось в руках противника.
Заняв деревню, фашисты получили возможность выйти на линию железной дорога Гатчина—Тосно. Чтобы не допустить этого, командир четвертой роты Трофимчук повел бойцов в контратаку. Гитлеровцы, несмотря на свое численное превосходство, не устояли перед решительным натиском ополченцев и были отброшены от железнодорожной насыпи. Однако отбить Малое Замостье не удалось.
Бесстрашно билась с врагом группа разведчиков политрука Андрея Григорина. Разведчики по болотистым зарослям подобрались к минометной батарее, которую гитлеровцы развернули за Малым Замостьем. Удар был настолько неожиданным, что вражеские минометчики не сумели оказать даже малейшего сопротивления. Наши смельчаки истребили их всех до одного.
Григорин приказал развернуть минометы и сделать несколько залпов по скоплению противника в деревне. На головы фашистов обрушились их собственные мины. Пользуясь замешательством врага, комсомольцы Николай Красавин, Валентин Петрушев, Василий Смелов и Иван Призыв привели минометы в негодность, и вся группа разведчиков без потерь вернулась в свое расположение.
Согласованно взаимодействовали с нашей четвертой ротой ополченцы 2-й гвардейской дивизии. До двухсот убитых солдат и офицеров оставили гитлеровцы на торфяниках перед их позициями, но успеха не добились.
Напряженно складывалась с утра обстановка на Лужском шоссе у Больших Колпан. После артиллерийской подготовки противник бросил в атаку танки [116] с десантами автоматчиков. Наши артиллеристы под командованием помощника командира батальона по артиллерии Михаила Кирилловича Карякина преградили дорогу танкам, а автоматчиков прижал к земле пулеметный огонь. Потеряв пять машин и около пятидесяти солдат, фашисты отступили на исходные позиции.
В центре обороны батальона, вдоль Варшавской железной дороги, в лесных чащах в этот день развернулись схватки с отдельными подразделениями неприятельских автоматчиков, пытавшихся густым лесом пробраться в наш тыл к товарной станции.
Командир первой роты Даниил Косарев образовал несколько групп, которые находились в засадах на путях вероятного движения гитлеровцев.
На одну из таких засад, которую устроили ополченцы Алексей Щипачев, Георгий Телихов и Петр Румянцев, и напоролись около пятидесяти вражеских солдат. Ополченцы подпустили гитлеровцев почти вплотную и внезапно ударили по ним гранатами и очередями из ручного пулемета.
Командир роты, заслышав стрельбу и взрывы гранат, выслал на подмогу нескольких бойцов из взвода управления. Когда они приблизились к месту засады, бой уже закончился. Все трое героев погибли в неравной схватке, но вокруг них ополченцы насчитали тридцать семь убитых вражеских солдат. Фашисты не прошли по этой тропе.
Часом позже лицом к лицу с врагами столкнулась в лесу наша группа в составе Николая Кулакова, Якова Гитовича и Василия Козлова. Только у Кулакова был в руках трофейный автомат. Гитович и Козлов стреляли из винтовок. Пустили в ход гранаты. Гитлеровцы потеряли офицера, около десятка солдат, но продолжали наседать со всех сторон. Ополченцы бились до последнего патрона, до последнего вздоха. Когда на выручку им пришли товарищи, в живых оставался один Кулаков, но он вскоре скончался на руках у друзей. И здесь фашистам не удалось просочиться в наш тыл.
Уже под вечер после сильного минометного огня гитлеровцы предприняли попытку смять первую роту массированной атакой. Они наступали по обеим сторонам Варшавской железной дороги. Косарев вызвал по телефону минометную батарею лейтенанта Люто-[117]ва. Огонь тяжелых минометов обрушился на цепи наступавших фашистов, но они продолжали идти вперед. Ополченцы дрались неистово. Навстречу вражеским автоматчикам полетели гранаты. Потом пошли в ход штыки и приклады. Гитлеровцы были ошеломлены. Бой закончился полной победой ополченцев.
Потери в ротах были пока незначительные. Но известие о каждом убитом или раненном в бою товарище вызывало в сердце боль. Иван Сергеевич Крынкин сообщил о тяжелом ранении политрука Степана Михайловича Степаняна. От вражеской бомбы погиб помощник начальника штаба Дмитрий Яковлевич Слепнев.
К нам прибыл член Военного совета 42-й армии бригадный комиссар Курочкин.
— Только что побывал в Больших Колпанах, — сказал Курочкин, здороваясь с нами. — Разговаривал там с политруком Крынкиным. Ополченцы достойны высокой похвалы, ведут себя геройски.
— Товарищ бригадный комиссар, роты нуждаются в боеприпасах, — доложил Демьянов.
— Мне политрук Крынкин говорил об этом, — ответил Курочкин. — Я послал донесение командующему армией генерал-лейтенанту Иванову, но поймите, дорогие товарищи, ресурсы укрепрайона и армии невелики. Обнадеживать пустыми словами не буду. Знаю, что можем помочь бронебойными снарядами. Снаряды вам будут доставлены немедленно.
Вскоре после отъезда бригадного комиссара к нам действительно прибыли несколько машин со снарядами. Гарнизоны дотов существенно пополнили свои боезапасы.
Наступила темнота. Командир батальона Демьянов, подведя итога прошедшего дня, доносил в штаб Красногвардейского укрепрайона:
«9.9.41. К исходу дня противнику нигде, за исключением Малого Замостья, не удалось продвинуться вперед. Батальон по-прежнему удерживает все свои опорные пункты. Все атаки противника отбиты с большими для него потерями».
В три часа ночи на командный пункт батальона прибыл генерал-майор Крылов. Выслушав рапорт Демьянова, он от имени командования Красногвардейского укрепрайона и штаба 42-й армии выразил благодарность всему личному составу батальона за мужест-[118]во и отвагу, проявленные в боях с превосходящими силами противника.
Всех нас интересовало, как прошел этот день на других участках обороны Гатчины.
— На правом фланге у ваших соседей положение пока достаточно надежно, но на некоторых участках им пришлось отойти, — ответил Крылов. — Противник намеревался захватить Тайцы и тем самым обойти Гатчину с правого фланга. Мы принимаем необходимые меры, чтобы этого не случилось. Задача и впредь не допустить продвижения врага к городу, закрыть все дороги в Гатчину на замок.
Было ясно, что фашисты с рассветом возобновят бой. Но в какую сторону будет нацелен их главный удар? Станут ли они снова атаковать наши позиции в лоб или же предпримут обходные маневры? Именно об этом шел разговор в штабе батальона. Мы готовились ко всяким неожиданностям.
Впоследствии стали известны точные данные о силах врага, сосредоточенных к этому времени перед укрепрайоном. Пять пехотных, две танковые и одна моторизованная дивизии при сильнейшей поддержке артиллерии и авиации должны были, по замыслу гитлеровского командования, осуществить прорыв на Ленинград. Врагу противостояли 2-я и 3-я гвардейские дивизии народного ополчения, 1-я бригада морской пехоты и пулеметно-артиллерийские батальоны нашего укрепленного района. В первый день начавшегося штурма 9 сентября они успешно отразили яростный натиск противника. Но едва начался новый день, как опять разгорелись кровопролитные бои.
В шесть утра в небе снова завыли моторы «юнкерсов». Улетала прочь одна группа бомбардировщиков, на смену ей появлялась другая. Сколько я ни попадал до этого под бомбежки, но ничего подобного тому, что происходило в эти часы, не видывал. Фашисты бомбардировали не только позиции войск. Самолеты-истребители свинцовым дождем поливали дома жителей Гатчины. Застигнутые огнем врасплох на улицах, возле домов, на тротуарах лежали убитые дети, женщины, старики. Гитлеровские летчики сбрасывали бомбы на всю территорию города. Везде полыхали пожарища.
Враг своей необузданной жестокостью хотел запугать нас, под страхом смерти заставить прекратить [119] сопротивление. Крупными силами он наступал по всему фронту. А под Гатчиной особенно тяжелые схватки разгорелись 10 сентября на правом и левом флангах обороны. Гитлеровцы явно стремились взять город в клещи.
На Лужском шоссе наша третья рота отразила восемь атак противника, пытавшегося захватить Большие Колпаны.
До поздней ночи продолжались бои на левом фланге, у линии железной дороги Гатчина—Тосно, возле Большой Загвоздки, Центрального торфяного поселка и деревни Большое Замостье.
Мужество и отвагу проявляли наши бойцы. Шофер Владимир Петрович Кайдак, презирая смерть, бесперебойно доставлял боеприпасы на передовые позиции. А с поля боя благодаря его находчивости и отваге были вывезены и доставлены в санитарную часть десятки раненых.
Мужественно действовали под огнем врага наши девушки-сандружинницы Нина Зубкова, Шура Соколова, Мария Андреева, Лида Червякова, Тамара Онуфриева. Не одному бойцу спасли в этот день жизнь Елена Глущенко, Дуся Чеплюкова, Полина Павлова, Вера Ефимова, Фаина Поспелова. Не зная усталости, оказывали помощь тяжелораненым наши молодые врачи Вера Шафрановская, Ирина Юкавская, военфельдшер Вульф Антовиль.
Как и накануне, неоценимую роль сыграли наши девушки-радистки, бывшие студентки Института связи имени Бонч-Бруевича, осуществлявшие непрерывную радиосвязь между ротами и штабом батальона, — Вера Лагутина, Ольга Жандецкая, Зоя Зенькова, Тамара Садовникова, Тамара Иванова, Вера Лугина.
10 сентября батальон, как и другие подразделения, полностью удержал свои позиции, не уступив врагу ни пяди.
Еще одни сутки были выиграны у врага.
Беспокойно прошла ночь на 11 сентября. Гитлеровцы неоднократно открывали артиллерийско-минометный огонь по всему нашему переднему краю. Но они уже не верили в возможность прорвать нашу оборону напрямую, и следующим утром значительная часть атакующей группировки двинулась из района юго-за-[120]паднее Гатчины в сторону Красного Села. Одновременно две их дивизии пошли в обход левого фланга Красногвардейского укрепрайона.
Пехотная дивизия СС «Полицай» штурмовала дорогу Пижма — Гатчина и Центральный торфяной поселок, а подразделения 269-й пехотной дивизии нацелили свой основной удар на деревню Большое Замостье, пытаясь пробиться к реке Ижоре.
Ожесточенный бой развернулся за железнодорожную насыпь между Большой Загвоздкой и Центральным торфяным поселком. Поредевшие ряды ополченцев второй роты после многократных атак вражеских автоматчиков были вынуждены на одном участке оставить насыпь.
Зацепившись за железнодорожное полотно, немцы стали спешно подтягивать и накапливать силы для нового броска вперед.
Командир роты вместе с политруком искали выхода из создавшегося критического положения. И вдруг оба вспомнили, что в долине, где сейчас сосредоточивались гитлеровцы, еще три недели назад долго работали саперы. Они устанавливали минное поле. Правда, никто не знал, какие там устанавливались мины. Если противопехотные, то кто-то из гитлеровских вояк уже должен был бы подорваться на них. Но взрывов не последовало. Значит, мины предназначались для танков?
К сожалению, об этом ополченцам приходилось только догадываться. Опять подводила несогласованность в действиях между подразделениями. Минеры, завершив работы, ушли, не известив ополченцев о том, что же конкретно сделали они перед нашим передним краем. Они лишь предупредили: по этому участку передвигаться нельзя. Остальное же, очевидно из соображений строгой секретности, не раскрывалось. И вот получилось, что эта «секретность» могла обернуться теперь против нас.
Командир роты все же решил рискнуть. Пользуясь отсутствием немецких танков, он приказал скрытно от врага перевести одно орудие от дороги поближе к лощине, в которой скопились неприятельские автоматчики. Так или иначе, требовалось сорвать или хотя бы на какое-то время оттянуть готовящуюся атаку врага. Конечно, трудно было сделать это одним орудием. Противник мог тотчас же засечь его и уничтожить. [121] Тогда оголенной оказалась бы и дорога. Но Васильев надеялся на то, что минное поле не подведет.
— Беглый огонь! — скомандовал он артиллеристам, когда орудие было установлено на новой позиции.
Снаряды легли точно по цели. И минное поле «сработало». Противотанковые мины начали взрываться от детонации. Кто знает, что испытали в этот момент фашисты, когда вся лощина закачалась, загорелась, вздыбилась у них под ногами, как при землетрясении. Множество гитлеровцев было уничтожено в считанные минуты.
Бойцы взвода связи второй роты во главе со своим командиром Маховым бросились в атаку на автоматчиков, окопавшихся вдоль насыпи, и в рукопашной схватке быстро одолели врага. Положение на стыке двух наших рот было восстановлено.
Фашисты не смирились с этим. Новые их подразделения насели на ополченцев. Создалась угроза командному пункту роты. Командир роты сам лег за пулемет. Рядом с ним по вражеским автоматчикам вели огонь политрук Косарев, пулеметчик Константин Михайлов, радист Дмитрий Угаров, разведчик Владимир Матвеев, бойцы взвода управления.
Гитлеровцев удалось остановить. Но после этого сразу налетели вражеские самолеты.
Сандружинница Нина Зубкова увидела, как низко пронесся один из истребителей над окопом, откуда вел огонь по противнику командир роты. Пули веером взрыли землю вокруг окопа. Зубкова бросилась к командиру. Васильев плашмя лежал на бруствере окопа. Он с трудом приподнял голову, увидел подбегающих бойцов и отдал свой последний в этот день приказ:
— К пулемету!
Потерявшего сознание тяжелораненого командира сандружинница и молодой разведчик Володя Матвеев вынесли с поля боя и доставили в санитарную часть батальона. Командование ротой принял на себя политрук Василий Алексеевич Косарев.
Ополченцы второй роты и в этот день сумели удержать свои рубежи.
А неподалеку от них насмерть бились с превосходящими силами врага ополченцы четвертой роты. Командование укрепрайона выдвинуло к деревне Большое Замостье один из полков народного ополчения.[122] Его бойцы смело контратаковали гитлеровцев. Прорваться к Ижоре фашистам не удалось.
Я в этот день несколько часов находился в Малых Колпанах. Вместе с политруком Крынкиным с наблюдательного пункта мы следили за ходом боя на Лужском шоссе. Хотя немцы и повернули основные свои силы на юго-запад, к Красному Селу, они тем не менее продолжали настойчиво атаковать позиции батальона и на Лужском шоссе, и возле деревни Химози, и вдоль Варшавской железной дороги.
Еще восемь вражеских танков и до роты солдат были уничтожены под Большими Колпанами. Здесь метко били по врагу бойцы пулеметного взвода, которым командовал Василий Федорович Зимин.
Из Малых Колпан по распоряжению Казначеева я направился на позиции первой роты. Комиссар из-за ранения не мог покидать штаба, но ему хотелось знать в самых мельчайших подробностях все, что происходило на передовой, и я снова действовал как его помощник.
С первой ротой мне по-особому повезло. Почти всякий раз, как я попадал в нее, мне непременно удавалось принять участие в бою. Так случилось и теперь. Атакуя бойцов первой роты, гитлеровцы, прикрываясь на этом участке, как и раньше, лесными зарослями, достигли нашей первой траншеи.
Завязалась рукопашная схватка. И вновь ополченцы отбросили врага. Но в этой схватке тяжелое ранение получил командир роты Косарев. Бойцы провожали его в госпиталь. Бледный от потери крови командир лежал на подводе. Когда Иван Беляев тронул лошадь, Даниил Алексеевич нашел в себе силы для того, чтобы приподняться и, превозмогая боль, сказать обступившим подводу бойцам:
— Держитесь стойко, товарищи! Я еще вернусь к вам. Обязательно вернусь!..
Обстановка на переднем крае продолжала накаляться. Гитлеровцев, казалось, не смущали тяжелые потери. В бой непрерывно вступали их свежие подразделения. А ополченцам замены не было. В нашей обороне, и без того растянутой до предела, с гибелью бойцов образовывались новые бреши. И все же ополченцы удерживали свои позиции, продолжая изматывать, истощать, обескровливать рвущиеся к Ленинграду дивизии врага. [123]

наверх

Список текстов

Главная страница