Erhard Raus
PANZER OPERATIONS:
The Eastern Front Memoirs of General Raus, 1941-1945

ПРЕДИСЛОВИЕ
СТИВЕНА Г. НЬЮТОНА

22 июня 1941 года полковник Эрхард Раус в составе немецкой армии ступил на территорию Советского Союза. Он был человеком, не известным ни собственным солдатам, ни начальникам. Раус родился в Австрии, и его последним боевым назначением стал пост временного командира 1-го велосипедного батальона легкой пехоты австро-венгерской армии. Этот пост Раус занимал 5 месяцев в самом конце Первой Мировой войны. Межвоенный период он провел на различных штабных должностях и в учебных подразделениях. После аншлюсса в 1938 году он перешел на службу в немецкую армию и в течение 2 лет продолжал служить в различных штабах. Самым заметным эпизодом стала его работа в качестве начальника штаба XVII корпуса во время французской кампании. Исключением стал двухмесячный промежуток, когда он командовал учебным полком. В немецкой армии существовала традиция периодически направлять офицеров Генерального штаба во фронтовые части, поэтому в июне 1940 года Рауса назначают командиром 243-го пехотного полка. Через месяц он становится командиром 4-го моторизованного полка. В мае 1941 года Рауса назначают командиром 6-й моторизованной бригады в составе 6-й танковой дивизии, причем он еще ни разу не командовал полком в бою. Поэтому никто не мог предугадать, что этот невзрачный 42-летний австриец еще поднимется до командующего армией.
Наверняка командир дивизии генерал Франц Ландграф считал Рауса "неопытным". Мало того, что он не имел боевого опыта, Раус был практически незнаком с танковыми войсками. Поэтому в 6-й танковой дивизии его откровенно считали офицером второго сорта. Ландграфу еще предстояло узнать, что этот скромный австриец умеет составлять детальные планы и тщательно готовить их исполнение. Раус принадлежал к командирам того типа, которые меньше всего полагаются на храбрость подчиненных, они предпочитают, чтобы "каждый солдат знал свой маневр". Это очень ценное качество, однако пока еще было неясно, как Раус поведет себя в стремительно меняющейся обстановке танковых боев. Однако в самые ближайшие дни выяснилось, что на поле боя он ведет себя так же невозмутимо, как и в штабной палатке. К тому времени, когда 6-я танковая дивизия подошла к окраинам Ленинграда, солдаты, воевавшие под его командованием, уже привыкли даже в самой сложной ситуации повторять: "Раус нас выведет". Раус прекрасно видит местность, отлично налаживает взаимодействия разных родов войск, умело применяет неортодоксальную тактику. Все это делает его естественным преемником генерала Ландграфа на посту командира 6-й танковой дивизии. Когда началась зима, растянутые коммуникации и огромные потери в людях и техники превратили 6-ю танковую дивизию в жалкую тень, которая стояла неподалеку от Москвы. Когда в январе 1942 года генерал Модель стал командующим 9-й Армией, он оказался достаточно прозорливым, чтобы именно Раусу поручить защиту своего тыла и коммуникаций. В страшные холода Раус собирает пестрое сборище солдат строительных частей, наземных служб Люфтваффе и вообще всего, что попадается под руку, и удерживает важнейшую железнодорожную линию, идущую через Сычевку на фронт. Если бы Раус не сумел защитить коммуникации Моделя, 9-я Армия, вероятно, потеряла бы весь XXIII корпус, который был окружен северо-восточнее этого города. К середине февраля Раус собрал достаточно сил, чтобы перейти к медленному "наступлению улитки", выдавливая русских из ключевых деревень. Ему удается создать зону безопасности шириной несколько километров вокруг железной дороги.
Действия Рауса во время зимнего контрнаступления Советов принесли ему прозвище "Дальнозоркий" и укрепили его отношения с Моделем, вместе с которым ему предстояло служить 2 года спустя в Галиции, но уже в качестве командующего армией. 6-я танковая дивизия заслужила несколько месяцев отдыха во Франции. За это время она была реорганизована и пополнена, но в декабре 1942 года дивизия вернулась в Россию, чтобы возглавить неудачное наступление 4-й Танковой Армии на Сталинград с целью деблокировать 6-ю Армию. Несмотря на провал наступления, Раус несколько неожиданно в январе 1943 года становится командиром корпуса. Во время Курской битвы его корпус играет вспомогательную роль, обеспечивая "крюк слева" фельдмаршала фон Манштейна, действуя на крайнем правом фланге армейской группы "Кемпф". Потом он защищает Харьков и прикрывает отход Группы армий "Юг" к Днепру, сражаясь против значительно превосходящих сил русских.
Гитлер наградил Рауса, назначив его командующим 4-й Танковой Армией, которую он возглавил во время контрнаступления Манштейна на Киев в декабре 1943 года. Раус командовал различными армиями до марта 1945 года, когда Гитлер отправил его в отставку. Он поочередно возглавлял 4-ю, 1-ю и 3-ю танковые армии, сражался в Польше, Прибалтике, Восточной Пруссии и наконец Померании. Несмотря на гордые имена, на самом деле эти армии представляли собой сборище плохо подготовленных фолькс-гренадеров, непонятно почему названных танкистами. Однако в некоторых случаях - под Киевом, Ливов[?] и в Прибалтике - Раусу удавалось доказать, что он может руководить крупномасштабными танковыми операциями с той же уверенностью, которую он демонстрировал на дивизионном уровне. Гейнц Гудериан, который тогда возглавлял Генеральный штаб армии, считал его одним из лучших танковых генералов и без колебаний бросил Рауса на критические участки.
Так как Раус стал командующим армией в тот период, когда Германия окончательно и бесповоротно перешла к обороне, он поневоле и сам стал специалистом по оборонительным боям. Здесь австриец показал себя с совершенно неожиданной стороны. Хотя Раус выдвинулся как командир танковой дивизии, он отказался от тактики "эластичной" или "мобильной" обороны в пользу того, что сам назвал "тактикой оборонительных зон". Если такие генералы, как Герман Балк или Хассо фон Мантейфель, предпочитали бороться с советскими прорывами и вклинениями гибкой обороной, иногда отдавая территорию, чтобы окружить и уничтожить вражеские авангарды, Раус предпочитал отбивать все атаки и удерживать позиции. Однако он отнюдь не был бездумным исполнителем приказал Гитлера "стоять до последнего". Раус прекрасно сознавал недостаточную подвижность немецких пехотных дивизий и нехватку танков, которые не позволяли вести широкие мобильные операции, вроде манштейновского "крюка слева". Любая такая попытка после середины 1943 года была бы слишком рискованной.
Методы действия Рауса сделали его любимцем Гитлера и Моделя, так как он был одним из немногих офицеров, которые действительно пытались защищать территорию, а не призывали отдавать ее. К несчастью для послевоенной репутации австрийца, именно это привело к тому, что его забыли. Как писали Дэвид Гланц и другие историки, с конца 1940-х годов и до 1980-х, на Западе войну в России представляли, в основном, по мемуарам таких немецких офицеров, как Гейнц Гудериан, Эрих фон Манштейн и Фридрих-Вильгельм фон Меллентин. Но в этих ключевых работ Раус обрисован совершенно неправильно. Гудериан защищал Рауса в тот момент, когда Гитлер собирался его сместить, но при этом он предпочел не заметить, что успешная оборона Восточной Пруссии, которой руководил Раус, велась теми методами, против которых "Стремительный Гейнц" категорически возражал. Раус заслужил уважительное отношение фон Манштейна, но не более того, поскольку именно Раус сменил Германа Гота на посту командующего 4-й Танковой Армией. В знаменитых "Танковых сражениях" фон Меллентина Раус подвергается жесткой критике, хотя не всегда при этом назван по имени. Это происходит потому, что Раус не желал вести контрнаступление на Киев и оборону Львова так, как предлагали автор и его идол Герман Балк. Когда Меллентин написал следующую работу, посвященную немецким генералам, он вообще не упомянул Рауса.
Однако Исторический отдел американской армии очень высоко оценил Рауса и сделал его рукопись основой для нескольких учебных разработок по методам ведения военных действий против Советского Союза. Раус упомянут, как один из основных авторов в работах по военным импровизациям, использованию климата, тактике мелких подразделений и так далее. Эти работы использовались очень долго. Сначала они были изданы в серии брошюр, выпущенных военным министерством, потом была серия мелкотиражных репринтов, за ними последовало большое издание Питера Тсураса. Целью этих публикаций в то время донести немецкую точку зрения на события и дать доступ современному читателю к документам Холодной войны. Однако остается неясным, какая часть этих материалов действительно принадлежит перу самого Рауса. Биографы Рауса не заметили, что из описания действий Рауса в России вырезано слишком много.
Оригинальная рукопись была утеряна, вполне вероятно, что она больше не существует. Однако сведя вместе большие куски уже опубликованного материала, добавив неопубликованные заметки и добавив несколько статей, которые Раус напечатал в "Альгемайне Швейцарише Милитарцайтшрифте" можно восстановить практически весь документ. Дотошный читатель заметит различия в стиле и транскрипциях между более ранними и более поздними частями. Молодые офицеры, которые делали первые переводы, проявили младенческую неосведомленность в технической терминологии вермахта, а часто даже не знали грамматики и синтаксиса немецкого языка. Сравнение их переводов с немецкими оригиналами дает совершенно неожиданные результаты, когда целые предложения и даже абзацы приобретают совершенно противоположный смысл. Более того, в последующих изданиях, когда материал отбирался из первых переводов и правился, обращение с оригиналом было еще более вольным. Часто вырезались достаточно большие куски, а длинная глава разрезалась на произвольные части.
В нашем издании там, где это было возможно, мы вернулись к материалам немецкой рукописи, попытались восстановить порядок и стиль изложения самого Рауса. Кроме того, где было возможно, я привел специфические обозначения частей и фамилии командиров и поменял местами кое-какие места в описании последних дней войны для более связного изложения. Эту часть работы оказалось почти невозможно восстановить, прежде всего из-за ограниченности переводного материала. Впрочем, может быть, Раус предполагал написать более фундаментальный труд, посвятив его тем операциям, которыми он командовал. Заметной брешью в рукописи является описание действий 6-й танковой дивизии во время последнего наступления на Москву в ноябре-декабре 1941 года. Материала совсем немного, и его пришлось дополнять выдержками из журнала боевых действий дивизии. Когда 6-я танковая дивизия на полгода покидает Россию и отправляется во Францию на отдых и переформирование, следует еще один большой пробел. Однако он не имеет серьезного значения.
По своей широте и ценности в качестве исторического источника мемуары Рауса, вероятно, уступают мемуарам Гудериана, фон Манштейна и фон Меллентина. Эрхард Раус был неплохим писателем. Его воспоминания читать гораздо легче, чем, скажем, Гудериана. К тому же, в них нет самовосхвалений. Его работа много значила в период Холодной войны, рассказывая о том, как Германия упорно сражалась против злобных советских орд. (Однако Раус не упоминает в своих мемуарах о расстрелах комиссаров и не говорит, что получал этот приказ, хотя достоверно известно, что он был спущен, как минимум, до дивизионного уровня). Иногда он допускает ошибки в хронологии, в своих рассказа[х] может спутать похожие события. Но эти мелкие недочеты не снижают исторической важности его воспоминаний.
Главный недостаток, но в то же самое время и главное достоинство мемуаров Рауса заключается в том, что он почти целиком сосредоточился на тактических операциях. Читатель не найдет описаний характера или пространных характеристик фон Манштейна или Моделя. Нет здесь попыток нарисовать "масштабную картину войны" на других участках фронта. Множество младших офицеров ведут свои маленькие жестокие бои за безымянные русские деревни, сами оставаясь безымянными. Остаются лишь описания боев. Однако то, что Раус, даже став командующим армией, все равно уделяет все внимание действиям мелких подразделений, дает возможность детально рассмотреть тактику немецкой армии, которой почти не касаются другие английские и немецкие источники. В этом качестве воспоминания Рауса являются просто бесценными. Ну и не будем говорить о том, что они просто великолепно написаны.

<...>

После того как мы вступили на территорию самой России, боевая группа "Раус" имела следующий состав:

Штаб 6-й моторизованной бригады
4-й моторизованный полк (2 батальона)
6-я рота 114-го моторизованного полка (бронетранспортеры)
II/11-й танковый полк
II и III/76-й артиллерийский танковый полк
3-я рота 57-го танкового саперного батальона
Противотанковая рота 41-го батальона истребителей танков
601-й зенитный батальон
Санитарная колонна
Тыловые части

Всего в ней насчитывалось:

1500 солдат
230 пулеметов
12 - 105-мм пехотных гаубиц
60 танков (в основном PzKw-II и PzKw-35t)
12 - 105-мм полевых орудий
12 - 150-мм полевых орудий
9 - 50-мм противотанковых пушек
12 - 88-мм зениток
26 - 20-мм зениток

Однако мы не смогли развить наш успех, потому что генералы Эрих Гёппнер и Рейнхардт внезапно отдали новые приказы.

Глава 4

У ВОРОТ ЛЕНИНГРАДА

Сражение с природой

11 июля 6-я танковая дивизия получила приказ генерала Рейнхардта прекратить наступление на восток через Порхов и Дно и помочь 1-й танковой дивизии. Та двигалась по шоссе Ленинград-Псков через Лугу и столкнулась с сильным сопротивлением русских возле Новоселья. Этот приказ стал неприятной неожиданностью для боевой группы "Раус". Ей предстояло прекратить наступление в прежнем направлении и повернуть на 90 градусов под прямым углом к направлению движения 4-й Танковой Группы. Теперь нам придется двигаться по песчаным и болотистым дорогам, которые с незапамятных времен не использовал ни один автомобиль. Но едва боевая группа "Раус", шедшая в голове дивизии, повернула на новое направление, как дорога, которая вела к Новоселью (если верить карте), тут же закончилась.
Обитатели жалких избенок, которые были разбросаны там и тут, искренне удивлялись, когда мы просили их провести нас вокруг болота или указать дорогу к деревне, отмеченной на наших устаревших картах где-то на линии наступления. Эти люди не знали названия, под которым была отмечена деревня на наших картах, потому что это название изменилось десятки лет назад. Часто нам приходилось полагаться только на компас и здоровые инстинкты. С помощью проводников и саперов мы шли зигзагом от деревни к деревне по самой лучшей дороге, какую только могли отыскать. Но над первым же болотцем шириной около 10 метров мост рухнул под тяжестью одного из наших легких танков PzKw-35t, и мы застряли на 5 часов, пока саперы лейтенанта Гебхардта не соорудили новый мост.
Где только было возможно, мы избегали дорог, проложенных шедшими впереди частями, иначе машины увязли бы в песке. Колонне пришлось пересечь 12 заболоченных ручьев, и каждый раз мы останавливались, чтобы дождаться, пока саперы укрепят мосты. Впрочем, иногда приходилось просто сооружать новые. Пытаться обойти болотистые участки было напрасным занятием, потому что машины и танки быстро сдирали верхний слой грунта и начинали вязнуть так, что их приходилось вытаскивать другими танками. Очень часто буксировщик тоже начинал тонуть в песке рядом с машиной, которую пытался вытащить. Иногда связанные вместе машины погружались так глубоко, что приходилось использовать самое мощное, что у нас имелось, - 20-тонные полугусеничные тягачи. Перебросить эти огромные машины туда, где они требовались, само по себе представляло сложную проблему. Указанные на карте дороги были настолько узкими, что две машины просто не могли на них разойтись. Командиры метались, как на пожаре, потому что чрезвычайные ситуации возникали то здесь, то там, и добираться от одной пробки до другой приходилось пешком.
Чтобы не позволить боевой группе развалиться, я приказал делать остановки через определенные промежутки времени, если это позволяла местность. Одна из таких остановок была сделана в 16 километрах южнее Новоселья, чтобы позволить войскам привести себя в порядок и отдохнуть перед намеченной атакой. Первые машины подошли к месту стоянки в 20.00. В течение прошедшего дня единственным нашим врагом были болота. Последний грузовик появился только в 04.00 на следующее утро. Скорость продвижения не превышала 1,5 км/час. Люди и моторы страдали от нехватки воды, солдаты были измучены палящим летним солнцем. По радио я известил штаб дивизии о сложившихся условиях, и боевая группа "фон Зекендорф" была направлена по другому маршруту. Затянувшееся на целый день барахтанье в болоте было вызвано отсутствием точных карт и нехваткой инженерной техники. В результате мы не смогли атаковать Новоселье 11 июля, как намечалось.
На следующее утро наши головные подразделения атаковали фланг русских сил, охранявших шоссе. О том, что русские занимают южный берег мелкой болотистой речушки, мы узнали еще накануне. После короткого и жаркого боя, в котором участвовали и танки, мы опрокинули фланговое охранение в реку. В этом бою впервые на русском фронте появились американские танки-амфибии. 6 из них были уничтожены огнем наших танков и противотанковых пушек, стрелявших с близкого расстояния из леса: 3 были уничтожены на суше, а еще 3 - при попытке пересечь реку. Первые немецкие солдаты, переправившиеся на северный берег речки, захватили 2 амфибии в совершенно исправном состоянии.
Заболоченная речка глубиной около 2 метров представляла собой серьезное препятствие, поэтому саперам пришлось строить мост для переправы главных сил боевой группы. К 10.00 вся колонна завершила переправу, а потом, уничтожив еще несколько русских танков, отбросила противника на юг от Новоселья. Во второй половине дня мы предприняли общую атаку русского фланга, в то время как остальные силы (в том числе танковый батальон) атаковали русских с тыла. После упорного боя наши силы смяли фланг русских, а танки разгромили тылы, и после этого оборона русских рухнула. Мы стали приводить в порядок свои части, а 1-я танковая дивизия начала преследование.
Едва боевая группа "Раус" сумела собраться вместе, как мы получили приказ наступать на север и захватить мост через реку Плюсса в Лядах, чтобы создать плацдарм на противоположном берегу. Этот приказ разбил вдребезги наши надежды хорошенько отоспаться ночью. Рано утром 13 июля, отдохнув не более 3 часов, мы двинулись дальше. Как раньше, наш маршрут пролегал по заболоченной местности, и потому мы продвигались очень медленно. Раз за разом машины и даже целые куски колонны вязли в грязи или на песчаных участках, перемежавших болота. Моторы перегревались от непосильного напряжения. Нам приходилось часто останавливаться, чтобы долить воды в радиаторы. На особенно крутых откосах мы вытягивали грузовики танками или тягачами.
После этих исключительно трудных и утомительных маршей и боев наш авангард сумел внезапной атакой захватить мост через реку Плюсса и создал плацдарм в Лядах. Эту внезапную атаку провел лейтенант, командовавший передовым взводом, причем без всяких приказов. После того как он и его солдаты в ожесточенном бою в нескольких километрах южнее Плюссы разогнали русских саперов, он прыгнул в свой командный вездеход и отдал солдатам предельно простой приказ: "Следуй за мной!" Стремительно двигаясь по песчаной дороге и продираясь сквозь кустарник, он устремился к мосту, чтобы попасть туда раньше отступающих русских. Взвод последовал за командиром, стараясь не обращать внимания на возобновившуюся стрельбу противника. Обогнав саперов, они застигли врасплох охрану моста, которая была уничтожена раньше, чем сообразила, что происходит. В результате решительных действий мост длиной 150 и высотой 10 метров попал в наши руки без боя. Мы создали плацдарм, после того как подавили последние очаги сопротивления Советов в Лядах. Цель была достигнута, хотя для этого пришлось за 9 часов проделать 59 километров, что составляло примерно по 6,5 километров в час.
Наши солдаты едва успели перекусить и закончить осмотр техники, как был получен новый приказ. Увы, и теперь они не получили вполне заслуженного отдыха. Генерал Рейнхардт лично обратился к нам, приказав немедленно выступать, чтобы захватить два больших деревянных моста через реку Луга в Поречье, так называемых "Воротах Ленинграда". Части 1-й танковой дивизии должны были наступать параллельным маршрутом в направлении на Сабск. Как только генерал отдал приказ, я сразу понял всю важность нашей задачи. До этого момента ни одна немецкая часть не пересекла реку Луга, которая была прикрыта оборонительными сооружениями и обширными болотами. 18-я Армия застряла на севере у Нарвы, а остальные части 4-й Танковой Группы стояли на фронте у города Луга и далее на юг.
До получения приказа генерала Рейнхардта мы почти ничего не знали о действиях соседних частей, входивших в Группу армий "Север". Кое-какую информацию о частях 4-й Танковой Группы мы имели. 4 дивизии XLI танкового корпуса развернулись на фронте шириной более 130 километров. LVI танковый корпус вел тяжелые бои в районе городов Уторгош и Сольцы в 60 километрах к юго-востоку от 6-й танковой дивизии. Поступали сообщения, что сопротивление на фронте усиливается. Это означало, что Красная Армия наконец-то сумела создать единую и относительно прочную линию фронта по всему району наступления нашей группы армий. Это было связано с тем, что мы после Острова замедлили темп продвижения. Несмотря на значительные успехи и глубокие прорывы 4-й Танковой Группы, 16-я и 18-я армии продвигались очень медленно.
Генерал Ландграф находился под впечатлением, что вышестоящие штабы (4-й Танковой Группы и Группы армий "Север") не слишком ему доверяют и пытаются скрыть истинные цели маневра. Он полагал, что действительной целью поворота на север 2 танковых дивизий было обойти очаг ожесточенного сопротивления русских на шоссе, ведущем к Луге. Учитывая, что по мере приближения к Ленинграду сопротивление русских будет неуклонно нарастать, а также тот факт, что обширные болота к югу от реки Луга почти непроходимы для механизированных частей, генерал Ландграф сомневался, что новый бросок оправдает затраченные усилия.
Следующие несколько дней царила довольно нервная обстановка. Мы все ожидали, что противник решит бросить все силы против наших авангардов и флангов. Это должно было произойти совершенно неизбежно, как только русское командование осознает, что наступление 1-й и 6-й танковых дивизий создает угрозу не только Ленинграду, но и войскам, пока еще находящимся в Эстонии. Генерал Ландграф понимал, что 6-я танковая дивизия окажется в опасном положении, если ее части в момент ожидаемой атаки все еще будут находиться среди болот. Более того, главные силы дивизии находились далеко позади боевой группы "Раус", обходя район озера Радиловское, и при этом маршруты движений обеих дивизий пересекались, что создавало дополнительную путаницу.
Моей непосредственной заботой стала организация наступления на Поречье. Я без задержки разослал посыльных на мотоциклах по всем подразделениям, чтобы вызвать командиров. Я вручил им приказы с необходимой информацией о пунктах сбора, маршрутах и порядке марша. Некоторые из командиров сделали пометки, касающиеся мелких деталей, и задали уточняющие вопросы, другие стали обсуждать проблемы оказания взаимной помощи - как вызвать приданных саперов, танки, грузовики, артиллерию и другое тяжелое оружие, которое входило в состав группы. Мы также обсудили проблемы снабжения. Все эти инструкции, включая самую свежую информацию, были переданы устно.
Во время марша я оставался с головным батальоном, временами выезжая далеко вперед от головного взвода либо отправляясь к замыкающим подразделениям, с которыми мы поддерживали радиосвязь. Генерал Рейнхардт отдал короткий приказ: "Открыть ворота Ленинграда!" Он пробежал подобно электрической искре и зажег пламя в сердцах наших солдат. Вся усталость была немедленно забыта. Сумерки еще не наступили, когда только что заглушённые моторы снова заработали.
Мы вошли в район песчаных дюн, которые поросли редкими соснами. Наши машины следовали аккуратно по колее, проложенной головной, и это позволило колонне пересечь район со средней скоростью 10 км/час, несмотря на все трудности. Взвод за взводом катили вперед слабо защищенной походной колонной. Мы двинулись в путь, рассчитывая добраться до цели за несколько часов, хотя предстояло пройти около 100 километров.
Как только мы вышли в болотистый район к югу и западу от озера Самро, дорога внезапно превратилась в трясину самого гнусного характера. Танки и орудия начали вязнуть, и даже самые лучшие машины и водители ничего не могли поделать. Движение сразу стало мучительно медленным, и к наступлению темноты те танки, которые пытались обойти особенно топкие места, увязли намертво. Первое болото удалось пересечь лишь через несколько часов ценой невероятных усилий всех офицеров и солдат, которым мешали тучи комаров. Нам пришлось использовать стволы деревьев, доски, ветки, чтобы вымостить хоть сколько-то проходимую тропку. Лишь провоевав целую ночь с грязью и песком, мы выбрались на относительно прочную дорогу.
Миновав болото, мы ненадолго остановились, но передышка оказалась короткой, так как впереди возник сожженный мост, остатки которого еще дымились. Наши разведчики быстро отыскали обходной путь через соседнюю деревню. Но когда головные подразделения подошли к деревне, вокруг загремели взрывы и вспыхнули пожары, которые быстро охватили всю деревню. В течение 2 часов проехать через нее было невозможно. Когда пламя погасло, боевая группа медленно двинулась мимо дымящихся развалин. Время близилось к полуночи, а нам еще предстояло преодолеть большое расстояние. Снова и снова я получал по радио приказы из корпуса и дивизии с требованиями двигаться быстрее, так как задача была исключительно важна. С огромным трудом наши машины ползли вперед в полумраке, и через пару километров колонна окончательно рассыпалась. А затем начались настоящие несчастья. Появлялись одна мочажина за другой, под тяжестью танков рушились мостики, и машины падали в грязь. У нас не было ни времени, ни материалов, чтобы восстановить мосты. Наши саперы собирали доски и подкладывали их под рухнувшие конструкции, хотя это была только временная мера. Мы много раз строили такие импровизированные гати, прежде чем 8 часов спустя сумели выбраться на твердую дорогу возле Заручья.
На хорошей дороге мы могли развить скорость более 30 км/час, но вскоре последовала новая остановка. Пылал мост через глубокое озеро. На этот раз командир взвода 3-й роты 57-го танкового саперного батальона, приданного авангарду, без приказа на полной скорости бросился через горящий мост. Он успел погасить пламя на другой стороне реки там, где оно возникло. Саперы с помощью воды и песка так быстро потушили огонь, что мост серьезно не пострадал, поэтому он мог выдержать вес танков и тягачей. Потеря этого моста стала бы для нас серьезным ударом, потому что иной возможности пересечь глубокую реку не было, а окружающие болота не позволяли обойти его стороной. Если бы мы подольше застряли в этом пункте, вся операция могла завершиться неудачей. Благодаря инициативе молодого лейтенанта мы отвели эту опасность.
Внезапно раздался крик: "Вражеские самолеты!" Но самолеты нас не атаковали, и марш продолжался. Затем самолеты прилетели еще раз, помигали нам лампами и сбросили записку. "Опознайте себя, или мы вас обстреляем", - прочитал мой переводчик. Записка была написана открытым текстом. Я отдал приказ продолжать движение и не обращать внимания на разбрасываемые бумажки. Наконец самолеты улетели. Сомнения летчиков были вполне понятны. Боевая группа "Раус", механизированная колонна, двигалась через район обширных болот, глубоко на вражеской территории. Со всех сторон нас окружали большие силы русских. Наша принадлежность могла показаться летчикам сомнительной, но так как мы продолжали движение, не обращая внимания на самолеты, они решили, что видят части Красной Армии.
Незадолго перед тем, как мы вышли к мосту у Вырицы [Не стыкуется с картой. Прим. пер.], я приказал колонне остановиться в густом лесу, полностью скрывшись от глаз противника. Я сделал это для того, чтобы подтянулись отставшие тылы, а также чтобы подготовить приказ по захвату переправ через реку Луга и созданию плацдарма. Я отдал этот приказ устно, держа перед собой устаревшую карту в масштабе 1 : 300000.
"Противник, вероятно, еще не опознал нас как германскую часть. Огромную важность представляет как можно более быстрый захват мостов через Лугу в целости и сохранности. Для этого передовые подразделения должны внезапно атаковать охрану мостов и уничтожить се. После этого приданная саперная рота немедленно снимет все мины и подрывные заряды, чтобы обезопасить мосты. Главные силы боевой группы будут следовать вплотную за ними. Они без задержки пересекут мосты и двинутся к Ивановскому, где займут перекресток и вышлют разведку в направлении Юрки и Среднее. Артиллерия обеспечит огневую поддержку с позиций на южном берегу реки Луга. 6-я рота (бронетранспортеров) 114-го механизированного полка остается в моем распоряжении и будет находиться в готовности в лесу к югу от мостов. В этом же месте войска оставят все грузовые машины и ремонтные подразделения. Зенитный батальон обеспечит ПВО района к югу от мостов. Мой командный пункт будет создан возле южного конца нового моста. Я ожидаю, что атака будет произведена решительно и энергично, и я жду полной победы".
Вопросов не последовало. В перегруппировке войск не было необходимости, поэтому уже через 10 минут колонна двинулась дальше, организованная, как и раньше. Наши предположения оказались правильными, русские нас до сих пор не раскусили. Не следовало даже пытаться провести разведку района мостов, так как это поставило бы под сомнение успех операции, зависящий почти исключительно от фактора внезапности. Поэтому я решил изобразить что-то вроде марша мирного времени. Авангард, который возглавляла танковая рота, прибыл в Муравино. Проходя через лес и деревню, обнаруженную на подступах к мосту, наша колонна подошла к переправе через реку так и не обнаруженной. До самого последнего момента русская охрана моста ничего не подозревала. Так как у них не было ни противотанковых пушек, ни другого противотанкового оружия, русские в панике бросились к своим блиндажам. Саперы лейтенанта Гебхардта погнались за ними и без всякого боя захватили массу пленных. Тем временем наши танки перескочили через оба моста, после чего ненадолго задержались у блиндажей на северном берегу реки.
Через 30 минут, в соответствии с нашим первоначальным приказом, мы без боя захватили оба моста через реку Луга, а также перекресток дорог возле Ивановского. Охрана была захвачена врасплох и попала в наши руки. Боевая группа "Раус" после 3 дней и ночей непрерывной борьбы с силами природы прошла 200 километров. 14 июля в 10.00 наступила кульминация, мы захватили "Ворота Ленинграда", расположенные в 105 километрах от города.
Предыдущий запрос советских самолетов - "Опознайте себя" - получил ответ в самой недвусмысленной форме. 5 наших танков внезапно атаковали соседний русский аэродром в Ястребиной. И снова это была вспомогательная операция, предпринятая по инициативе младшего офицера. Этим офицером был лейтенант II батальона 11-го танкового полка, который захватил вражеского авиационного наблюдателя на колокольне в Ивановском. Этот человек не подозревал о том, что мы захватили мосты. Из допроса пленника лейтенант узнал об аэродроме в Ястребиной, который находился не более чем в 10 километрах и был занят крупной авиационной частью. Лейтенант размышлял не слишком долго и запросил разрешение нанести русским визит силами 5 танков PzKw-35t своего взвода. Этот запрос был примечателен тем, что ни сам лейтенант, ни его солдаты так и не отдохнули после 3 суток непрерывного марша и буквально валились с ног от усталости. Но я понимал, что Советы вряд ли предложат нам еще одну такую благоприятную возможность, и поэтому ответил: "Разрешение дано. Только постарайтесь вернуться как можно скорее!"
Сам я должен был тем временем сообщить в штаб дивизии и корпуса о благополучном прибытии и создании плацдарма. К несчастью, заболоченные леса мешали нашим передатчикам, и мы не могли держать связь на большом расстоянии. В результате для того, чтобы связаться с XLI танковым корпусом, нам пришлось отправить грузовик с радиостанцией на 60 километров назад, что отняло несколько часов. Но это был единственный способ наладить связь. Радиограмма была короткой: "Мосты захвачены в целости в 10.00, занят плацдарм. 14 июля. Раус". И едва грузовик вернулся, как русский полк перерезал дорогу позади нас.
5 танков молодого лейтенанта также вернулись из рейда примерно в это же время. Танкисты были полностью удовлетворены результатами. Поездка сквозь ангары и по рядам выстроенных на земле самолетов была для них событием исключительным. Действия этих 5 PzKw-35t оказались более эффективными, чем удар множества бомбардировщиков Люфтваффе. По летному полю были разбросаны обломки пылающих самолетов и автомобилей. Языки пламени и столбы черного дыма поднимались высоко в небо и были видны издали. Все аэродромы в районе Ленинграда - а их там было множество - с этого момента были подняты по тревоге. Наши измученные солдаты заняли оборонительные позиции и тут же попадали спать, но не прошло и часа, как их бесцеремонно разбудили. С неба на деревни, фермы, дороги и лесные опушки обрушился град бомб. Особенно сильной бомбежке подверглись деревни Муравино и Поречье, расположенные по обе стороны моих мостов. Мой штаб в Муравино стоял совершенно открыто, и нам пришлось прятаться в соседнем лесу, как и нашим солдатам.
Эта атака стала сигналом для наших измученных солдат, они поднялись на ноги. Немедленно были отрыты ячейки для защиты от танков и самолетов, их хорошо замаскировали. После этого отдельные окопы связали системой узких зигзагообразных траншей. Вражеские самолеты прилетали волна за волной до самого наступления темноты. Увы, в этих северных широтах темнота наступает поздно. После того, как наши зенитчики наладили ПВО района, они начали наносить русским серьезные потери, вынудив противника отказаться от бомбежки с малых высот. Мы прекрасно понимали, что нам придется самим отбиваться от вражеских самолетов. Вряд ли Люфтваффе появятся в ближайшее время, так как их тылы не выдерживали гонки за нашими танками.
Первая короткая ночь прошла спокойно, но никто не сомневался, что русские приложат все силы, чтобы ликвидировать непосредственную угрозу Ленинграду. Большие силы пехоты в сопровождении артиллерии и танков двигались по всем шоссе и дорогам. Позднее мы узнали, что русские бросили 3 добровольческие стрелковые дивизии и 1 танковую бригаду с задачей уничтожить боевую группу, которая прорвалась через реку Луга. Я был полон решимости отбивать атаки русских до тех пор, пока не прибудут подкрепления. Мои командиры прекрасно понимали, что сложилась критическая ситуация, и помощь прибудет нескоро. Мы знали, что главные силы дивизии остались далеко позади, вынужденные преодолевать те самые болота, через которые мы продрались с таким трудом. Вероятно, они даже не смогут связаться с нами по радио в течение ближайших 2 дней.
Боевая группа "Раус" захватила "Ворота в Ленинград", но сумеет ли она их удержать?

Подготовка обороны плацдарма на Луге

Создание и оборона плацдармов была одной из самых важных задач во время русской кампании. Эта обязанность часто выпадала на долю танковых и моторизованных подразделений. За 4 года войны я лично, а также войска, находившиеся под моим командованием, занимали более 60 плацдармов на различных участках фронта, причем среди них не было двух одинаковых. Каждая операция имела свои собственные индивидуальные отличия: тактическая ситуация, местность, состав сил и вооружения. Ни один из этих плацдармов даже отдаленно не напоминал лужский, который мои командиры сначала считали незащитимым. Командиры частей, которые позднее прибыли нам на смену, нашли мои меры по организации обороны абсурдными и удивлялись, как мы сумели удержаться в таких сложных обстоятельствах. Но никто из них, вспомнив предыдущие события и получив время для тщательного обдумывания, не сумел предложить решительно ничего для улучшения обороны. Мы добились победы, и это доказало, что использованная тактика была вполне разумной. Одна пехота не сумела бы удержать мосты, даже если бы там находилось больше войск, чем имел я, но еще сложнее пришлось бы танкам без поддержки пехоты. Однако гармоничное взаимодействие всех родов войск, сочетание жесткой и гибкой обороны было единственным решением в сложившейся ситуации.
Район обороны был очень небольшим, поэтому я был вынужден дать подчиненным командирам - до командиров рот и взводов включительно - более широкую свободу действий, чем обычно. Этого нельзя было бы сделать, если бы мои офицеры не были обучены и подготовлены к подобным действиям еще в мирное время. Мои командиры и их подчиненные всех рангов также были подготовлены наилучшим образом, именно благодаря этому мы одержали конечную победу.
Я знал, что имею танков примерно столько же, сколько и русские, но я также знал, что в пехоте они превосходят меня в 12 раз. Учитывая это, мы были просто обязаны сосредоточить все имеющиеся силы и максимально использовать преимущества местности. С самого начала было очевидно, что наши силы не позволят нам образовать жесткое оборонительное кольцо вокруг мостов и наиболее важного перекрестка дорог возле Ивановского. В то же время я понимал, что эти два стратегически важных пункта и прилегающие окрестности должны остаться в наших руках, если генерал Рейнхардт действительно намеревался превратить плацдарм в "Ворота Ленинграда".
Если бы я решил создать только маленький плацдарм, оставив Ивановское русским, удержав только 2 моста, победа оказалась бы неполной. Без захвата достаточной территории XLI танковый корпус позднее не сумел бы сосредоточить достаточно крупные силы на своей территории, и плацдарм потерял бы свое стратегическое значение. Поэтому нам предстояло оборонять коридор длиной 5 километров, который имел ширину всего несколько сот метров. Я решил жестко удерживать участки вокруг мостов и перекрестка любой ценой. Это позволило бы нам неоднократно ликвидировать прорывы русских на соседних участках. Судя по всему, решающим пунктом был перекресток у Ивановского, потому что именно обладание им имело решающее значение для контроля над мостами.
Более того, местность и растительность облегчали такую тактику. С севера плацдарм прикрывал пруд глубиной 15 метров, а с востока - овраг глубиной от 6 до 10 метров с очень крутыми стенками. Пруд и овраг являлись великолепными противотанковыми препятствиями, которые было трудно пересечь даже русской пехоте. На западе вплотную к дороге подходил заболоченный лес. Хотя танки по этой дороге пройти не могли, несколько участков ее были проходимы для пехоты. К югу от плацдарма находились обширные заболоченные леса, через которые могли пробраться небольшие подразделения с легким оружием. Там было достаточно развернуть небольшое подразделение и небольшие тактические резервы. Основные силы русских, которые могли угрожать плацдарму, обнаружили, что вынуждены использовать те же дороги, по которым мы можем бросить против них наши собственные танки. Другими словами, благодаря особенностям местности, русские танки могли атаковать только вдоль дорог. Лишь на западной окраине Ивановского и на центральной оси плацдарма танки могли наступать по узкой полоске земли по обе стороны дорог.
Плацдарм также обладал еще одним преимуществом - он не просматривался противником ни с одной стороны. Это означало, что советская артиллерия сможет вести огонь только по площадям или с помощью самолетов-корректировщиков. В этот период войны русские еще не освоили взаимодействие наземных частей и авиации, и они не имели возможности спланировать огневые налеты по карте. Все эти факторы вместе взятые означали, что наши войска, занимающие плацдарм, окажутся в серьезной опасности, только если Советы используют свое огромное преимущество в пехоте для проведения одновременной скоординированной атаки со всех сторон, либо если боевая группа "Раус" не наладит подвоз снабжения в течение недели. Мы надеялись, что не произойдет ни того, ни другого.
Учитывая чисто психологические факторы, я решил, что ключевым пунктом станет перекресток у Ивановского. Именно там я расположил главные силы 4-го моторизованного полка полковника Рудольфа фон Вальденфельса, один батальон занял позиции к востоку, второй - к западу. Этот полк должен был перекрыть обе дороги и защитить открытые фланги. Для обороны от советских сверхтяжелых танков КВ-1 полк получил несколько 88-мм зениток и 100-мм пушек с высокой начальной скоростью снаряда. В качестве тактического резерва полк держал сзади одну пехотную роту, к которой была добавлена танковая рота. Ответственность за непосредственную оборону мостов была возложена на 3-ю роту лейтенанта Гебхардта из 57-го танкового саперного батальона, которая в качестве усиления получила несколько мелких 20-мм зениток. 6 рота (бронетранспортеры) лейтенанта Бенке из 114-го моторизованного полка взяла на себя охрану и оборону участка к югу от реки Луга. В случае необходимости лейтенант Бенке мог использовать личный состав автомобильных частей, размещенных в этом же районе. Шоферы были объединены в "тревожную группу". Все штабы должны были сами обеспечивать свою безопасность. Вся артиллерия, зенитки и противотанковые подразделения должны были находиться в постоянной готовности к отражению атаки, используя все имеющееся у них оружие, либо к поддержке контратаки нашей пехоты. 2 артиллерийских батальона и 2 танковые роты я оставил под своим непосредственным контролем. Танки имели приказ атаковать, не ожидая моего приказа, любые советские войска, которые попытаются пройти по дороге мимо них. Несколько танков, приданных штабам, должны были оставаться к югу от реки и в случае необходимости немедленно прийти на помощь роте лейтенанта Бенке. Я намеревался сосредоточить огонь нашей артиллерии на районах по обе стороны от опорного пункта на дороге. Для этого наш командир артиллерии подполковник Граф держал постоянную связь с 4-м моторизованным полком. Мой штаб также держал постоянную связь со всеми подразделениями, чтобы обеспечить скоординированное использование всех систем оружия и ликвидировать даже возможность непонимания.
Прежде чем были отданы эти приказы, я вместе с командирами подразделений провел совместную разведку и оценку местности, которая оказалась совсем не соответствующей карте. Мы имели возможность заняться этим, потому все партизаны бежали прочь, как только появились первые наши части, и единственный, кто мог нас потревожить, - это русская авиация. Такое положение дел не только благоприятствовало проведению разведки, но и дало нам жизненно необходимое время для оборудования позиций.
Наши войска использовали это время великолепно. Прежде всего, был проведен тщательный осмотр всех позиций, в том числе и с направлений, откуда мог появиться противник. Мы успели тщательно расположить наши противотанковые пушки и прекрасно их замаскировали. Не менее важным было то, что пехота успела прочесать лес вблизи дороги, что позволило найти несколько узких тропинок, идущих через болота. Мы выставили посты на этих тропинках, чтобы русские не смогли внезапно атаковать нас из леса.
Такой детальный осмотр местности имел решающее значение, потому что лишь много позднее мы сумели исправить наши неточные карты с помощью аэрофотосъемки и копий русских карт масштаба 1 : 100000, которые были все-таки достаточно точными, чтобы использовать их для управления огнем артиллерии.
Всюду, где местность позволяла проходить танкам, телефонные провода, связывающие наши части, были протянуты на высоких и прочных деревьях или, где не было деревьев, закопаны в землю, засыпаны землей и песком, замаскированы травой. Эти линии были укрыты от взоров противника, но при этом остались бы целы, даже если бы танки переехали через них. Такие меры оказались очень эффективными. Подготовка подобных мероприятий не была обязанностью моей или батальонных командиров, ими занимались специально подготовленные особые подразделения. Тактические командиры должны были только проверить, приняты эти меры или нет, и лишь в случае их невыполнения по той или иной причине - вмешаться.

Бой за плацдарм

На следующее утро, 15 июля, как мы и ожидали, прямо на рассвете появились русские самолеты. Наверное, пилоты страшно удивились совершенно изменившейся картине. Они не заметили внизу никаких признаков германских войск, техники, вооружений и оборонительных позиций. Все было либо закопано в землю, либо хорошо замаскировано. Перед ними расстилался знакомый мирный пейзаж. Летчики могли даже предположить, что немцы отошли, уничтожив аэродром в Ястребиной, ведь это казалось вполне вероятным. Но все их надежды разлетелись вдребезги, когда головная эскадрилья бомбардировщиков приблизилась к мостам через Лугу. На самолеты обрушился настоящий шквал крупных и мелких зенитных снарядов, которые выпустили орудия 601-го зенитного батальона. Советские бомбардировщики промахнулись мимо цели. Более того, два хвоста черного дыма, протянувшиеся в голубом небе, доказали, что наши зенитчики были более меткими. Летевшие на малой высоте русские истребители также пострадали, попав под перекрестный пулеметный огонь. Тем не менее, как и предполагалось, русские начали методично бомбить мосты и места предполагаемого сосредоточения наших войск, стремясь нанести нам потери до того, как прибудут их пехота и танки.
1-я стрелковая дивизия народного ополчения в сопровождении танков появилась перед нами утром, стремительно наступая на Ивановское по дороге, ведущей к деревне с запада. Она намеревалась захватить оба моста через Лугу в этот же день. Внезапный огонь хорошо укрытых немецких батарей заставил русскую пехоту отступить. Хотя вражеские танки сначала остановились в замешательстве, вскоре они снова двинулись вперед короткими рывками. Неопытная русская пехота следовала за ними, подгоняемая офицерами и комиссарами, которые угрожали солдатам пистолетами. Танки, постепенно набирая скорость, катились строем клина и уже угрожали прорвать немецкую линию, когда внезапно заговорили наши 88-мм и 100-мм орудия, открывшие огонь из засад с дистанции не более 500 метров. После каждого выстрела поднималось облако дыма, отмечая попадания. Тем временем наша артиллерия и пулеметы настойчиво выкашивали ряды русской пехоты, следовавшей за танками.
Атака русских выдохлась. И тогда их командование подбросило новые силы, чтобы вдохнуть энергию в затухающее наступление, но эти части уже в районах сосредоточения серьезно пострадали от огня тяжелых 150-мм батарей III батальона 76-го танкового артиллерийского полка. Для солдат, которые еще ни разу не побывали в бою, это было жестокое крещение. Они беспорядочно бросились в разные стороны, а русские танки начали отступать, причем более десятка их было подбито. Это ясно показывало, что в бою наступил кризис. И в этот момент 30 танков II батальона подполковника Иоахима Зиберта из 11-го танкового полка, стреляя из пушек, с ревом бросились вперед. В ходе этой контратаки были подбиты еще несколько танков, а несчастная русская пехота была окончательно рассеяна. Наступление русских, в ходе которого они понесли очень тяжелые потери, завершилась полным провалом. После недолгого преследования наши танки были отозваны назад. Солдаты 1-й добровольческой стрелковой дивизии народного ополчения были отброшены на исходные позиции и впредь действовали гораздо более осторожно. Их офицеры и комиссары так и не сумели заставить солдат повторить атаку в тот же день, хотя Красная Армия обычно действовала именно так.
Командир танковой роты, приданной 4-му моторизованному полку, провел контратаку по своей собственной инициативе. Следя за боем с колокольни церкви в Ивановском, он первым уловил признаки колебания вражеских танкистов. После этого он бросился на соседний полковой командный пункт и посоветовал полковнику фон Вальденфельсу нанести контрудар. Эти действия одобрил подполковник Граф, чьи орудия в этот день внесли огромный вклад в немецкую победу.
Тем временем 3-я добровольческая стрелковая дивизия народного ополчения, наступавшая от села Юрки, собралась на исходных позициях на опушке густого леса, подступавшего к Ивановскому с востока. Эта атака, проведенная без артиллерийской поддержки, началась ближе к вечеру. Русские наступали несколькими волнами по обе стороны дороги и бежали к дамбе по совершенно открытой местности. Наша артиллерия, которая ранее обстреливала районы сосредоточения, теперь обрушила огневой вал на эту желто-коричневую массу. Пулеметы и танковые пушки открыли бешеный огонь, засыпав противника смертоносными снарядами. Атака захлебнулась буквально через несколько минут, и результатом этого бессмысленного поступка была только ужасная бойня. Но даже после этого атаки до вечера повторились еще трижды, и каждый раз завершались неудачей. Наши пехотинцы, которые вели огонь из окопов, отрытых на берегу ручья, вытекающего из пруда, понесли лишь незначительные потери.
В течение следующих двух дней, 16 и 17 июля, русские вели сильнейший артиллерийский огонь. Обстрел начинался в 06.00 и повторялся перед каждой новой атакой. Эти атаки проводились точно так же, как и предыдущие, менялись лишь участки обороны. В ходе атак русские понесли ужасающие потери, но не захватили ни пяди земли. Хотя массированный огонь русской артиллерии и постоянные воздушные налеты вызвали некоторые потери в живой силе и технике, они не имели мощи, необходимой, чтобы поколебать прочность нашей обороны.
Только 18 июля советские командиры осознали тщетность своих предыдущих попыток и решили вырвать победу, изменив тактику. Они начали сооружать оборонительные позиции по обе стороны от Ивановского, чтобы накопить силы для нового штурма. С этой целью русские на западе немного отвели войска и начали окапываться. В восточном секторе они остановились непосредственно на опушке молодого леска, причем их войска оказались в открытом поле. В качестве прикрытия вражеские солдаты использовали тела мертвых товарищей, которые уже начали разлагаться и раздулись от трупных газов, нестерпимо воняя. Русские собирали их по ночам и складывали из трупов валы, засыпая их землей и песком.
Судя по всему, теперь главной целью русских стал захват двух 200-метровых мостов через Лугу, которые были только легко повреждены, и их ремонт не занял бы много времени. Русские попытались захватить их концентрическими атаками с разных сторон, однако снова не сумели скоординировать свои действия. Сам план был разумным, хотя и рискованным. Но все шансы на успех были развеяны, когда начались разрозненные атаки на различных участках, совершенно не согласованные по времени.
Сначала русские попытались захватить мосты внезапным ударом. Ночью 17/18 июля одна рота 2-й добровольческой стрелковой дивизии народного ополчения перебралась через ручей к северу от старого моста. На рассвете эти солдаты внезапно обрушились на наше слабое охранное подразделение, заняли мост, а затем начали продвигаться в сторону Муравино, чтобы захватить еще и новый мост. Но в этот момент атакующие были остановлены пулеметными подразделениями, которые охраняли южный берег реки. Почти сразу на сцене появилась рота лейтенанта Бенке, которая стояла в готовности. Эта рота на бронетранспортерах атаковала русскую роту как раз в тот момент, когда противник, встревоженный грохотом приближающихся танков, попытался бежать через старый мост. Мы уничтожили эту роту до последнего человека. Отважная вылазка русских завершилась таким провалом, что больше они даже не думали ни о чем подобном. Сразу после этого одна советская рота атаковала Муравино, вероятно, она намеревалась помочь попавшим в беду товарищам. Но эта атака была предпринята слишком поздно, и наши пулеметчики без труда отразили ее.
Эта ночная атака была хорошо подготовлена и проведена, хотя в конце концов и завершилась неудачей. Она показала, что мостам угрожает серьезная опасность. Лейтенанту Гебхардту не требовались специальные приказы, чтобы разгромить русских, так как его задачей было оказание помощи охране моста, если возникнет опасность. Но даже если бы это не было его задачей, он наверняка действовал бы точно так же, поскольку его саперы размещались рядом с местом, где произошла стычка. В соответствии со сложившейся ситуацией и моими приказами он должен был оказывать помощь самостоятельно, не ожидая особых распоряжений. Тем не менее я счел себя обязанным отметить быстроту и решительность, с которой он ликвидировал опасность.
Утром некоторые наши солдаты видели эскадрилью истребителей, летающую над лесом на малой высоте в том самом месте, где русские истребители "Рата" заходили в атаку на Муравино. Разумеется, наши пулеметы немедленно открыли огонь. Но на этот раз самолеты, к несчастью, оказались немецкими. Это было первое подразделение Люфтваффе, которое добралось до нас. Хорошо подготовленные пулеметчики немедленно сбили головной самолет, однако пилот сумел совершить вынужденную посадку на нашей территории. Командир эскадрильи, который пилотировал этот самолет, получил легкое ранение. Он остался в качестве гостя у меня в штабе бригады и достаточно быстро оправился от раны, но, по его мнению, жизнь на окруженном плацдарме была весьма неприятной.
На протяжении дня с запада и востока поочередно подошли несколько русских батальонов, выдвигаясь через заболоченный лес к дороге. Дозоры II батальона капитана доктора Бёхера из 4-го моторизованного полка, развернутые вдоль берега, при поддержке танков отразили атаку с востока. Советская пехота, атаковавшая с запада, несколько раз прорывалась к дороге. Но каждый раз, когда это происходило, наши танки охватывали противника, выдвигаясь с севера и юга, и отбрасывали его обратно в лес. Мы настолько надежно контролировали дорогу, что ночью полевые кухни и ремонтные машины беспрепятственно переезжали через мосты, чтобы добраться до войск на передовой.
Действиями танковых рот также руководили их командиры в соответствии с общим планом, но без специальных приказов. Любой приказ, который отдал бы командир участка или я сам, пришел бы с опозданием, так как для ликвидации прорывов русских требовалось действовать молниеносно. Подполковник Зиберт старался координировать действия своих рот, разбросанных по разным участкам, с помощью радио, которое имелось на всех танках. В бою, неважно - дневном или ночном, было бы форменным самоубийством перебрасывать войска по дорогам в пешем строю или на небронированных машинах. Было совершенно невозможно направлять посыльных к ведущим бой подразделениям. Поэтому нашим пехотным резервам оставалось только стоять и ждать, когда потребуется нанести контрудар. Единственными приказами были мои устные инструкции, распоряжения по телефону или по радио. Вокруг Ивановского произошло несколько отдельных боев местного значения. Мы легко отразили слабые атаки русских с севера вдоль пруда в направлении к мосту. Больше проблем создала еще одна внезапная атака русской пехоты из леса при поддержке единственного сверхтяжелого танка KB-1. Эта атака должна была парализовать нашу систему управления, нервный центр которой находился, как правильно определили русские, возле церкви. Хотя контрудар нашей резервной пехотной роты отбросил назад советских солдат, которые прорвали линию дозоров, КВ-1 выскочил из леса и на большой скорости ринулся вперед. Он проскочил так быстро и так близко к нашему замаскированному 100-мм орудию, что оно просто не успело выстрелить. Танк начал описывать круги вокруг церкви, сокрушая все на своем пути. Был разгромлен штаб полковника фон Вальденфельса. Наши PzKw-35t были бессильны, как и под Расейнаем их стрельба совершенно не вредила стальному монстру. Наконец один удачливый унтер-офицер положил конец этому кошмару. Он сумел запрыгнуть на танк и несколько раз выстрелил из пистолета в смотровую щель водителя. Тот был ранен, потерял обзор и потому повел танк назад. Очевидно, он надеялся, что, вернувшись к своей пехоте, избавится от опасного пассажира. Наши мелкокалиберные пушки провожали танк огнем. Крича во всю глотку, водитель проскочил мимо 100-мм орудия. За несколько секунд до того, как танк пересек наши линии, унтер-офицер спрыгнул, предоставив гиганта его судьбе. И как только танк вышел на ничейную землю, он взорвался, получив прямое попадание 100-мм снаряда "в спину".
В то же утро русская рота, двигаясь по заболоченным тропинкам, пробралась в тыл плацдарма, чтобы атаковать артиллерийские позиции. Одновременно маленькое штурмовое подразделение проскользнуло вдоль реки, чтобы уничтожить мой штаб бригады. Обе операции провалились благодаря бдительности наших часовых, которые вовремя заметили врага. Прорывы были отбиты с помощью местных резервов.
Примерно в полдень отдельный советский батальон провел еще более опасную атаку из заболоченного леса на южном берегу Луги. Ее целью были наши грузовики, стоящие в сосновой роще. Эта атака захватила нас до определенной степени врасплох. Она началась с беспорядочной, но шумной стрельбы, которая вызвала переполох среди солдат вспомогательных служб. Используя преимущества возникшей паники, русские пересекли дорогу и успели уничтожить несколько грузовиков. Но вражеская атака захлебнулась, натолкнувшись на автомобиль оружейной мастерской, в котором находились несколько новых пулеметов и большое количество боеприпасов. Потом на сцене снова появилась рота лейтенанта Бенке (и опять без приказа). Она ввязалась в бой, который разгорелся у нас в тылу. Двигаясь вдоль дороги, теперь уже наша рота сумела зайти в тыл русскому батальону. Открыв огонь со своих бронетранспортеров, наши солдаты попросту смяли противника. Остатки русского батальона бросились врассыпную, стараясь как можно быстрее скрыться. Вскоре после этого наши солдаты отметили место боя братской могилой с крестом, на котором была надпись: "Здесь лежат 157 русских, павших в бою".
Все это происходило без моего малейшего вмешательства. Хотя следует отметить, что, когда позволяло время, я старался принять какие-то меры и отдать дополнительные приказы. Однако в случаях рейда вражеской роты или батальона это было просто невозможно. Тем не менее командиры рот и батальонов при первой возможности докладывали мне либо делали это сразу после окончания боя.
18 июля и вражеская артиллерия изменила методы обстрела. Артиллеристы Красной Армии поняли, что все их предыдущие обстрелы плацдарма были неэффективны, и перенесли огонь на сами мосты. После этого за один день по мостам было выпущено более 1000 снарядов. К счастью, противник не мог корректировать огонь, поэтому он так и не сумел серьезно повредить мосты.
Советские самолеты носились над нами, как стаи рассерженных пчел, атакуя наши батареи и все остальные цели, которые могли заметить. Русские пилоты быстро сообразили, что у нас начинают кончаться боеприпасы, поэтому зенитный огонь будет слабеть. Во второй половине дня наши зенитки окончательно перестали стрелять, чтобы сберечь оставшуюся горстку снарядов для отражения атаки танков. Наши пулеметы обстреливали только особенно нахальные самолеты, летавшие на бреющем. Даже полевая артиллерия боевой группы заметно снизила темп стрельбы, чтобы сохранить снаряды на случай критической ситуации.
Нехватка боеприпасов постепенно становилась моей самой главной проблемой. До тех пор, пока пехота и танки имеют достаточно боеприпасов, нашему плацдарму ничто серьезно не угрожало. Однако я знал, что наши скудные запасы кончатся очень быстро, если нам придется отражать серию крупных атак. К счастью, последние атаки русских обошлись им слишком дорого, поэтому на нашем фронте их силы были истощены до такой степени, что они не могли набрать достаточно войск для новой крупной операции. Тем не менее буквально за пару дней они могли довести свои потрепанные батальоны до штатной численности, и тогда бои возобновятся с новой силой. Я серьезно сомневался, что боевая группа сумеет устоять под новым натиском при такой нехватке танковых снарядов и патронов. Самое же скверное заключалось в том, что не было никаких известий от главных сил XLI танкового корпуса. Неужели он остановился или ведет бои в других местах? Мы с тревогой обсуждали эти вопросы.
Ночной бой завершил сражение 18 июля. Незадолго до полуночи наши патрули, охраняющие берега пруда, сообщили, что слышат скрип весел. Какие-то лодки медленно двигались к плотине. Так как царила мертвая тишина, часовые без труда услышали эти звуки. Однако я и мои командиры ожидали, что русские попытаются уничтожить важную плотину и приняли необходимые меры предосторожности, чтобы предотвратить эту катастрофу. Рядом с пулеметными гнездами были поставлены прожектора на случай, если появятся вражеские войска, чтобы их можно было обнаружить на большом расстоянии. В данном случае русские не догадались заглушить плеск весел грохотом выстрелов, хотя мы ожидали, что они так поступят. Поэтому наши солдаты ожидали противника на плотине, подготовив пулеметы к стрельбе. Когда неприятель приблизился, несчастные русские были освещены прожекторами и перебиты. Эта операция Советов тоже завершилась полным провалом, а мы избежали грозной опасности быть утопленными в ревущем потоке.
На рассвете 19 июля мы наконец-то услышали далеко на юге долгожданный грохот орудий. Вскоре после этого пришло сообщение, что приближается III батальон 118-го моторизованного полка 36-й моторизованной дивизии. Эта часть так долго добиралась до нас потому, что была перенацелена на Сабск, где 1-я танковая дивизия создала свой собственный плацдарм, и должна была сначала помочь там. Только после этого она двинулась вдоль южного берега Луги к боевой группе "Раус". Батальон имел строгий приказ из штаба XLI танкового корпуса днем находиться в лесу к югу от Муравино и дождаться темноты, чтобы усилить западный фас нашего плацдарма. Эта задержка была совершенно необходима, чтобы не подвергать войска риску удара советской авиации и тяжелой артиллерии во время перехода через мосты, так как это могло привести к уничтожению батальона. Поэтому прошел еще один день, в течение которого утомленным защитникам плацдарма пришлось сражаться в одиночку, удерживая его любой ценой. К несчастью, командир батальона, отправленного в качестве подкрепления, слишком уважавший устав, днем решил лично провести разведку участка фронта, который ему предстояло оборонять. В результате погиб и он, и все сопровождавшие его. Сам батальон не понес никаких потерь и прибыл на позиции ночью. Ему предстояло держать оборону при поддержке одной танковой роты.
Хотя я был очень рад увеличению наших сил, количество боеприпасов от этого не увеличилось совершенно. Этот батальон был вынужден идти пешим порядком из Сабска через заболоченные леса, поэтому солдаты взяли столько боеприпасов, сколько могли унести на себе, ну, если не считать нескольких крестьянских телег. Теперь я узнал, что главные силы XLI танкового корпуса (в том числе остальные силы 6-й танковой дивизии) еле ползут по дороге, которую моя боевая группа во время форсированного марша практически разрушила. Чтобы выбраться из болот, пришлось мостить многокилометровую гать вдоль того, что недавно было дорогой. Но были и хорошие новости. Прибытия дивизии можно было ожидать в самом ближайшем будущем. В целом шестой день нашего пребывания в окружении прошел относительно спокойно, если не считать воздушных налетов и артиллерийских обстрелов.
Ночью 19/20 июля нас встревожили звуки работающих моторов. Выяснилось, что русские эвакуируют подбитые танки. Это означало, что они готовят новые атаки, и уже на рассвете 20 июля выяснилось, что наше предположение было правильным. Сверхтяжелые танки КВ-1 атаковали Ивановское с обеих сторон и прошли через наши передовые позиции, а затем и через линию пулеметных точек, прежде чем их сумели остановить 100-мм орудия. Этими танками управляли гражданские механики, и они прибыли прямо с завода. Затем началась яростная перестрелка между группой легких танков, следовавших за КВ-1, и нашими PzKw-35t. Этот бой привел к потерям с обеих сторон и завершился, лишь когда наши танки ударили по расчищенной русскими саперами дороге.
После этого русские предприняли новые атаки, пытаясь с помощью толпы плохо обученной пехоты сделать то, что не смогли танки. Но не помогло даже огромное количество комиссаров, которые пистолетами гнали солдат вперед. Сначала эти войска пытались штурмовать дамбу, но их атака захлебнулась под огнем автоматического оружия. Этих несчастных красноармейцев постигла та же судьба, что и их товарищей во время предыдущих атак, по чьим трупам они бежали вперед. После этого их же собственные тела были использованы русскими для постройки новых укреплений. Следующая атака с запада оказалась такой же безрезультатной. Еще до того, как русские приблизились к нашим позициям, в бой вступили наши танки и рассеяли противника. Последняя попытка захватить мосты с помощью массированной атаки провалилась.
Все эти победы были очень значительными, но при всем при том мы израсходовали все боеприпасы, сброшенные самолетами Люфтваффе на наши артиллерийские позиции за последние 2 дня. Кроме того, мы почти до конца израсходовали запасы патронов к стрелковому оружию. Все понимали, что наступил критический момент. Доставки по воздуху могли лишь немного облегчить положение, но не ликвидировать нехватку.
И как раз в этот момент одномоторный немецкий истребитель сбросил нам записку: "Вражеский полк с артиллерией движется к Муравино. В 09.00 находился на мосту в Долгой". Это было очень плохое известие, так как оно означало, что буквально через 3 часа крупные силы русских могут оказаться в тылу плацдарма. Я знал, что если русские атакуют с этого направления и одновременно с обоих флангов, наступит наш последний час. Без патронов обречен даже самый храбрый солдат. Но, как говорит пословица: "Бог ближе, когда нужнее".
Требовалось принять срочные меры, но вот какие? Должен ли я бросить свои танки на приближающийся полк? Это могло привести к потере плацдарма, если русские повторят атаку с той же яростью, как делали это раньше. Ведь только танки сохранили достаточное количество боеприпасов, и они являлись становым хребтом нашей обороны. Такой контрудар мог оказаться попросту самоубийственным. Если отказаться от этого, не ослаблять оборону плацдарма, не отвлекать ни одного танка, ни одного солдата, тогда альтернативой была бы пассивная оборона. Единственное, что мы могли сделать, - получше окопаться на южном берегу Луги. Но в этом случае наши войска оказались бы стиснутыми на узенькой полоске, где численно превосходящий противник раздавил бы нас. Поэтому самым смелым и самым разумным решением было одним ударом устранить все угрозы. Я решил атаковать.
Не медля ни минуты, я поднял по тревоге 6-ю роту (бронетранспортеры) 114-го моторизованного полка и усилил ее 3 танками из охраны моего штаба. Приказы я отдавал устно, и это не заняло много времени. Я обрисовал лейтенанту Бенке складывающуюся ситуацию и поставил задачу. Он повторил мой приказ, а потом в нескольких словах рассказал, как намерен его выполнять. Так как он уже не раз доказал свою хватку, было неразумно пытаться навязать ему какие-то иные действия или лезть с предложениями. Все должно было зависеть от складывающейся тактической ситуации, которую с плацдарма не увидеть. Перед отправкой я обратился к солдатам роты, в нескольких словах поблагодарив за предыдущие действия. В их глазах светилась твердая уверенность. Я еще не кончил давать лейтенанту Бенке последние инструкции, как с юга долетел грохот орудия и яростная пулеметная стрельба. Все понимали, что это может означать лишь одно: части XLI танкового корпуса атаковали русский полк, что заметно повышало наши шансы. И тогда я отпустил молодого энергичного офицера со словами: "Отлично, поторопитесь!"
Едва лейтенант убыл, как я получил по радио сообщение от 6-го мотоциклетного батальона, в котором говорилось, что он движется к плацдарму вместе с колонной грузовиков, но вынужден вести тяжелый бой у реки Долгая против значительно превосходящих сил противника. Капитан Кнауст, временный командир батальона, запросил помощи. Мой ответ был коротким: "Подкрепления уже вышли". 6-я рота лейтенанта Бенке слышала эти переговоры.
Уже через 20 минут мы услышали приглушенные выстрелы танковых пушек и яростный треск пулеметов. Рота ударила по русскому полку с тыла своими бронетранспортерами и 3 танками, причем как раз в тот момент, когда русские уже задействовали все силы против мотоциклетного батальона. Под наш удар попали артиллерийские батареи русских и другое тяжелое оружие, затем танки расчистили дорогу и вышли на соединение с мотоциклистами. Русский полк после этой внезапной атаки с тыла охватила паника, он понес большие потери и потерял почти все тяжелое вооружение. К полудню командиры роты бронетранспортеров и мотоциклетного батальона прибыли в Муравино, одержав блестящую победу. Тыловые коммуникации были расчищены, и опасность, угрожавшая плацдарму, была устранена.
Через несколько дней прибыли остальные части 6-й танковой дивизии, за ними последовали 1-я танковая дивизия и другие соединения. Они обошли позиции русских с обоих флангов. Нашей осаде, всем ее трудностям и лишениям, пришел конец. Я был вынужден требовать от своих солдат многочисленных жертв, о чем красноречиво говорило поле боя, больше всего похожее на огромное кладбище. Могилы германских солдат, украшенные березовыми крестами, выстроились по обе стороны дороги. Позади них находились огромные братские могилы солдат Красной Армии, которых погибло в 15 раз больше, чем наших. Вокруг громоздились 78 сожженных танков, пытавшихся штурмовать крепость на Луге.
"Ворота Ленинграда" были открыты.

Роковая задержка

Очень важно понять те трудности, с которыми столкнулся генерал Ландграф, выдвигая главные силы 6-й танковой дивизии к реке Луга. Боевая группа "Раус" оставила после себя развороченную дорогу, по которой не могли пройти танки и машины дивизии. Мы превратили дорогу в форменное месиво. 13 июля, ценой огромных усилий, дивизия прибыла в Ляды, но при этом ее части оказались сильно разбросанными. Чуть к востоку от Ляд 1-я танковая дивизия тоже постепенно тонула в болоте.
Когда 14 июля боевая группа "Раус" захватила плацдарм в Поречье, главные силы 6-й танковой дивизии вообще не могли двигаться. Отрезок дороги длиной 20 километров между Мариинским и западным берегом озера Долгое требовалось замостить, чтобы по нему можно было передвигаться. Саперы подполковника Ленерта кое-как залатали ее, но после прохождения очередной колонны эти заплатки исчезали. Штаб дивизии отправил дополнительные ремонтные команды, им помогали строительные части XLI танкового корпуса. Ремонтным работам мешали русские минные поля.
Такое же важное значение имело решение не направлять 1-ю танковую дивизию по заранее намеченному маршруту. Части этой дивизии попытались протиснуться по той же дороге, которую использовала 6-я танковая дивизия. Генерал Рейнхардт решил, что можно поступиться интересами 6-й танковой дивизии, так как намеревался создать плацдарм не только в Поречье, но и в Сабске. Для этого требовалось пропустить по этой же дороге некоторые части 1-й танковой дивизии, прежде чем они повернут на север возле Мариинского. Однако вскоре стало ясно, что этим маршрутом намерена воспользоваться вся 1-я танковая дивизия. В результате произошла крайне неприятная задержка. Генерал Ландграф был вынужден приказать остановиться возле моста Саяньем, исключение составили санитарные машины и посыльные. Наконец прибыли майор Вальтер Венк и оперативный отдел штаба 1-й танковой дивизии. Хотя в результате путаницы удалось наладить взаимодействие штабов двух дивизий, движение возобновить удалось далеко не сразу. Тем не менее переход через мост в Саяньем был закрыт для всех, пока не был отдан письменный приказ по 6-й танковой дивизии (после согласования с 1-й танковой дивизией). Этот эпизод имел совершенно исключительное тактическое значение, так как помешал переброске подкреплений и снабжения на оба слабых плацдарма.
Следующий день (15 июля) главные силы 6-й танковой дивизии потратили на строительство дорог и сосредоточение войск. Защита западного фланга, где силы и намерения русских оставались для нас совершенно неясными, была чисто символической. Ее удалось обеспечить только к западу от района Лошогодва - Малатьевка. Нашим ближайшим "соседом" слева была 36-я моторизованная дивизия, которая наступала на Гдов в 50 километрах от нас. Приходили сообщения, что LVI танковый корпус испытывает трудности, что породило новые слухи. Дескать, дивизии могут приказать надолго прекратить марш к плацдарму в Поречье, что вызвало тревогу.
Как отмечалось ранее, первые подкрепления, которые получила боевая группа "Раус", были не из состава 6-й танковой, а из 36-й моторизованной дивизии. Этот усиленный батальон был придан 6-й танковой дивизии, а остальные части дивизии генерала Отто Оттенбаха были приданы 1-й танковой дивизии в Сабске. Поэтому XLI танковый корпус принял командование частями 36-й моторизованной дивизии в качестве своего общего резерва. Это произошло впервые, по крайней мере на данном театре, когда целая дивизия была раздергана по частям при возникновении чрезвычайной ситуации. Позднее эта практика стала правилом в России, особенно в определенных обстоятельствах. Применение подобной меры часто предопределялось долговременными обстоятельствами, но нехватка резервов заставляла к ней прибегать. Несмотря на все опасения, и генерал Ландграф, и я с радостью приветствовали подкрепления, которые, кроме всего прочего, могли сменить солдат боевой группы "Раус", которые уже долгое время непрерывно находились в бою.
В течение следующих 3 недель 6-я танковая дивизия стояла на месте, вынужденная действовать в крайне неблагоприятных условиях. Главной причиной этой задержки было снижение темпа наступления Группы армий "Север" и 18-й Армии. Это не позволило маленькому клину, который загнал XLI танковый корпус в линию обороны Ленинграда, продвинуться дальше. Однако не менее важной причиной остановки стало предельное утомление наших солдат, нехватка боеприпасов и так и не решенная проблема наземных коммуникаций, которая сделала необходимой доставки по воздуху. Кроме того, русские смогли усилить оборону гораздо быстрее, чем мы доставили подкрепления на плацдарм. Сильнейшие атаки плацдарма в Поречье оказали свое действие, так как 6-я танковая дивизия не имела достаточно сил, чтобы одновременно удерживать плацдарм и прикрывать растянутый левый фланг, защищавший наши коммуникации.
Из необычайно сильных воздушных налетов (особенно 18 июля), из прибытия новых подкреплений, из появления железнодорожной артиллерии на станции Веймарн к востоку от Кингисеппа мы сделали вывод, что русские планируют новое крупное наступление против плацдармов на Луге. После артиллерийской подготовки это наступление началось с новой силой 20 июля. Пехоту поддерживали танки. В ходе тяжелых боев все атаки были отбиты, но это дорого обошлось обоим противникам. Были уничтожены более 20 вражеских танков, однако начался новый кризис, когда выяснилось, что русские, ко всеобщему удивлению, одновременно с атакой плацдарма нанесли фланговый удар через болота у Монастырска в направлении Ариновки. Однако мы сумели контратакой отбить Ариновку. Чтобы окончательно стабилизировать ситуацию, генерал Ландграф назначил на 21 июля контратаку. Она началась рано утром, и мы сумели отбросить русских до Монастырска. После окончания атаки наши войска вернулись в Ариновку, обнаружив железнодорожные пути, которые не были нанесены на наши карты. Генерал Ландграф отверг предложение удержать район вокруг Монастырска, потому что это требовало слишком много сил.
После этого русские возобновили атаки плацдарма, но теперь заметно меньшими силами. 23 июля они попытались безуспешно форсировать Лугу юго-восточнее Поречья, чтобы окружить плацдарм. Слабые подразделения, которые выбрались на наш берег реки, были уничтожены контратакой. Кроме того, 23 июля части 1-й пехотной дивизии начали прибывать в наше расположение. Она должна была сменить нас, чтобы 6-я танковая дивизия смогла начать наступление с плацдарма. По предложению генерала Ландграфа 1-й пехотной дивизии была передана только левая половина плацдарма, чтобы позднее обе дивизии смогли одновременно начать наступление. Эти перемещения войск приходилось производить по ночам, хотя они были связаны с довольно тяжелой работой. Все это заняло еще несколько дней. 24 июля 1-я пехотная дивизия нанесла еще один удар с ограниченными целями в направлении Монастырска и установила контакт с XXXVIII корпусом, который наконец-то прорвался через Гдов.
В тот же день 11-й танковый полк был реорганизован, и вместо 3 батальонов в нем осталось 2. Сохранять 3 батальона было бессмысленно из-за большого количества машин в ремонте и серьезных потерь. Можно смело сказать, что продвижение от немецкой границы до реки Луга стоило дивизии танкового батальона. Это можно объяснить многочисленными поломками, которые превысили боевые потери.
Передовые части XXXVIII корпуса вышли к Луге 27 июля чуть южнее Кингисеппа. Это значительно облегчило положение 6-й танковой дивизии, которой больше не приходилось заботиться об открытом левом фланге. В результате русские атаки против плацдарма прекратились сами собой. Советы ограничились артиллерийскими обстрелами и воздушными налетами. Так как плацдарм был невелик по размерам, они представляли определенную опасность. Положение изменилось, когда Люфтваффе перебросили в этот район истребительную эскадрилью.
Пауза дала дивизии шанс перевести дух и несколько оправиться, накопить силы для прорыва с плацдарма. Ни генерал Ландграф, ни его офицеры не питали ни малейших иллюзий относительно трудностей предстоящей атаки. Русские постоянно улучшали свои позиции, и атаку предстояло вести силами одной пехоты, потому что местность позволяла использовать танки в лучшем случае поодиночке для поддержки пехоты. Тем не менее офицеры и солдаты жаждали скорейшего начала наступления, потому что сидение на плацдарме утомило всех. За 3 недели позиционной войны дивизия понесла больше потерь, чем за все наступление от Восточной Пруссии до Поречья.
Как только позволила ситуация, XLI танковый корпус назначил наступление на 8 августа. Усиленная 1-я танковая дивизия (с приданными частями 36-й моторизованной дивизии) должна была наступать от Сабска, а 6-я танковая и 1-я пехотная дивизии одновременно наступали из Поречья. Это были не слишком сильные силы, особенно если учесть энергию, с которой русские укрепляли свою оборону, и близость Ленинграда. Более того, одна из 4 дивизий, выделенных для удара, а именно 1-я пехотная, не могла участвовать в прорыве, так как ее с плацдарма направили к Кингисеппу для поддержки наступления 18-й Армии. Преодолев болота, 3 дивизии XLI танкового корпуса должны были выйти на железную дорогу между Смердовицами и Пустомершей. Наконец, после сильной грозы с громом и молниями ночью 7/6 августа, на следующий день должен был хлынуть ливень.

Прорыв!

Во время прорыва с Лужского плацдарма местность начала работать уже против нас. Плацдарм со всех сторон окружали леса, в намеченном для атаки секторе лес был заболоченным и вдобавок зарос густым кустарником. Части 2-й и 3-й добровольческих стрелковых дивизий народного ополчения удерживали фронт, их позиции располагались в 300-400 метрах от наших линий. Их окопы были узкими и глубокими и не имели брустверов. Выкопанная земля рассыпалась вокруг, в траве и болотах, а оборонительные позиции тщательно маскировались ветками и листвой. Поэтому ни наша разведка, ни самолеты Люфтваффе не могли заметить их в течение почти 4 недель. Советы использовали проволочные заграждения, которые прятали в траве. Они постарались создать линию укреплений гораздо более сильную, чем "Линия Сталина".
Узкая дорога из Ивановского и еле заметная тропа от мостов через Лугу вели сквозь лес к деревне Юрки, которая была нашей первой целью. Оба пути наступления были перекрыты проволочными заграждениями и минными полями. На дальнем конце леса русские построили вторую позицию на вершине песчаного холма. За ней располагалась третья линия, проходившая через саму деревню, а четвертая была подготовлена к северо-востоку от деревни. Особенно тщательно была построена вторая позиция. Она состояла из глубокого противотанкового рва, перед которым находились пехотные окопы. Для тяжелого оружия были подготовлены доты.
6-я танковая дивизия атаковала по обоим этим направлениям. Боевая группа "Раус" наступала от мостов, а боевая группа "фон Зекендорф" - из Ивановского. Обе боевые группы получили сильную артиллерийскую поддержку, получив по батальону из 52-го полка многоствольных минометов "Небельверфер". Я распределил отдельные танки для поддержки саперов, которые снимали заграждения на дороге. Несмотря на очень сильный огонь по намеченным точкам прорыва, мы не могли выбить русских из узких, совершенно невидимых зигзагообразных траншей. Чтобы обеспечить успех, наши танки прорвались к заграждениям, но плотный огонь противника помешал спешившимся саперам снять заграждения. Пехота 4-го моторизованного полка занялась безуспешным поиском слабых точек, чтобы все-таки попытаться прорваться. Отброшенные по всей линии смертоносным огнем невидимого врага, наши войска остановились по колено в болотной жиже, уткнувшись в путаницу проволочных заграждений, за которыми находились так и не выявленные советские позиции.
Позднее мы узнали, что русские готовили сильную атаку против 6-й танковой дивизии, назначив ее на вторую половину дня 8 августа. Именно это послужило причиной нашей тактической неудачи. Готовя собственное наступление, Советы сосредоточили ночью 7/8 августа сильные пехотные и артиллерийские части. Разумеется, мы ничего об этом не знали утром 8 августа, и в результате наша атака совершенно не соответствовала сложившейся ситуации. Начинать крупную атаку прямо на изготовившиеся к броску вражеские силы было неразумно и привело к тяжелым результатам.
Потрясение, вызванное этим изменением ситуации и тяжелыми потерями, сказалось очень быстро. Нужно было перегруппировать поредевшие пехотные части, что было сложно на маленьких плацдармах, где две линии траншей часто разделяло всего несколько метров. Поэтому генерал Ландграф решил, что провести новую атаку можно будет не ранее 11 августа. Ему лишь с огромным трудом удалось убедить в этом генерала Рейнхардта. Естественно, командир корпуса хотел развить успех, достигнутый другими его дивизиями. Совместная атака 1-й танковой и 36-й моторизованной дивизий из Сабска, а также удар 1-й пехотной дивизии на Ленинский прорвали оборону советских войск, им удалось продвинуться более чем на 3 километра.
Генерал Ландграф согласился возобновить атаки 10 августа, и 9 августа мы занимались подготовкой и перегруппировкой сил. Тем временем 1-я танковая и 36-я моторизованная дивизии быстро продвигались вперед. 1-я танковая дивизия достигла Исвоса [Извоз - А.Т.], а 36-я моторизованная занималась зачисткой трех лесистых районов, а потом повернула на северо-запад, чтобы поддержать 6-ю танковую дивизию. В ходе этого наступления солдаты генерала Оттенбахера взяли Пустошку.
Во второй половине дня 10 августа, перегруппировавшись для новой атаки более крупными силами вдоль дороги Ивановское - Юрки, 6-я танковая дивизия снова пошла в наступление. Но лишь к темноте мы сумели продраться сквозь заграждения. Одной роте удалось проползти вперед, буквально по одному человеку, по узкой, но глубокой канаве, укрытой травой и кустарником. Таким образом рота просочилась под проволочными заграждениями. В этой точке атак в течение дня не последовали, и я распорядился перебросить туда сильные подкрепления. Им удалось расширить участок прорыва, занять несколько траншей и дотов вдоль линии фронта, хотя лишь после упорного и жестокого рукопашного боя. Несмотря на потерю передовых позиций, русские продолжали удерживать позиции на фронте боевой группы "фон Зекендорф". Никакие события на других участках или обходы не могли заставить защитников отступить с позиций, которые не подвергались атакам. Каждый окоп, каждый блиндаж приходилось брать по отдельности. Зачистка продолжалась целые сутки.
На следующее утро, 12 августа, общее наступление продолжилось. Удар был нанесен в направлении деревни Юрки, и мы прорвали вторую линию обороны Советов. Снова потребовались упорные рукопашные бои, прежде чем мы рассеяли обороняющихся и очистили дорогу на Ивановское для боевой группы "фон Зекендорф". Итак, потребовались 2 дня боев и большие потери с обеих сторон, прежде чем нам удалось пробить эту невидимую линию обороны в заболоченном лесу.
В тот же день 1-я танковая дивизия прорвалась на ровную местность и вышла в район Сырковицы-Морозов, где столкнулась с крупными танковыми соединениями русских. Однако больше серьезных укрепленных позиций за пределами лесистой зоны не было. 36-я моторизованная дивизия установила контакт с нашей 6-й танковой через Крутые Ручьи. В это время 1-я пехотная дивизия медленно наступала к югу от Хорошево, где ей пришлось прорывать сильную оборону и отбивать ожесточенные контратаки Красной Армии.
В Юрках я получил возможность осмотреть несколько русских танков, которые были подбиты несколько часов назад возле церкви. Их осматривало множество солдат. Внезапно башня одного из подбитых танков начала вращаться и стрелять. Танк пришлось взорвать. Мы обнаружили, что среди экипажа, который считался мертвым, находился комиссар, который, вероятно, просто потерял сознание. Затем он пришел в себя, увидел вокруг множество немецких солдат и открыл огонь.
К 12 августа мы решили, что главная часть битвы осталась позади, так как сумели прорвать главную оборонительную позицию в лесу. Облегчение принесли достижения 1-й танковой дивизии. Разведывательные самолеты Люфтваффе обнаружили несколько полевых укреплений на высотах к югу от Выползово. Учитывая это, генерал Ландграф приказал продолжать наступление в пешем строю, пока мы не возьмем Выползово. После этого войска должны были погрузиться на машины и продолжать наступление. План был хорошим, но события приняли совершенно неожиданный оборот. Оказалось, что на высотах Выползово находятся не полевые укрепления, а настоящая крепость. Противотанковые рвы, бетонные бункера с броневыми башнями, бетонированные орудийные позиции, несколько линий траншей, колючая проволока и мины образовали фортификационную систему такой силы, какую мы не встретили даже непосредственно под Ленинградом. Хотя это был отдельный узел сопротивления, его невозможно было обойти, потому что он перекрывал выход из леса.
Значительная часть сил дивизии все еще занималась зачисткой лесов вокруг деревни Юрки, но, несмотря на это, генерал Ландграф бросил на Выползово боевую группу "фон Вальденфельс" (усиленный 4-й моторизованный полк). Обороняющиеся войска были серьезно потрепаны в ходе предыдущих боев, поэтому солдаты полковника фон Вальденфельса сумели захватить эту крепость на холмах, что придало новый импульс нашему наступлению. Проведя 4 недели в зеленом аду ненавистного леса, мы наконец-то вырвались на свободу, местность стала более или менее проходимой.
Непрерывные бои в течение 3 недель (с 13 августа до 7 сентября) привели к тому, что наступление на Ленинград постепенно замедлялось, пока не остановилось окончательно, упершись в укрепления вокруг города. За этим последовал переход от механизированного наступления к позиционной войне. Причины этого крылись не столько в сопротивлении русских, сколько в состоянии наших собственных войск. Во-первых, наступавшие силы XLI танкового корпуса были слишком слабы - всего лишь 1-я и 6-я танковые и 36-я моторизованная дивизии. Во-вторых, по мере продвижения удлинялись северный и южный фланги. Северный фланг имел более важное значение, так как 18-я Армия оказалась неспособна даже после падения Нарвы и Кингисеппа поправить свое положение, упершись в Ораниенбаумский котел. Более того, следовавшие за нами пехотные части двигались по шоссе Луга-Красногвардейск слишком медленно. Все эти факторы, вместе взятые, привели к тому, что наступление XLI танкового корпуса не дало результата.
Развивая успех у Выползово, 6-я танковая дивизия наконец-то получила свободу передвижений и простор для них только к вечеру 13 августа. Наши авангарды пересекли железную дорогу Кингисепп - Ленинград и вышли к Большому и Малому Сосновскому, а 1-я танковая дивизия повернула на восток к Волосово. В этот же день войска 6-й танковой дивизии, к своему удивлению, впервые столкнулись с русскими реактивными минометами "Катюша", которые солдаты позднее стали называть "Сталинским органом". Сначала мы подумали, что это немецкие "Небельверферы", захваченные русскими после отхода LVI танкового корпуса от Сольцов.
14 августа дивизия повернула на северо-восток и вышла в район Коночовицы-Тучево, а на следующий день пересекла шоссе на полпути между Волосово и Гомонтово. Нам снова пришлось возобновить бои в пешем строю, хотя 36-я моторизованная дивизия двигалась позади нас, чтобы прикрыть наш северный фланг. Ни части 36-й моторизованной, ни наши собственные не смогли полностью устранить угрозу удара по нашим коммуникациям с северо-запада. В результате 16 и 17 августа мы смогли продвинуться всего на несколько километров, ведя тяжелые бои. Например, 16 августа в нашем секторе атаки было снято более 2000 мин, не считая великого множества мин, оставшихся незамеченными. Мы обнаружили, что чем ближе к Ленинграду, тем больше мин ставят русские. В этот же день наступление 1-й танковой дивизии полностью застопорилось.
Потери в боевых частях сказывались все сильнее, особенно ощутимы были потери в офицерах. Впервые с начала кампании мы не получили нужных пополнений. Частично это можно объяснить тем, что пополнениям и колоннам грузовиков с припасами для всего XLI танкового корпуса приходилось делать большой крюк через старые плацдармы на Луге. Это приводило к серьезным задержкам из-за больших расстояний и отвратительного состояния дорог. Условия улучшились только в конце августа, после того, как были прорваны советские позиции на Луге (19 августа) и появилась возможность использовать шоссе из Луги на Красногвардейск.
18 августа мы нанесли мощный удар в районе к востоку от Волосово и продвинулись на 20 километров после тяжелых боев накануне. Нам удалось захватить более 100 пленных, что было самой большой цифрой за один день с начала кампании. До сих пор количество убитых русских превышало количество взятых в плен, по крайней мере, в секторе 6-й танковой дивизии. Несмотря на этот успех, 19 августа мы продвинулись совсем незначительно, и на следующий день дивизия перешла к обороне. Только 1-я танковая дивизия продолжала медленно наступать на восток, чтобы блокировать шоссе к югу от Красногвардейска и отрезать путь вражеским войскам, отступающим с оборонительного рубежа на Луге.
Пытаясь занять позиции, перечисленные в приказе, 6-я танковая дивизия передвинулась на восток, сменив части 1-й танковой, в то время как части 36-й моторизованной заняли наши позиции на западном фланге. Теперь мы занимали оборонительную линию длиной около 25 километров, развернувшись почти точно на север. Эту позицию можно было удержать, только организовав мобильную оборону, опирающуюся на несколько ключевых пунктов. В последующие дни, вплоть до 7 сентября, мы вели позиционную войну, ограничиваясь боями местного значения. В ходе постоянных перегруппировок и перемещений 6-я танковая дивизия постепенно скользила вдоль фронта у Красногвардейска то туда, то обратно. В частности, самая крайняя южная точка наших перемещений находилась восточнее Лядов и железной дороги, идущей из Луги в Красногвардейск. 7 сентября 6-я танковая дивизия при содействии усиленного полка полицейской дивизии СС на правом фланге приготовилась к решительной атаке вдоль линии Сигонеми-Недлино западнее Красногвардейска. В этот день я был назначен временным командиром дивизии.
Противник на фронте 6-й танковой дивизии некоторое время вел себя относительно тихо. Русские резервы показывались только небольшими группами, и противник старался компенсировать свою слабость обширным применением мин. Советы вели себя гораздо более активно на дальнем левом фланге, который удерживала 36-я моторизованная дивизия. Русская артиллерия и войска пытались заблокировать дорогу на Ленинград между Кингисеппом и Бегуницами. Эта помеха задержала на сутки начало атаки, которая должна была стать первой фазой решительного наступления на Ленинград. Оно было перенесено на 9 сентября. Когда началось наступление, полицейская дивизия СС наступала на правом фланге 6-й танковой прямо на Красногвардейск, а 1-я танковая и 36-я моторизованная действовали слева от нас. Нашей первой целью были высоты Дудергофа в 10 километрах к северу от Красногвардейска.

Прорыв Ленинградской линии

Русские превратили цепочку укреплений перед Ленинградом в непрерывную оборонительную позицию. В частности, оборонительные сооружения у Красногвардейска были подготовлены уже давно. Они состояли из внешнего пояса бетонных и земляных дотов и многочисленных промежуточных укреплений, связанных между собой системой траншей. Непроходимые для танков ручьи и болота шли почти вдоль всего внешнего оборонительного пояса. На нескольких участках это естественное прикрытие отсутствовало, но там был вырыт широкий противотанковый ров.
На расстоянии 1000-3000 метров позади внешней линии обороны находился внутренний пояс, состоящий из сильно укрепленных позиций, которые кольцом охватывали город. Чуть севернее Красногвардейска проходила Ленинградская линия, в которую был включен оборонительный периметр города. Одновременно эта линия защищала Красногвардейск с тыла и являлась промежуточным рубежом на случай эвакуации города. Позади открытой местности непосредственно к западу от Красногвардейска находилась обширная лесная зона. Именно внутри нее, в нескольких сотнях метров от восточной опушки, находился западный край внешнего оборонительного пояса. В этом месте были построены деревоземляные огневые точки, вырыты окопы, установлены минные заграждения, устроены засеки и завалы, поставлены несколько рядов проволочных заграждений. Примерно в паре километров от этих заграждений была развернута линия дозоров. В их состав входили саперы, которые должны были поставить дополнительные мины.
Ключевым пунктом этого оборонительного комплекса являлась сильно укрепленная деревня Салузы, находящаяся на южном краю лесной зоны. Ее прикрывали обширные минные поля. Эта деревня блокировала дорогу, ведущую в Красногвардейск с запада. В центре города дорога разветвлялась, и второе шоссе уходило на север. Эта ветка служила русским для доставки снабжения войскам, развернутым в лесах на западе. Она проходила через реку Ижора по мосту, расположенному прямо перед Ленинградской линией, и пересекала сами позиции в направлении на северо-запад. На этом участке Ленинградская линия состояла из 4 рядов траншей, в которых стояло множество пулеметов и противотанковых орудий. Противник также построил многочисленные артиллерийские доты.
9 сентября 6-я танковая дивизия начала наступление на Красногвардейск с запада. Прежде всего, она должна была прорвать Ленинградскую линию вблизи деревни Салузы и создать возможность для захвата Красногвардейска ударом с тыла. Я построил свой план атаки на снимках фоторазведчиков Люфтваффе и решил сосредоточить силы для удара через внешний оборонительный пояс деревни, затем развивать наступление на север, чтобы прорвать Ленинградскую линию, после чего намеревался повернуть на восток. Главные силы дивизии атаковали вдоль дороги, а потом вдоль опушки леса, которая шла параллельно дороге. После короткого боя мы форсировали противотанковый ров. К полудню мы также захватили Салузы, где пришлось штурмовать много блиндажей. Один дот на краю леса продержался до самого вечера.
Сразу после того, как мы ворвались в деревню, боевая группа "Колль" (11-й танковый полк полковника Рихарда Колля, которому был придан артиллерийский батальон и рота саперов) прошла через тылы занятого русскими леса и Ленинградской линии. Под прикрытием огня танков наши саперы решительным ударом захватили неповрежденный мост и сняли установленные русскими подрывные заряды. Примерно в 6 километрах севернее Салуз, боевая группа "фон Зекендорф", следуя за танками, переправилась через вражеский противотанковый ров (который начинался у моста и шел под прямым углом к линии фронта) и создала плацдарм. Ближе к вечеру контратака советских войск привела к тому, что наши части за рекой были окружены. Но вечером главные силы дивизии очистили лес от русских, повернули на 90 градусов и начали сосредоточение в лесу для удара на северо-восток, чтобы деблокировать наши войска на плацдарме. Вечером боевая группа "Экингер" (I/113-й моторизованный полк, 6 рота 1-го танкового полка, II/73-й танковый артиллерийский полк) из состава 1-й танковой дивизии сумела прорвать внутренний оборонительный периметр у Салуз позади притока реки. Этот успех имел место в секторе полицейской дивизии СС, части которой застряли по всей линии фронта. Плацдарм, созданный 1-й танковой дивизией, открыл дорогу полицейской дивизии СС на Красногвардейск.
10 сентября главные силы 6-й танковой дивизии двигались вдоль дороги в направлении северного плацдарма. Я отделил некоторые подразделения для уничтожения остатков русских войск на плато к западу от Красногвардейска, а остальные прочесывали лес, где скрывались русские. Ведь накануне из-за них нам пришлось выставить сильное фланговое охранение. В результате к полудню удалось очистить от противника сектор к югу от Ленинградской линии. Только вдоль северной опушки леса нам пришлось снять более 40000 советских мин.
После выполнения этой задачи я начал заталкивать один батальон за другим на плацдарм позади противотанкового рва длиной 3 километра, который шел через лес. Эти батальоны сумели так далеко просочиться на север, что прошли все 4 линии траншей Ленинградской линии. После этого я смог бросить на прорыв еще 4 батальона с танками. Советы предприняли отчаянную попытку отразить эту атаку кавалерией, но мы без труда разогнали ее. Противотанковый ров имел ширину около 4 метров и такую же глубину. Так как мы его захватили, то появилась возможность повернуть направление наступления на 90 градусов. Наши пикировщики уничтожали один дот за другим, один укрепленный пункт за другим... Средняя артиллерия, противотанковые и зенитные орудия русских были атакованы нашей пехотой с тыла. Вся моя дивизионная артиллерия осталась на позициях к югу от Ленинградской линии. Она сумела поставить огневой вал перед атакующими батальонами. Шаг за шагом мы подавили последние очаги сопротивления.
Во второй половине дня мы вышли к железной дороге, проходящей через сектор атаки, а 11 сентября достигли шоссе Красногвардейск - Ленинград. Там мы захватили группу артиллерийских дотов, которые были оснащены опускающимися броневыми куполами. В этот момент 6-я танковая дивизия оказалась прямо позади Красногвардейска. Вынужденные поспешно отступать, русские имели для этого только одну дорогу, но и ее держал под плотным обстрелом 76-й танковый артиллерийский полк. Когда советские солдаты бросились в тыл по этой дороге, батареи подполковника Грюндхерра нанесли им серьезные потери. Первой из боя попыталась выйти артиллерия на механической тяге - она рванула по широкой асфальтовой дороге на Пушкин. Однако танки полковника Колля уже блокировали эту дорогу, и в результате русские пушки и другие автомобили были подожжены нашими танками. Ночью 11/12 сентября основная масса русской пехоты сумела вырваться из Красногвардейска, хотя при этом понесла чудовищные потери. Русские отступили, оставив позади себя сильные арьергарды между Красногвардейском и Пушкином.
12 сентября пехота L корпуса (полицейская дивизия СС и 269-я пехотная) притормозила, так как ей пришлось преодолевать сильно укрепленный участок. Здесь Советы использовали самую современную систему полевых укреплений, какую мы когда-либо видели за 4 года войны. Все фортификационные сооружения были подземными. Войска оборонялись в подземных переходах, расположенных вдоль уступов рельефа, и вели огонь через хорошо закамуфлированные амбразуры. Тяжелое оружие также укрывалось в подземных бункерах, которые не были видны снаружи. В этих бункерах могли разместиться от 10 до 20 человек, там имелись склады боеприпасов, различные хранилища, лазареты. Туннели связывали все огневые позиции, входы в них часто располагались в сотнях метров в тылу и были полностью укрыты кустарником и деревьями. Эти галереи были также прикрыты обычными окопами и блиндажами, которые не удавалось различить, пока по атакующему не открывали огонь. Ни наземная разведка, ни Люфтваффе не могли обнаружить эти укрепления. Даже после того, как русские открыли огонь, дивизии L корпуса не могли определить, откуда он ведется. Нейтрализовать вражескую артиллерию никак не удавалось, а все лобовые атаки нашей пехоты были отбиты.
Ситуацию удалось прояснить только к 13 сентября. К этому времени 6-я танковая дивизия, которая совершала обходной маневр к поселку Тайцы, вышла в тыл русской оборонительной позиции. Одно случайное совпадение сыграло нам на руку. Накануне вечером (12 сентября) я отправил на поиск сильные разведывательные патрули. Внезапно натолкнувшись на самый тыловой из бункеров оборонительной системы, молодые офицеры штурмом захватили его, не дожидаясь приказов. Среди пленных оказался саперный офицер Красной Армии, который контролировал строительство укреплений. Вместе с ним в наши руки попали планы всех сооружений, после подготовить атаку не представляло труда.
Однако, едва 4-й моторизованный полк подполковника фон Вальденфельса начал наступление, как возникли новые трудности. Осознав опасность, угрожающую неуязвимой с фронта позиции, русские сами атаковали нас с тыла из Пушкина. Исключая батарею 88-мм зенитных орудий, наш пехотный батальон арьергарда мог поддержать только II батальон подполковника Зиберта из 11-го танкового полка, вооруженный жалкими PzKw-35t. На наш арьергард надвигалась длинная колонна танков, хвост которой терялся в пыли. Первый из вражеских танков - в колонне шли более 50 сверхтяжелых КВ-1 - быстро преодолел узкую полоску твердой земли между болотами и повернул к оборонительным позициям.
Тяжелые зенитки уже стреляли. Из танков при попадании снарядов вылетали столбы огня, поднимающиеся высоко в небо. КВ-1 во главе колонны развернулись шеренгой и продолжали двигаться вперед. Внезапно головные вражеские танки попали под шквал снарядов 616-го батальона истребителей танков, который только что прибыл на позиции. Он имел 27 тяжелых противотанковых пушек. 14 высоких столбов черного дыма известили русских, что х авангард уничтожен. После этого основная масса русских танков неожиданно остановилась. Они не рисковали двигаться по узкой тропинке среди болот. Хвост колонны развернулся и скрылся.
Теперь в бой вступили остальные силы 11-го танкового полка, вызванные по радио. В штабе дивизии мы слышали характерные звуки танкового боя. Вскоре грохот стал слышнее, так как танковые полки 1 -й и 8-й танковых дивизий, действовавших рядом, атаковали русских с фланга и тыла. Сообразив, что его положение становится слишком опасным, русский командир решил, что не может выполнить поставленную задачу. Танки повернули назад, в том числе и КВ-1, которые потеряли 11 машин, уничтоженных огнем зениток и тяжелых противотанковых орудий. Отводя свои силы, вражеский командир не стал доводить дело до решающего столкновения, но угроза тылам нашей дивизии была устранена.
Однако в это же время атака полковника Вальденфельса, которого поддерживали танки полковника Зиберта, развивалась согласно плану. В тяжелом бою они занимали один за другим бункера и траншеи, прикрывавшие вражеский тыл, и мы подошли к входам в подземные укрепления. В ходе боя за первый вход русские отстреливались из внутренних помещений бункера и швыряли ручные гранаты. В этом бою участвовали 3 женщины - военных медика, которые сражались рядом с мужчинами. Когда их тела были вынесены наверх, мы обнаружили у них запас ручных гранат.
Зачистка подземных переходов и галерей была долгим и трудным занятием. Полковник фон Вальденфельс должен был использовать для этого специальные штурмовые подразделения, вооруженные ручными гранатами и автоматами. Его попытки занять более крупные бункера привели к жестоким рукопашным боям с тяжелыми потерями с обеих сторон, так как русские солдаты сражались до последнего. Атака захлебнулась. Успех пришел лишь после того, как подрывная команда саперов сумела обнаружить уцелевшие бункера по более редкой траве над ними. Их вскрывали с помощью подрывных зарядов и захватывали. Но и теперь, чем ближе наши штурмовые отряды приближались к линии фронта, тем более серьезными становились потери. Наши саперы и пехота, продвигающиеся над подземной крепостью, попали под огонь тяжелый артиллерии, поддерживающей фронтальный штурм пехоты L корпуса. Лишь когда мои связисты сумели установить надежную телефонную связь со штабом L корпуса, стало возможным успешно завершить штурм подземных укреплений. Затем мы встретились с пехотой, наступавшей с другой стороны. Почти в это же время, преследуя отступающие русские танки, мы сумели захватить Пушкин. Во второй половине дня солдаты полковника фон Вальденфельса захватили укрепленный штаб русской 42-й Армии, которая отвечала за оборону Ленинграда.
То, что солдаты Красной Армии продолжали сражаться в самых безнадежных ситуациях, совершенно не заботясь о собственной жизни, можно в значительной степени приписать храброму поведению комиссаров. Например, когда был захвачен замок в поселке Тайцы и нам удалось выбить сильное подразделение, защищавшее замковый парк, в нелегкое положение попали экипажи 11-го танкового полка. Танки проходили рядом с парком с открытыми башенными люками. Внезапно прозвучали несколько одиночных винтовочных выстрелов. Стреляли по командирам танков, которые выглядывали из люков. Лишь после того, как три человека были убиты пулями в голову, танкисты сообразили, что стреляют из узкого окопа под стеной парка с расстояния около 10 метров. Танки немедленно открыли ответный огонь, и вскоре 13 человек, сидевших в окопе, были мертвы. Это были офицеры штаба полка, в том числе комиссар, который погиб с винтовкой в руке.
Теперь Ленинград находился на расстоянии прямой видимости.
Наши солдаты были убеждены, что сопротивление русских за пределами города сломлено и что продолжение атаки - по крайней мере, в секторе 6-й танковой дивизии -приведет нас прямо в город. Однако 14 сентября мы неожиданно получили приказ прекратить наступление. Никто не понимал, почему это произошло. На следующий день 6-я танковая дивизия получила приказ покинуть линию фронта, оставив там свою артиллерию. Подготовка к отходу завершилась 16 сентября, а утром следующего дня дивизия получила приказ начать движение в направлении Луга-Псков. Далее мы должны были двигаться через Невель и прибыть в распоряжение Группы армий "Центр".
Так для нас завершились самые упорные бои 1941 года, которые происходили между Красногвардейском и Ленинградом. В течение недели 6-я танковая дивизия сумела прорвать 12 укрепленных позиций, отбила несколько контратак, захватила 248 дотов, в том числе более 25 бетонных с броневыми куполами.
В полном соответствии с теорией блицкрига, наша дивизия за несколько дней пересекла территорию Литвы и Латвии, сокрушая на своем пути вражеские позиции, прорвала "Линию Сталина", форсировала реку Двина и открыла ворота Ленинграда на реке Луга. Все это произошло на протяжении всего лишь 3 недель. 800-километровое путешествие мы проделали среди пыли и песка, по лесам и болотам, через реки и противотанковые рвы. Гибкое и умелое руководство на полковом и батальонном уровнях, высокий боевой дух наших солдат, их опыт и закалка позволили преодолеть все препятствия. Путь от Восточной Пруссии до пригородов Ленинграда занял у нас 68 дней.