ПАУЛЬ КАРЕЛЛ
"«Барбаросса»: от Бреста до Москвы"
ПРОРЫВ ЛУЖСКОГО ФРОНТА
<...>
После того как 56-й танковый корпус генерала фон Манштейна в середине августа
вследствие кризиса под Старой Руссой был изъят из 4-й танковой группы, генерал
Гёпнер снова был вынужден приостановить свое так удачно развивавшееся наступление
на Ленинград. Фланги танковой группы опасно растянулись и прежде всего — правый.
Если сначала генерал Рейнхардт мог использовать для защиты оголившегося на большом
промежутке левого фланга подошедшую восточно-прусскую 1-ю пехотную дивизию,
то вскоре ему пришлось задействовать на флангах почти все его моторизованные
части.
Усиленная 6-я пехотная бригада под командованием полковника Рауса, а позже и
36-я моторизованная пе[339]хотная дивизия генерал-лейтенанта Оттенбахера также
были брошены на защиту левого фланга. Следовавшая на другом крыле 8-я танковая
дивизия постепенно поворачивала на юго-восток, чтобы впоследствии развернуться
на юг для завершающего удара по Луге. А для наступления собственно на Ленинград
с запада оставались лишь 1-я усиленная танковая дивизия, штурмовая группа Коля,
усиленный 11-й танковый полк 6-й танковой дивизии. С этим идти на взятие миллионного
города?! Авантюра чистейшей воды! Ведь в распоряжении штурмовой группы 1-й танковой
дивизии на 16 августа кроме двух слабых моторизированных батальонов имелось
еще 18 танков Т-II, 20 танков типа Т-III и 6 танков Т-IV. Этого явно недоставало
для успешного наступления. И не помогли бы даже эскадрильи бомбардировщиков
8-го воздушного корпуса. Генерал-полковник Гёпнер все же смог воспользоваться
благоприятной возможностью — отсутствием перед фронтом своих войск боеспособных
советских дивизий — и ежедневно продвигался на десяток километров. Так, к 21
августа его передовые части достигли участка к северу и северо-западу от Красногвардейска:
40 километров от Ленинграда!
Надеясь успешно завершить начатое и понимая, что собственных сил у него не хватит,
Гёпнер, начиная с 15 августа, призывал фельдмаршала фон Лееба перебросить, наконец,
18-ю армию генерал-полковника Кюхлера из Эстонии в район Луги, чтобы ее силами
обеспечить хотя бы защиту флангов и, тем самым, освободить мобильные части для
завершающего этапа ленинградского наступления.
Главнокомандующий группой армий «Север» не мог бесконечно противиться этому
вполне справедливому требованию. Однако вместо того, чтобы ясно и недвусмысленно
поставить задачу 18-й армии, фельдмаршал фон Лееб дал ей 17 августа некий двойной
приказ: уничтожить на побережье в Эстонии отступавшую в направлении Нарвы 8-ю
армию Советов, то есть ликвидировать угрозу с флангов для танковых дивизий Рейнхардта
у Красногвардейска, и, одновременно, приказал Кюхлеру овладеть советскими береговыми
укрепления[340]ми на южном берегу Финского залива. Это был пример воистину гибельного
двойного приказа. Хотя с ним 18-й армии давалась возможность добиться поразительных
успехов, но эти успехи и победы пожирали драгоценное время, и, если исходить
из главной задачи кампании, они были просто ни к чему. Пресловутые опорные пункты
русских по обеим сторонам Нарвы вполне можно было просто-напросто обойти и блокировать
силами прикрытия, вместо того чтобы штурмовать их, теряя при этом людей и время,
отвлекая значительные силы на проведение третьестепенных операций на второстепенных
участках фронта. И это тогда, когда под Ленинградом в передовых частях группы
армий «Север» каждый батальон был на вес золота.
18-й армии потребовалось 11 полных дней для преодоления участка от Нарвы до
Ополья. По прямой это 40 километров.
Если бы 4-й танковой группе своевременно и в достаточном объеме были бы предоставлены
силы 18-й армии, то у генерал-полковника Гёпнера появилась бы возможность своими
мобильными подразделениями и частями с ходу взять Ленинград еще во второй половине
августа. И то, что этот старый вояка-кавалерист Гёпнер, один из самых опытных
командующих танковыми войсками вермахта, обладал всем необходимым для этого,
доказывают крупные успехи 16-го танкового корпуса в польской и французской кампаниях,
а также его успешный прорыв по тяжелейшей местности к воротам Ленинграда. Отчего
же эта возможность оказалась упущенной?
Генерал Шаль де Болье полагает — и, по мнению автора этой книги, вполне обоснованно,
— что фельдмаршал фон Лееб желал продвинуть для победоносного взятия Ленинграда
командующего 18-й армией, с которым находился в приятельских отношениях. С психологической
точки зрения такое желание вполне понятно, однако конечный результат такого
предпочтения оказался роковым. Потому что каждый день задержки играл на руку
Сталину — тот спешно выхватывал отовсюду новые резервы и перебрасывал их на
оборону Ленинграда, в [341] район Ораниенбаума, переформировывал отошедшие из
Прибалтики к Луге части, представлявшие угрозу северному крылу немецких войск.
Каждый день задержки наступления немецких войск к северо-западу от Красногвардейска
приумножал советскую оборону у Ленинграда. Каждый день ожесточенной обороны
Луги, отвлекавшей столько танковых частей, отбирал у Гёпнера тот запас, который
завоевали его мобильные подразделения на Даугаве, при прорыве «линии Сталина»
и при овладении лужскими плацдармами. И шансы с ходу овладеть второй советской
столицей, на Балтике, уменьшались с каждым днем.
Наконец, в начале сентября немцы все же отважились начать штурм «города на Неве».
Сколько же пришлось этого дожидаться дивизиям Гёпнера и передовым полкам пехотного
корпуса 18-й армии? Ведь Ленинград — главная цель кампании на северном участке
фронта. Цель, понятная каждому простому солдату и поднимавшая его боевой дух.
8 и 9 сентября 1941 года наступление началось. На[342]правление главного удара
обеспечивал 41-й танковый корпус генерала Рейнхардта.
Местность изучили досконально, прежде всего, с воздуха. Не оставалось сомнений
в том, что командование Ленинградским фронтом сумело использовать время, предоставленное
ему немецким командованием в результате постоянных переносов сроков наступления.
В середине августа боевой дух советских войск и настроение в тылу страны вследствие
победоносного германского наступления упали до низшей точки. Никто всерьез не
верил, что город удастся удержать. Но затягивание немецкого наступления обеспечило
русским паузу для передышки и для всеобщей мобилизации сил на оборону.
Генерал Захаров был назначен командующим обороной города.* [* Захаров М.
В. - Маршал Советского Союза (1959), в июле 1941 г. занимал должность начальника
штаба Главного командования войск Северо-Западного направления. — Прим.ред.]
На защиту Ленинграда — этого крупного промышленного и культурного центра — было
мобилизовано 5 бригад по 10000 человек. Из 300000 рабочих Ленинграда было создано
около 20 дивизий народного ополчения**[** Во всевозможные отряды, батальоны
и дивизии народного ополчения были мобилиэованы ок. 200 тыс. человек. К первой
половине сентября 1941 г. было сформировано всего 7 дивизий народного ополчения.—
Прим.ред.] Ополченцы были рабочими в военной форме, которых в любую минуту
могли перебросить в район боевых действий для участия в военных акциях. Военные
и гражданские лица, дети и взрослые — все гражданское население круглые сутки
участвовало в изнурительных работах по сооружению укреплений вокруг города.
Основу этой обороны составляли два пояса укреплений — внешний и внутренний.
Внешний, или первый, пояс линии обороны проходил полукругом на расстоянии 40
километров от центра города, от Петергофа до Красногвардейска на Неве. Внутренний,
или второй, пояс линии обороны образовали расположенные полукругом укрепления
на расстоянии 25 километров от центра города с сосредоточением основных сил
обороны на Дудергофских высотах. Индус[343]триальный пригород Колпино и бывшее
Царское Село составили оконечные пункты.
Немецкая воздушная разведка обнаружила огромное число полевых укреплений, в
том числе и весьма глубокие противотанковые рвы. Сотни бетонированных бункеров
с установленными внутри орудиями дополняли систему рвов. На этой местности могли
действовать только штурмовые подразделения. Танки могли идти лишь в составе
второй волны наступления через уже образовавшиеся бреши в линии обороны и обеспечивать
огневое прикрытие наступающим пехотинцам.
Танки Гёпнера наносили удар в центре линии обороны Ленинграда в районе Дудергофских
высот. 36-я моторизованная пехотная дивизия двинулась на «острие копья». За
ней следовала 1-я танковая дивизия, готовая поддержать наступающую пехоту. На
правом фланге наступали полки 6-й танковой дивизии. На Лугу наступление осуществлял
50-й армейский корпус силами прежних дивизий, действовавших под Лугой, с дивизией
полиции СС и 269-й пехотной дивизией. На левом крыле в числе передовых дивизий
18-й армии действовали 1-я восточно-прусская, 58-я и 291-я пехотные дивизии.
На Ижоре, в качестве штурмовых дивизий 16-й армии стояли 121-я, 96-я и 122-я
пехотные дивизии, входившие в состав 28-го армейского корпуса. На внешнем восточном
крыле, на южной оконечности Ладожского озера во взаимодействии с 39-м танковым
корпусом усиленная 20-я моторизованная пехотная дивизия и ударные группы Гарри
Хоппе и графа Шверина имели задачей ликвидировать плацдармы Анненского и Лобанова.
А их дальней целью был сам Ленинград и район Шлиссельбурга.
* * *
С Дудергофских высот российские цари когда-то наблюдали за ходом
маневров гвардейских полков Петербурга, проводившихся на глазах у всего города.
Время гвардии и царей уже давно миновало. Но опыт маневров продолжал существовать
и в Красной Армии: каждый [344] холмик, каждый лесок, ручей, все подступы и
расстояния были подробнейшим образом известны. Артиллерия успела пристреляться
к самым важным точкам местности. В пулеметных гнездах, бункерах и противотанковых
рвах Советское командование разместило боеспособные отборные полки, фанатиков-комсомольцев
и лучшие батальоны ленинградского ополчения.
Штурмовым ротам 118-го немецкого пехотного полка и 36-й моторизованной пехотной
дивизии приходилось отвоевывать территорию с боем.
Вся артиллерия корпуса, а также 73-й артиллерийский полк 1-й танковой дивизии
хоть и нещадно молотили советские позиции, но бункеры Советы замаскировали превосходно,
да и построены они были на славу, прочно и добротно.
«Здесь нужны пикирующие бомбардировщики», — радиограмма такого содержания ушла
в штаб дивизии из 73-го артиллерийского полка. Генерал-лейтенант Оттенбахер
связался с 41-м танковым корпусом. 4-я танковая группа через своего офицера
связи подняла по тревоге самолеты 1-й армии люфтваффе. Полчаса спустя эскадрильи
Ю-87 8-го авиационного корпуса утюжили полосу наступления 118-го пехотного полка;
заваливаясь на крыло, они с душераздирающим воем вертикально устремлялись вниз,
и почти у самой земли сбрасывали бомбовый груз на советские доты, пулеметные
гнезда и орудийные позиции. В небо взлетали фонтаны дыма и пламени. Над пока
еще не поврежденными опорными пунктами защитников города плотной завесой расстилались
дым и пыль.
«Вперед!» — раздались команды командиров взводов. Пехотинцы вскакивали и бросались
вперед. Рокотали пулеметы. Гремели разрывы гранат. Огнеметы саперов выбрасывали
длинные огненные струи в бойницы долговременных оборонительных сооружений. Солдаты
перекатывались из окопа в окоп. Сюда! Очередь по траншее! Сначала налево. Потом
направо. «Руки вверх! — Хенде хох!» Русские почти всегда бились до последнего
патрона, или пока их не скосит пулеметная или автоматная очередь. Лишь наступившая
ночь дала передышку.[345]
Утром 10 сентября пехотинцы и саперы штурмовых батальонов увидели перед собой
Дудергофские высоты — последний оплот обороны Ленинграда. Именно здесь у высот
расположились узлы обороны. Железобетонные бункеры с мощным вооружением, казематы
с корабельными орудиями, прикрывающие фланги пулеметные гнезда и сильно разветвленная,
эшелонированная в глубину система рвов, траншей и окопов, связанных между собой
подземными ходами, обеспечивали неприступность господствовавшим над местностью
обеим высотам: высоте № 143 и расположенной восточнее высоте № 167.
И снова немцам пришлось метр за метром продвигаться вперед. 6-я танковая дивизия,
наступавшая справа от 36-й моторизованной пехотной дивизии, оказалась в весьма
затруднительном положении. Действовавшая по соседству с 6-й танковой дивизией,
дивизия полиции СС вынуждена была залечь перед преградой из цепи мощных бункеров.
6-я танковая дивизия под командованием генерал-майора Ландграфа, напротив, сумела
выдвинуться вперед. Русские, уяснив обстановку, нанесли ей удар с фланга. И
за несколько часов бесстрашная дивизия потеряла четырех командиров. В ожесточенной
рукопашной схватке вестфальцы и прирейнцы сумели отвоевать позиции.
Сложившееся положение обеспечило звездный час 1-й танковой дивизии. Генерал
Рейнхардт повернул 6-ю танковую дивизию на восток против атакующих с фланга
советских войск и бросил 1-ю танковую дивизию в брешь, образовавшуюся рядом
с 36-й моторизованной пехотной дивизией.
А пока генерал-лейтенант Оттенбахер разместился с первым эшелоном своего штаба
сразу же за командным пунктом 118-го пехотного полка. Его штурмовые батальоны
залегли под интенсивным оборонительным огнем русских. Оттенбахер снова привлек
дивизионную артиллерию и 73-й артиллерийский полк для мощного артиллерийского
налета по северному гребню Дудергофских высот.
В 20 часов 45 минут отгремели последние залпы. Командиры рот выскакивают из
окопов. Командиры [346] взводов и отделений машут солдатам. Они идут на штурм
этого дымящегося, клубящегося ада, откуда гремят залпы винтовок и пулеметные
очереди. Пехотинцы, отчаянно ругаясь, кидаются плашмя на землю, стреляют, снова
поднимаются, спотыкаясь, бредут дальше. Один из пулеметчиков неловко утыкается
лицом в бруствер и больше не поднимается. «Франц! — вопит второй номер расчета.
— Франц!» Ответа нет. В три прыжка он бросается на землю рядом со своим погибшим
товарищем. «Франц!»
Но для второго номера расчета из 4-й роты 118-го пехотного полка наступила великая
тишина — ни разрывов гранат, ни очередей русских пулеметов. Пальцы продолжают
сжимать ручки ящиков с пулеметными лентами. Чехол со сменными пулеметными стволами
при падении съехал по каске. «Франц!»
Двадцать минут спустя первый взвод 4-й роты врывается в траншею на северном
гребне Дудергофских высот, брешь прорыва тут же расширяется. Ядро обороны Ленинграда
пало.
Занялся рассвет 11 сентября. Яркий день начала осени. Он станет днем 1-й танковой
дивизии. Полковник Вестховен, командир штурмовых групп, вместе со своими солдатами
пошел в атаку на высоту № 167. Основной удар наносили моторизированный батальон
под командованием майора Экингера и 1-й батальон 113-го пехотного полка.
План и исполнение смелой и дерзкой операции по захвату высоты № 167 представляет
собой единое законченное целое. Пока 1-й пехотный полк защищал фланг с востока,
113-й усиленный пехотный полк начал атаку вдоль дороги в Дудергоф и отбросил
русских к противотанковому рву второй линии обороны. Бронетранспортеры Экингера
на плечах отступающих советских солдат прорвались в тыл. Унтер-офицер Фрич нейтрализовал
охрану перехода в противотанковом рву, предотвратил его подрыв и удержал до
подхода основных сил. При помощи штурмовых лестниц справа и слева от перехода
немецкие солдаты поднимались вверх по почти отвесной стене. Они забросали ров
толстыми бревнами и досками [347] и тем самым подготовили переходы для находящихся
всего в нескольких метрах танков и бронетранспортеров. На броне танков и бронетранспортеров
прибыли и роты батальона Экингера.
И началось полное драматизма сражение: над головами пехотинцев передовых подразделений
батальона с воем проносились пикирующие бомбардировщики 8-го воздушного корпуса.
И метрах в 200—300 от самых первых танков батальона они сбрасывали бомбы на
очаги сопротивления русских, на бункеры, в окопы и траншеи, на расположенные
на огневой позиции противотанковые орудия.
Наступление разворачивалось с точностью хорошо отлаженного часового механизма.
Деревня Дудергоф, куда русские сумели частично пробиться, просочившись за передовыми
частями 36-й моторизованной пехотной дивизии, снова оказалась в руках немцев.
Экингер развернул свой батальон на юг, потом снова на восток и перевернутым
фронтом атаковал высоту № 167.
Поросшая жиденьким, низеньким леском закругленная вершина горы превратилась
в изрыгающую огонь цитадель. Но хитроумная атака Экингера явно застигла советских
солдат врасплох, лишив их уверенности.
Целой танковой роте и передовым бронетранспортерам удалось прорваться в «мертвую
зону», где их не могли достать нацеленные корабельные орудия, снятые с кораблей
Балтфлота. Орудия справа и слева от дороги несколькими гранатами вывели из строя
танкисты 8-й роты 1-го танкового полка под командованием лейтенанта Коха. Саперы
под прикрытием танков Т-IV пробились к позициям корабельных орудий. Разрывы
гранат. Языки пламени огнеметов. Орудийный расчет подавлен в рукопашной схватке.
В 11 часов 30 минут оперативная группа штаба 1-й танковой дивизии приняла донесение
обер-лейтенанта Дариуса, командира 6-й танковой роты, своему командиру батальона.
Услышав сообщение, начальник оперативного отдела штаба дивизии, подполковник
Венк, прибывший вместе с генерал-майором Крюгером, на командирском посту облегченно
вздохнул и тут же рас[348]смеялся — Дариус передал следующую фразу: «Вижу Петербург
и море». И Венк понял его — Дариус вышел на высоту 167, на ту самую закругленную
вершину горы. Ленинград — у его ног, стоит протянуть руку, и столица Российской
империи упадет к ногам наступающих.[349]