Н.С. СЕМЕНОВ
"Юшут зовет"
Часть 1 — Переформирование 1-го полка 1-й тд; Бой Колобанова;
Часть 2 — Боевые действия 1-го полка под Гатчиной
В тяжелых боях под Молосковицами мы потеряли много боевых машин, и потому нас
18 августа отвели на укомплектование в район Тайцов. После небольшого отдыха
в ясное, солнечное утро состоялось общее построение личного состава батальона.
Наши ряды поредели порядком. Из довоенных танкистов осталось лишь шестнадцать
человек. Одеты были мы в обычное повседневное рабочее обмундирование — комбинезоны,
кирзовые куртки. Зато комбат Оскотский внешним видом удивил нас — суконная гимнастерка,
хромовые сапоги, новая портупея. В таком виде мы его не видели с начала войны.
— Тут что-то не то, комбат вырядился как на парад, — толкнув меня, заметил рядом
стоящий Попрухин.
— Наверно, собрался к генералу, — ответил я.
Но тут, походив взад и вперед перед строем, словно выбирая момент и слова, капитан
Оскотский проговорил:
— Согласно приказу Командующего бронетанковыми войсками фронта батальон сдал
и убываю в другую часть. Сражались вместе с вами около двух месяцев. Благодарю
за службу и доверие.
Прощаясь со старыми танкистами, пожал каждому руку. Назначение в другую часть
получили и другие командиры, в том числе и начальник штаба С. В. Скурихин. Комиссар
Я. Е. Пенской пожелал всем убывающим от нас командирам успеха в грядущих боях.
С Аркадием Захаровичем Оскотским мы были вместе с первого дня службы в армии.
Он своей порядочностью, высокими командирскими качествами, смелостью в бою снискал
уважение к себе. Мы с болью переживали расставание.[81]
В этот же день оставшиеся в батальоне экипажи боевых машин со штабом второго
танкового батальона распоряжением командира дивизии были переданы второму танковому
полку. Теперь наш полк формировался из трех танковых батальонов. К вечеру для
пополнения наших батальонов стали прибывать из Ленинграда танки с экипажами.
На второй день батальоны были укомплектованы так: первый, капитана Шпиллера
— 20 КВ; второй, капитана Антонова — 22 Т-26; третий, старшего лейтенанта Чистякова
— 17 легкими танками разных марок.[АМО, ф. 1355. оп. 342639, д. 1, л. 17.]
Большинство из прибывших танкистов уже имели боевой опыт.
Гитлеровские войска подходили к Красногвардейску. Поэтому сформированные подразделения
в этот же день направлялись в засады на наиболее танкоопасные направления.
Неувядаемую славу завоевала рота тяжелых танков, которой командовал старший
лейтенант 3. Г. Колобанов из первого танкового батальона. Был он среднего роста,
с серьезным взглядом, еще в финскую командовал ротой, имел ранение.
Разыскав командира батальона, Колобанов доложил, что рота прибыла в полном составе,
матчасть и вооружение исправны, личный состав здоров. Рота к выполнению задания
готова.
У командира батальона не было времени для ознакомления с ротой. Но Шпиллеру,
имеющему достаточный опыт командования батальоном, потребовалось несколько минут,
чтобы оценить прибывшее пополнение. Ответив уверенно и ясно на заданные комбатом
вопросы, Колобанов сумел сразу оставить о себе приятное впечатление.
— Ваша рота пойдет в засаду на самый ответственный участок, — сказал Шпиллер.
— Старайтесь сделать все возможное, отступать больше некуда, позади Ленинград.
— Есть стоять до последнего! — уверенно произнес Зиновий Колобанов.
Прежде чем выступить на выполнение боевого задания, он и парторг роты — воентехник
второго ранга Прокофий Карпец (временно замещал в это время политрука роты)
вызвали коммунистов и комсомольцев и провели короткое собрание. На нем присутствовал
комиссар батальона Яковлев. Коммунисты и комсомольцы поклялись не жалеть сил
и самой жизни для защиты Ленинграда, быть примером для беспартийных членов экипажей.
Уточнив детали боевого задания у старшего адъютанта батальона Крайзельбурда,
рота через два часа заняла место в засадах. Танки расположились на опушке леса,
в кустарниках, на перекрестках дорог — треугольником, в направлении предпола[82]гаемого
движения танковых и механизированных колонн противника. Командир роты приказал
экипажу с наступлением сумерек начать рытье капониров (основного и запасного)
для своего танка. Сам же с несколькими бойцами разведроты отправился в пешую
разведку к населенному пункту, где, по предварительным данным, скапливались
части гитлеровцев. Расстояние в восемь километров приходилось идти, а местами
и ползти, лесом и огородами.
Четыре часа разведчики потратили не зря. Удалось обнаружить скопление танковых
колонн противника, которые готовились к бою. Возвратившись из разведки, Колобанов
согласовал ряд вопросов с обороняющимися подразделениями, поставил задачу своей
роте: уничтожить вражескую танковую колонну и тем самым сорвать наступление
врага, действовать внезапно, смело и решительно.
Свой танк КВ № 864 командир поставил в трехстах метрах от перекрестка дорог.
Слева, на другой стороне дороги, расположен населенный пункт Войсковицы. Прямо
от танка дорога проходила с подъемом. Местность хорошо просматривалась на расстоянии
до полутора километров. По обочинам дороги справа и слева пролегали непроходимые
для танков и колесных машин заболоченные луга. Дорога насыпная, шириной 7—9
метров с крутыми откосами, по сторонам обсажена молодыми березками.
Когда ротный вернулся из разведки, его танк уже стоял закопанный по самую башню
в землю. Подходила к концу отрывка запасного капонира. После этого предстояла
очистка снарядов от густой смазки, маскировка танка.
Экипаж танка командира роты Зиновия Колобанова состоял из настоящих патриотов
Родины. Механиком-водителем был коренастый, всегда серьезный старшина Николай
Никифоров, командиром орудия — вдумчивый и очень находчивый старший сержант
Андрей Усов. Радистом-пулеметчиком — подвижный сержант Павел Кисельков, а заряжающим
— всегда веселый сержант Николай Роденков.
Они работали напряженно в течение восьми часов. Все было готово к двум ночи.
Командир орудия Усов еще засветло осмотрел окружающую местность и определил
ориентиры для стрельбы. Механик-водитель, не глядя, в любой момент мог вывести
танк из основного капонира и перевести в запасной. «Придется присматривать за
люком запасного выхода, чтобы его не забросали гильзами, иначе при необходимости
будет трудно открыть», — размышлял он.
Радист-пулеметчик выучил наизусть схему и готов войти в[83] связь с любым танком
роты и командованием. Его пулемет был также готов к открытию огня.
Пожалуй, больше всех придется попотеть заряжающему. «Лишь бы не перепутать бронебойные
с осколочными», — беспокоился Роденков. Он еще и еще раз проверил, где и какой
лежит снаряд, чтобы на зарядку потратить не более пяти-восьми секунд.
— В машине устанавливается дежурство: по часу каждому. Первый час буду стоять
я, остальным отдыхать! — распорядился ротный.
В машине воцарилась тишина. Танкисты отдыхали каждый на своем месте. Кто старался
по возможности вытянуться, кто сидел, подперев кулаком свой подбородок, а кто
прислонился к корпусу танка. Комроты, чтобы не уснуть, решил дежурить стоя;
приоткрыв люк башни, внимательно вел наблюдение, прислушиваясь к каждому шороху.
Расположение противника подсвечивалось затухающим заревом фронтового пожара.
Ночь была по-осеннему прохладная. «Вроде бы начинает морозить», — подумал Колобанов.
Предутренний прохладный ветерок доносил горелый запах. Изредка были слышны раскаты
отдельных выстрелов. В машине стояла тишина. Усталые танкисты забылись коротким
тревожным сном. Около двух месяцев им не приходилось отдыхать по-человечески.
И на этот раз никто не собирался долго спать.
На рассвете дежурил Кисельков. Высунув голову из люка, он оглядывался по сторонам.
Вот высоко над головой ушли в свою сторону десятка два фашистских самолетов.
Видимо, те, которые недавно бросили смертоносные грузы на Ленинград и возвращались
теперь на свой аэродром.
Казалось, рассвет начинался медленно. Над землей плыл туман. Над болотом и ручейком
он расстилался довольно густо. Лишь кое-где солнечные лучи пробиваются до самой
земли, и она кажется покрытой серебристой пеленой. Чем выше поднимается солнце,
тем больше красок возникает перед воинами, открывая прелести ленинградской осени.
Члены экипажа один за другим начинают подавать свои голоса. Первым нарушает
тишину Роденков.
— Товарищ старший лейтенант, разрешите выйти из машины, чтобы посмотреть со
стороны на нашу маскировку, — проговорил он.
— Разрешаю, только поживее, да ни в коем случае не в полный рост. Подползи к
дороге, потом по обочине до самого перекрестка и обратно. Ясно?[84]
— Ясно, — ответил Роденков и юркнул в люк запасного выхода.
Экипаж малость перекусил, продолжая одновременно вести наблюдение и прислушиваться
к доносившимся звукам проснувшегося дня.
Появился в небе «гость» — немецкий самолет-разведчик, а Роденков все еще полз
по открытой местности. «Неужели не сообразит притаиться, пока не пролетит «костыль»?»
— забеспокоились все. Разведчик, покружив три минуты, повернул вправо и скрылся
вдали. По возвращении заряжающий доложил, что замаскировались удачно, со стороны
не заметно ни малейшего признака танка, и потом тоже приступил к завтраку.
Вдруг зазуммерила рация. Радист Кисельков заговорил: «Молния», «Молния»! Я —
«Ракета». Прием». Командир роты вступил в связь с младшим лейтенантом Дегтярем,
который радировал, что по дороге Луга — Гатчина движутся восемь танков противника.
Минуты через три после приема радиограммы послышались артиллерийские залпы и
пулеметные очереди. Это находящиеся в засаде два наших танка вступили в бой
с танками противника на Лужском шоссе.
Теперь весь экипаж был поглощен происходящим боем других танков. Всех тревожило
— сумеют ли танкисты отстоять, выдержать вражеский натиск. Колобанов с волнением
ждал доклада Дегтяря о результатах боя.
Он продолжался недолго. Сначала утихли пушки, потом замолкли пулеметы, и послышались
позывные в наушниках: «Ракета»! «Ракета»! Я — «Молния». Примите радиограмму:
«Атака противника отбита, уничтожено пять танков и три бронетранспортера противника,
остальные отступили. С нашей стороны потерь нет, за исключением незначительного
повреждения». Колобанов в ответ передал: «Так держать! Стоять на месте!»
Молча сидевший экипаж заметно повеселел. Самый молодой и веселый Роденков от
радости запел «Широка страна моя родная».
— Коля, закругляй песню, надо доложить комбату, — сказал комроты и, переключив
на себя рацию, доложил комбату о результатах боя. Комбат Шпиллер передал благодарность
экипажам, уничтожившим вражеские танки.
Полдень. Опять висит «костыль» и контролирует дороги. Солнце уже пригрело, стало
душно, понизилась слышимость.
— Роденков! Выйди через запасной люк и послушай, что делается около танка, а
то ничего не слышно, — приказал Колобанов заряжающему.[85]
Около двух часов дня Роденков доложил, что слышен шум мотоциклетных моторов.
— Немедленно в машину! — приказал командир.
Только успел заряжающий занять свое место в танке, как из-за поворота выскочили
мотоциклисты, непрерывно строча из пулеметов по обочинам дороги и кустарникам.
Потом, не доезжая метров пятьдесят до поворота, остановились и стали посылать
очереди в окна домов совхозной усадьбы. Было хорошо видно, как сыпались разбитые
оконные стекла.
— Товарищ старший лейтенант, разрешите опорожнить магазин, отвести душу, — проговорил
радист Кисельков.
— Ни в коем случае, это разведка, позади должна двигаться колонна! — строго
проговорил комроты.
Прострочив минут пять по окнам домов, один из фашистов, сидевший на мотоцикле
со штыревой антенной, поднял вверх руку, и мотоциклы на больших скоростях прошли
вперед в нашу сторону. Убедившись, что танк для мотоциклистов остался незамеченным,
все облегченно вздохнули. Их труд по маскировке не пропал даром. В танке опять
воцарилась тишина. Командир орудия, плотно прильнув к прицелу, внимательно наблюдал
за дорогой. Не то от чрезмерного волнения, не то от нетерпения он то и дело
кусал губы.
— Всем телом чувствую, что скоро поползут фашисты, — проговорил ротный. — Усилить
наблюдение, орудие зарядить и поставить на предохранитель. Если пойдут тяжелые,
бить в борт, если средние или легкие, то в башню.
— Пусть только покажутся, угостим их на славу, — проговорил командир орудия
Усов, не отрываясь от прицела.
— Товарищ командир, за лесом вижу пыль! — доложил механик-водитель.
Стало ясно: движется какая-то колонна. А через несколько минут услышали и рычание
моторов.
Напряжение в танке заметно возросло. Весь экипаж, наблюдая за движением танковой
колонны, молча поглядывал на командира, как бы спрашивал: «не пора ли?», и мысленно
докладывал о своей готовности к бою. Это и понятно, от разумного решения и четкого
действия командира зависит успех боя. Его засыпали разными вопросами. Радист
спрашивал, что будем делать, если фашисты получат подкрепление? Артиллерист
хотел знать, что будем делать, когда выпалим все боеприпасы?
На все вопросы командир ответил просто и ясно: отступать некуда, будем драться
до последнего снаряда и патрона. Не останется ничего, будем таранить.
Тем временем вражеская колонна в походном порядке про[86]должала двигаться.
Впереди колонны шла полосатая легковая машина, сопровождаемая небольшой группой
мотоциклистов, за ней длинной лентой тянулись танки. Вот головной вышел из-за
поворота. Танки шли медленно, с открытыми люками. Над башнями торчали головы
гитлеровцев. Воротник у каждого был расстегнут, рукава засучены. Некоторые сидели
на башнях, болтая ногами. Двадцать два танка Т-3 — против одного КВ!
Колобанов собрался доложить командиру батальона о появлении колонны, но подумал,
что фашисты могут засечь разговор и, обнаружив засаду, повернуть в другую сторону.
А так как огневая мощь его танка намного превосходит огневую мощь противника,
то он может перестрелять их сам и после доложить командиру батальона.
Включив ТПУ (танковое переговорное устройство), комроты распорядился:
— Командиру орудия навести орудие на головной танк, держать его постоянно на
прицеле и быть готовым к открытию огня. Радисту следить за мотоциклистами. Огонь
открыть после выстрела из орудия, в тот момент, когда немцы будут выпрыгивать
из танков. Механику-водителю быть готовым к заводке мотора и следить за люком
запасного выхода. Заряжающему — пушку заряжать в пределах пяти — шести секунд.
Без команды огня не открывать, мотор не заводить.
Вот уже головной танк подходит к перекрестку. Все ждали команды открыть огонь.
«Рано, рано», — впившись в перископ, повторял ротный. Теперь головной танк в
десяти метрах от перекрестка. «Пора начинать», — решил Колобанов.
— Внимание! По головному танку врага бронебойным, огонь! — скомандовал комроты.
И моментально прогремел первый выстрел.
— По второму и третьему бронебойным, огонь! — последовала еще команда. Потребовалось
всего двенадцать секунд, чтобы произвести три выстрела. Все снаряды попали в
цель. Первый танк, получив пробоину в борт, потерял управление, развернулся
поперек дороги, уткнулся в березу и загорелся. Второй остановился. Третий с
развороченной башней застрял между ними и тоже загорелся.
Радист, уничтожая уцелевших фашистов, опорожнил уже несколько магазинов.
Три подбитых головных танка окончательно закрыли дорогу вперед. Вся колонна
остановилась. «Пора ударить по хвосту колонны и захлопнуть выход», — подумал
Колобанов.
— По хвостовому бронебойным, огонь! По хвостовому добавить еще! Еще![87]
В течение одной минуты по хвостовым танкам ударили семь бронебойных снарядов.
Один танк вспыхнул сразу. Второй, не успев развернуться, остановился с сорванной
башней. Они загородили дорогу с тыла.
— Огонь перенести в середину! — последовала команда. Командир орудия Андрей
Усов один за другим посылал снаряды точно в цель. Теперь он начал бить по тем
танкам, которые стреляли по нашему.
— Андрей! Не жалей снарядов! Подкинь добавку каждому из них для верности! —
теперь уже веселым тоном командовал ротный.
Во вражеской колонне возникла страшная паника. Одни танки, пытаясь скрыться
от губительного огня, лезли под откос и там вязли по башни в болоте. Потом они
были сожжены. Другие, пытаясь развернуться, натыкались друг на друга, сбивая
гусеницы и катки. Перепуганные экипажи, выскакивая из горящих машин, в страхе
метались между ними. Большинство из них попадали под пулеметный огонь.
После того, как были подбиты три головных танка, немцы открыли шквальный огонь
по нашей машине. Вначале, не разобравшись, некоторые танки палили совершенно
в другую сторону. Однако, отыскав цель, стали вести мощный прицельный огонь.
Вокруг беспрерывно рвались снаряды. Танк буквально был завален землей. Давно
раскидало маскировку. От прямых попаданий искрило в глазах, звенело в ушах,
от мелких броневых осколков жгло лицо, сочилась кровь. Был выведен из строя
спаренный пулемет, разбит перископ.
Несмотря на огненный ураган, подбить наш танк гитлеровцам не удалось. Отважный
КВ № 864 продолжал мужественно сражаться. Теперь пылали все машины врага. Ветром
несло от них тучи дыма. Впереди колонны в разных местах валялись обгоревшие
мотоциклы и трупы.
Танковая пушка накалилась так, что нельзя было дотронуться до нее. Лица танкистов
залило потом и кровью. Накопившийся от интенсивной стрельбы пороховой газ душил
всех. Вентилятор давно вышел из строя. Из-за сильного огня не было возможности
открыть люк, чтобы проветрить танк. Мучила жажда. Две фляги были давно израсходованы.
Но экипаж чувствовал себя бодро и уверенно.
После того, как запылала последняя машина, доложили по рации комбату об уничтожении
танковой колонны противника.
Минут через двадцать к месту боя на танке подъехали комдив Баранов, командир
полка Погодин, комбат Шпиллер и корреспондент газеты «Известия» Павел Майский
с кинокамерой.[88]
— Пойдемте вдоль догорающих машин, — предложил комдив.
— Что вы, товарищ генерал? Ни в коем случае. Еще продолжают рваться боеприпасы
в танках, — возразил Шпиллер.
— Вообще-то верно. Ни к чему нам смотреть этот хлам, — согласился комдив.
Прибежал Колобанов. Он начал было докладывать, но генерал остановил его.
— Благодарю, товарищ Колобанов, ваш экипаж за мужество и решительные действия.
Уничтожили двадцать два гитлеровских танка, — крепко пожал ему руку генерал.
— Товарищ Шпиллер, весь экипаж — к награде.
Корреспондент сначала заснял экипаж танка, потом — догорающие машины гитлеровцев.
— А теперь занять запасные позиции: противник после такой катастрофы непременно
попытается уничтожить вашу засаду, — сказал комдив.
Так и вышло. Только успел занять танк новую позицию, как с противоположной стороны
на проселочной дороге показалась другая колонна немецких танков. Сосредоточившись
за деревьями, фашисты нащупали нашу засаду, но огня пока не открывали. Они знали,
что пушки танков бессильны против нашего танка, и решили уничтожить его огнем
противотанковых орудий.
— Товарищ старший лейтенант, немцы выкатывают орудия, — доложил командир орудия
Усов.
Враг не успел произвести ни одного выстрела, как одна пушка вместе с расчетом
была уничтожена. Выкатил вторую, а потом и третью. Но все они меткими выстрелами
Усова были разбиты. Потерпев неудачу, танки противника повернули обратно.
Однако обстановка осложнилась, о чем Колобанов немедленно доложил комбату: «Боеприпасы
вышли, разбиты один пулемет, перископ, вентилятор. Противник продолжает атаковать
мотопехотой». В ответ получена радиограмма: «Выходите из боя!»
Когда собирались выползать из капонира, неожиданно кто-то постучал в башню.
«Никак, окружили немцы», — подумали все и начали набивать карманы гранатами,
вытащили пистолеты. Но потом через смотровую щель увидели, что перед танком
стоит с перевязанной головой сержант-артиллерист. Он доложил о том, что в пятидесяти
метрах лежат раненые, что они из Кингисеппской группировки и давно пробираются
из окружения.
— Надо помочь раненым! — решил Колобанов. Возможности подъехать к ним не было
— не позволяла местность. Под пу[89]леметным огнем Кисельков, Роденков и Усов
ползком с большим трудом перетащили одиннадцать раненых к танку и, перевязав
их, как могли, погрузили на броню. При этом четверо были ранены вторично.
Казалось, сделано все, осталось лишь выбраться на шоссе и тронуться в путь.
Но на перекрестке, словно из-под земли вырос немецкий легкий танк и начал бить
по башне.
— Стукни дьявола, переломи хребет, иначе добьет он наших раненых! — со злостью
приказал комроты механику-водителю. — Пусть молятся своему косому фюреру, что
мы остались без снаряда.
— Товарищ старший лейтенант! В запасе один осколочный снаряд, — пробормотал
Роденков и вогнал его в канал ствола.
— Какого лешего молчал раньше? — выругался Усов и произвел выстрел. От точного
попадания вражеский танк с развороченной пушкой съехал задом в кювет.
— Кажется, я его затолкаю поглубже, — сказал механик-водитель Никифоров, выползая
на дорогу.
Однако фашист чудом вырвался на дорогу и помчался в нашу сторону. Ехать обратно
мешали свои же разбитые танки. Пока наш танк выбрался на дорогу, немец круто
развернулся и ушел на несколько десятков метров вперед.
— Коля, догнать и смять мерзавца! — приказал комроты механику-водителю.
— И так я жму на всю железку! — как бы с обидой ответил. Никифоров.
— Эх, гадюки, ускользают! Неужели снарядов нет?
— Остались только гранаты! — ответил Роденков. — Но гранату не докинуть, бесполезно.
Колобанов за всю свою жизнь так не ругался, как теперь. Несколько раз повторял:
«Ох, как я зол...» Пострелял из пистолета, но это лишь для самоуспокоения.
Оторвавшись от КВ метров на пятьдесят, легкий танк резко развернулся вправо
и скрылся в кустах.
— Улизнул, мерзавец! — со злобой бросил Колобанов. Гнаться по полю за ним было
нельзя: на борту стонали раненые, которые при поворотах могли свалиться с танка.
КВ направился в тыл батальона. Вскоре на дороге показалась санитарная машина.
Остановив ее, передали раненых для эвакуации в госпиталь. Возвратившийся с поля
боя танк был весь залит кровью, покрыт черной копотью, корпус имел 147 снарядных
попаданий и вмятин. Боеприпасы израсходованы полностью. Командир орудия Андрей
Михайлович Усов в течение одного часа сделал девяносто восемь выстрелов![90]
На сегодня бой для экипажа Колобанова кончился. Оставшиеся четыре танка под
непосредственным командованием Шпиллера продолжали громить вражескую танковую
колонну, продвигавшуюся по Лужскому шоссе, северо-восточнее совхоза «Войсковицы»
в районе Вопшы — Черниц.
Первыми вступили в дело молодые лейтенанты Максим Евдокименко и Федор Сергеев.
Подпустив противника поближе, они подожгли три машины. Две из них — на счету
Евдокименко. Но вот снарядом повреждена пушка и рация его танка.
— Сбегайте к младшему лейтенанту Дегтярю! Передайте, чтобы он прикрывал нас
огнем! — приказал Евдокименко командиру орудия Куцевичу. — На всякий случай
прихватите гранаты, — предупредил лейтенант, а сам приступил к устранению неисправности
пушки.
Сержант Куцевич, вооружившись гранатами, засунул за пазуху револьвер и, пригнувшись,
побежал.
Младший лейтенант Дегтярь, получив приказание, стал прикрывать огнем своего
танка взводного. Тем временем Евдокименко устранил неисправность пушки и открыл
огонь по захватчикам. В этой схватке экипаж уничтожил четыре танка. Враг, не
выдержав огня наших, был вынужден откатиться назад.
Через два часа, собрав оставшиеся силы, при поддержке противотанковых орудий,
гитлеровцы предприняли очередную атаку.
Евдокименко снова вступил в бой, помогая нашей пехоте выбить противника из Бол.
Черниц. Его танк ворвался в деревню. Механик-водитель Сидиков стал давить гусеницами
растерявшихся гитлеровцев, но затаившееся в саду вражеское орудие подбило танк.
Сидиков стал выводить машину из боя. Впереди, преграждая дорогу, выполз из-за
угла вражеский танк. Старшина ждал: вот раздастся команда лейтенанта: «Бронебойным
заряжай!» — и танк будет поражен. Но лейтенант молчал, он был убит. Стонали
тяжело раненные Сагдиев и радист Сливков. Без сознания был командир орудия Куцевич.
Пока Сидиков разворачивал свой подбитый танк, враг всадил в него еще одну болванку.
И на этот раз механик-водитель остался невредимым. Он знал, что фашисты не уймутся,
пока не спалят машину, и решил попытаться уничтожить каким-либо путем вражеский
танк. Сначала он скрылся за дом. Потом, набрав скорость, всей тяжестью вдавил
ведущее колесо фашистского танка в корпус. Теперь Сидиков, отходя назад метров
на десять — двенадцать, со всей яростью еще и еще ударял вражескую машину, повторяя
каждый раз: «Это за лейтенанта, это за артиллериста...»[91]
Один из раненых процедил сквозь зубы: «Да ты потише». Сидиков в порыве гнева
не слышал этого. Когда нанес удар и за себя, то из немецкого танка вывалился
мотор.
«Наконец-то, кажется, сделал все, что только мог», — подумал старшина, вытерев
рукавом куртки лоб, резко развернул танк и повел его в тыл. С наступлением темноты
он возвратился в расположение батальона. Танкисты с любопытством рассматривали
пробоины и вмятины на броне его машины. Разыскав командира роты, Сидиков доложил
о выполнении боевого задания. Раненых отправили в госпиталь. Лейтенанта похоронили
на опушке леса. На столбике с красной звездой и танковой эмблемой, установленном
на его могиле, сделали надпись: «Здесь похоронен павший смертью храбрых лейтенант
Евдокименко Максим Иванович. Он сражался за Родину честно, самоотверженно, до
последнего дыхания».
Танк лейтенанта Василия Ласточкина, тщательно замаскированный, также стоял в
засаде. «Гитлеровцы пытались продвинуться по всем дорогам. И всюду получили
по заслугам. Теперь они должны сунуться и на эту дорогу», — размышлял Ласточкин.
Он не ошибся. Четыре фашистских танка, вырвавшиеся из разгромленной колонны,
на полном ходу стали приближаться к засаде, но не спереди, а с тыла.
Ласточкин моментально развернул башню, открыл по ним огонь из пушки. Командир
орудия Сливоев со второго же выстрела зажег головной танк и еще двумя выстрелами
остановил движение следующего. Остальные два начали бить по нашему. Как назло,
вышел из строя прицел, и выстрелы стали неточными. Немцы, ведя яростный огонь,
приближались все ближе.
— Давить гадов! — скомандовал Ласточкин механику-водителю Ивану Иовлеву, который
только этого и ждал. Включив задний ход, он вывел машину из капонира и, развернув
ее, бросил навстречу врагу. Расстояние быстро сокращалось. Противник, пытаясь
избежать столкновения, хотел увернуться в левую сторону, надеясь, что советский
танк проскочит мимо него. Но Иовлев заметил вражеский маневр и в последние секунды
успел выжать левый фрикцион. Машина круто свернула влево... Послышался сильный
металлический треск. Танк Ласточкина всем своим телом ударил по танку с крестом,
и тот, как мяч, отлетел в сторону. Удар был настолько сильным, что весь экипаж
вражеского танка был уничтожен. Второй фашистский танк пытался повернуть назад,
но во время разворота получил страшный удар в моторную часть и тоже был выведен
из строя. Вдобавок Сливоев выстрелами в упор поджег бесформенные груды обломков.
Схватка продолжалась всего несколько минут.[92]
Выполнив боевой приказ, без потерь, за исключением легко раненного Ласточкина,
экипаж танка возвратился из засады в расположение батальона.
Напряженный день кончился. Танковая рота старшего лейтенанта Зиновия Григорьевича
Колобанова уничтожила сорок три немецких танка. Из них на счету экипажей: Колобанова
— двадцать два, Сергеева — восемь, Евдокименко — пять, Ласточкина и Дегтяря
— по четыре танка. Кроме того, лично командир батальона Шпиллер сжег два танка.
В этот же день ротой уничтожено: одна легковая машина, артиллерийская батарея,
до двух рот пехоты и взят в плен один мотоциклист противника.[АМО, ф. 1355,
оп. 342639, д. 1, л. 72.]