"На ближних подступах к Ленинграду"
З. Г. КОЛОБАНОВ,
командир роты 1-й танковой дивизии.
БЫЛО ЭТО ТАК...
13 сентября 1941 года, рано утром, я получил по радио сигнал:
«Танки — ко мне, мы окружены». Уточнив переданный мне приказ, я дал команду
вывести танки из укрытия.[116]
Позднее мы узнали, что три наших танка КВ — мой, старшего лейтенанта Дегтярева
и младшего лейтенанта Ласточкина последними покидали деревню Малые Колпаны после
тяжелых оборонительных боев за Красногвардейск.
Как только мы вывели машины из укрытий, гитлеровцы открыли по ним сосредоточенный
артиллерийский и минометный огонь, который сопровождал нас от Малых Колпан до
северной окраины города.
Танки на большой скорости прошли по улицам Красногвардейска. В парке шла автоматно-пулеметная
стрельба — ночью немецкие автоматчики просочились на западную окраину города
и начали там закрепляться. В городе было пусто, горели постройки.
Когда танки вышли на северную окраину города, мы увидели на дороге большой обоз.
Стояли повозки с имуществом, с ранеными, походные кухни, зенитные установки.
Пришлось осторожно вести свои машины по обочине.
Как только люди увидели танки, бросились к нам. Что-то кричали и показывали
руками в направлении головы колонны. Мой танк встретил капитан, фамилии которого
не запомнил. Он сказал, что утром немецкие танки захватили шоссе, идущее от
Гатчины на Пулково. Нужно немедленно спасать штабную документацию и прорываться
на Пушкин.
Я дал экипажам команду грузить ящики с документами в машины. Капитана-штабиста
посадил в свой танк. Сам с командирами танков и механиками-водителями вышел
к голове колонны. Нужно было проскочить мост через реку Ижору и метров 200 по
Пулковскому шоссе, затем свернуть направо на проселочную дорогу, идущую на Пушкинское
шоссе.
Дорога, изрытая глубокими воронками, в серой дымке утреннего тумана еле просматривалась.
Она была усеяна разбитыми телегами, искореженными артиллерийскими орудиями,
убитыми людьми и лошадьми.
По-видимому, еще накануне вражеская авиация настигла и расстреляла одну из колонн,
отходивших из Гатчины на север.
Я тут же дал приказ: «Танкам на предельной скорости, с обходом воронок и завалов,
двигаться за мной». За мостом, пройдя метров четыреста, мы встали в кювет и
открыли орудийный огонь по немецким огневым точкам. Под его прикрытием обоз
на большой скорости проскочил опасный участок, повернул направо и вы-[117]шел
на проселочную дорогу, ведущую на Пушкинское шоссе.
Когда уже казалось, что беда минула, со стороны Гатчины к нам стала приближаться
небольшая колонна фашистских танков. Я приказал Дегтяреву и Ласточкину продолжать
обстреливать огневые точки на шоссе, а сам обрушил огонь на фашистские танки,
которые, в свою очередь, повели стрельбу по обозу. Бой шел до тех пор, пока
в дымке не скрылись последние повозки обоза. Только тогда наши танки двинулись
к Пушкину.
И какова же была наша радость, когда мы увидели, что длинный обоз стоял в полной
безопасности и ждал нас! Люди окружили танкистов, предлагали свои услуги, записывали
наши фамилии, пожимали руки, сестры и санитары плакали от радости. Так были
спасены люди, последними покидающие Гатчину.
Мы потерь не имели. Правда, тяжелые танки КВ получили повреждения, но они двигались
и готовы были принять новый бой за город Ленина.[118]