Предыдущий текст Следующий текст
ВОСПОМИНАНИЯ УЧАСТНИКА ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
ВОСПИТАННИКА 90 СТРЕЛКОВОЙ РОПШИНСКОЙ КРАСНОЗНАМЁННОЙ ОРДЕНА СУВОРОВА II ст.
ДИВИЗИИ, СЫНА 69 ОБС
ПАНТЕЛЕЕВА Николая Александровича.
13 июня 1941 года в Старопольской неполной средней школе, Ленинградской области
состоялось вручение свидетельства об окончании 7 классов.
В этот день я шёл в последний раз в свою родную школу из деревни Дубок один,
потому что в 7 классе из деревни был только я. Три трудных года остались позади.
Каждый день, кроме воскресенья, туда и обратно нужно было пройти 16 км. Получив
документ об окончании школы я возвращался обратно с мыслью: - "Что делать
дальше"?
Хотелось продолжать учёбу, но дома в постели с ампутированной ногой лежал в
тяжёлом состоянии мой отец, мать работала в колхозе. На её хрупкие плечи легли
все тяготы обеспечения всем необходимым и существование семьи в количестве из
пяти человек. Все мы понимали как трудно в это время матери и ей необходимо
внимание и помощь с нашей стороны.
Я очень любил свой край и свою уютную и красивую деревеньку с ласковым названием
ДУБОК, которая расположилась недалеко от озера Самро. Я очень любил животных
и самой заветной моей мечтой было стать пастухом.
Чтобы чем-то помочь матери я сразу же пошёл пасти стадо коров и 15 июня 1941
года был уже в поле. Это был мой первый самостоятельный трудовой день. Труд
этот не из лёгких. Нужно было вставать до восхода солнца и возвращаться с закатом
с небольшим перерывом на обед днём. Этот труд в течение шести месяцев длился
без выходных дней и в любую погоду. Правда он хорошо оплачивался и пастух с
его помощником были самые уважаемые люди в деревне. Я был очень доволен, что
хоть чем-то могу помочь матери материально и поддержу морально. Прошла неделя
моей работы.
22 июня 1941 года, воскресенье.centralsector.narod.ru
Возвращаясь с пастбища домой поздно вечером, мы узнали что уже целый день идёт
война. Сегодня утром вероломно напала на нашу Родину фашистская Германия. Началась
Великая Отечественная война.
Война! Какое это страшное слово. Какой болью отозвалось оно в сердцах миллионов
советских людей. Как суровыми стали их лица. На следующий день 23 июня многие
мужчины были призваны в РККА. В деревне остались старики, женщины, дети. Те
кто в этот день проводил на фронт своего мужа, отца, брата, в сердце вкралась
мысль: Придётся ли с ним увидеться.
Из сводок Совинформбюро узнавали печальные вести. Идут тяжёлые бои на границе,
что наши войска оставили уже некоторые города. Хотя все новости мы узнавали
только из газет. Во всей округе на пять деревень всего был один радиоприёмник,
который был установлен в помещении с/совета.
3 июля 1941 года по радио выступил [Сталин] с обращением к советскому народу,
к бойцам и командирам РККА и ВМФ. Его выступление конечно у нас никто не слышал,
как не слышали и выступление В.M. Молотова 22 июня 1941 года. О выступлении
И.В. Сталина мы узнали только 4 июля. Это выступление было опубликовано в газетах.
В этот день поздно вечером было собрано общее собрание колхозников нашего колхоза,
носившего название колхоз "Новая жизнь".
В своем выступлении И.В. Сталин обращаясь к народу и воинам сражавшимся на фронтах
сказал о страшной беде нависшей над нашей Родиной. В этом обращении говорилось
о создании для оккупантов на нашей земле оказавшейся под пятой немецких захватчиков,
невыносимых условий для оккупантов. Всё что нельзя эвакуировать, должно было
быть уничтожено.
Никогда не изгладится из моей памяти то собрание, на котором мы, мальчишки деревни
сидели вместе со взрослыми с большим вниманием слушали это наступление, которое
зачитывал Андрей Иванович Иванов, депутат с/совета. Каждый сидящий на этом собрании
задавал себе вопрос: "Неужели и к нам придёт фронт"? Каждый понимал
в каком положении находится наша страна. Каждый день Совинформбюро приносит
весть о тяжёлых, кровопролитных боях на всех фронтах, и особенно в Прибалтийских
республиках в нашем направлении.
После того, как было зачитано обращение, началась запись в партизаны. Первым
подошёл к столу А.И. Иванов и записал свою фамилию, больше желающих не нашлось,
но дело было не в этом. Было некому подходить к столу, все кто мог держать оружие
уже были призваны в армию и отправлены на фронт. Мы с завистью мальчишеской
смотрели на лежащий на столе лист бумаги, где была написана лишь одна фамилия,
но понимали что нам в этом списке пока места нет.
Расположилась наша деревня вдали от железной дороги, до ближайшей станции было
более 50 километров. Не было поблизости и крупных шоссейных дорог. Близость
красивого озера, обилие в лесах ягод и грибов, прекрасная природа привлекали
сюда много отдыхающих. Так как наша деревня считалась приграничной зоной /после
присоединения Прибалтийских республик к СССР в 1940 году, эта зона была снята
и отменены пропуска/ немного сдерживала поток отдыхающих. Но те проживающие
в Ленинграде и имеющие здесь проживающих родственников отправляли своих детей
сюда беспрепятственно.
1941 год не был исключением. Родители прислали своих детей к бабушкам.centralsector.narod.ru
Всё ближе и ближе приближался к нашим местам фронт. Бои шли уже в районе Пскова
и Острова. Из райцентра пришло распоряжение в сельский совет о немедленной эвакуации
в тыл страны всех детей. Первоначальный пункт г. Луга.
День 8 июля 1941 года наполнился в деревне плачем детей и женщин. Пришло распоряжение
эвакуировать всех детей до 15 лет. От 15 лет и выше разрешалось использовать
на оборонных работах. Отправляли и детей приехавших на отдых из Ленинграда,
что было трагедией для их бабушек.
Было снаряжено 5 повозок, на каждую повозку был назначен старший. Тяжело было
смотреть на эту картину. Тяжело было смотреть на картину расставания матерей
со своими детьми уезжающих в неизвестность. Сейчас когда пишутся эти строки
прошло более 45 лет, моё сердце сжимается от боли и к горлу подкатывает комок.
Передо мной всё время в глазах это расставание.
Провожали и мы своего младшего брата Ваню, которому только что исполнилось 13
лет. Отец лежал в постели. Отец поднялся и взял костыли чтобы выйти на улицу
и проводить сына. Он был сильно бледным, потому что страшно переживал трагедию
расставания. Он видимо понимал в каком состоянии находится он, подошёл к Ване
обнял и на прощание поцеловал.
Как только повозки тронулись в путь, деревня озарилась плачем женщин и сидящих
на повозках детей. Такое описать нельзя. Это нужно только видеть. Провожали
и мы Ваню. Мать стояла около повозки бледная как полотно с помутневшими от слёз
глазами. За повозками шли все кто был в деревне. Сбор был назначен в соседней
деревне, до которой было всего один километр.
Когда обоз прибыл в соседнюю деревню там было то же самое. Стояли повозки на
которых располагались дети. Ждали распоряжения из райцентра Осьмино. Никто не
знал куда и по какому маршруту ехать. Это ожидание затянулось надолго. Потом
кто-то пришёл из с/совета и сказал что г. Лугу уже бомбили фашисты. Что делать
дальше никто не знал. Обоз тронулся обратно в деревню, сопровождаемый провожающими.
Вернувшиеся дети разбрелись по своим домам. Таким в моей памяти остался один
из дней той далёкой и длинной войны. Для многих матерей и бабушек показавшийся
вечностью. Совинформбюро сообщило. Наши войска оставили город Псков 9 июля.
10 июля 1941 года в нашу деревню, с перекинутым через плечо карабином, прибыл
на велосипеде представитель Осьминского РК ВКП/б/ И.А. Сергеев с заданием по
эвакуации всего общественного и индивидуального скота в тыл. Состоялось экстренное
заседание правления колхоза. Было решено создать группу для сопровождения колхозного
стада, в эту группу вошла и моя старшая сестра Мария Александровна.
И если два дня назад в деревне слышался плач детей и женщин, то в этот день
в деревне слышалось мычание коров. Создавалось впечатление их протеста всему
этому и не желающие покинуть свои родные места. Выгнанный за деревню скот, сопровождаемый
людьми тронулся в путь. Стоял жаркий июльский день. Какова будет судьба этого
стада и сопровождающих его людей. Отец вновь тяжело переживал за судьбу своей
дочери, которая ушла сопровождать скот.
Через день, рано утром был выгнан скот принадлежащий колхозникам. Каждый, выгоняя
со своего двора корову, внутренне переживал, но на лицах не было видно жалости
к этим животным. Три недели войны научили их быть серьёзными и суровыми. Они
расставались со своими кормилицами, которых растили и лелеяли. Угоняемым скот
был их частицей жизни. Но сознание о том что на фронте гибнут люди и льётся
человеческая кровь, заставляло быть их сдержанными.
В этот же день 12 июля после полудня, в деревню прибыл представитель Райкома
с заданием для мобилизации людей на оборонные работы в район реки Луга. Мобилизовывались
на эти работы с 15 лет и выше все граждане мужского пола. Так как в деревне
остались только дети, женщины и старики то мобилизации подверглись только пять
15 летних мальчишек. В их числе оказался и я. Мать еще не опомнившись от проводов
дочери сопровождать общественный скот, замкнулась в своём горе. Но её еще больше
беспокоило и ей было больно, что не с чем меня отправлять на эту тяжёлую работу.
Кроме испечённого хлеба в доме ничего не было. Она сильно переживала. Такой
я в жизни её не видел больше ни разу. После некоторых раздумий, она берёт кухонный
нож и покидает избу. Проходит некоторое время и мать предстаёт предо мной вся
окровавленная держа в руках печень, сердце и лёгкое нашей любимой овцы. Всё
это она положила в кастрюлю и завернула в чистую тряпку. Мне больно было смотреть
на неё. Я пошёл на улицу. Заглянул во двор. Там на соломе посреди двора, лежала
с перерезанным горлом овца, грудь и живот были также разрезаны. Шкура была не
снята. Вот что может сделать с человеком война, подумал я и вернулся обратно
в дом.
Мать молча собирала мне в дорогу узелок, отец тихо лежал в кровати с закрытыми
глазами. Я тихонечко подошёл к нему. Почувствовав видимо мою близость он открыл
глаза. Было больно смотреть на него. Тяжёлая болезнь погасила в его ласковых,
задорных, добрых и весёлых глазах огонь жизни. Шёл ему в то время 44 год жизни.
Он прожил нелёгкую жизнь, но никогда не жаловался на трудности. Наша семья жила
в недостатке, даже хлеба ели не вдоволь, не говоря уже о какой-то приличной
одежде. Он очень переживал за нас и делал всё что мог для обеспечения семьи.
Оставшись в 17 лет калекой на всю жизнь, перебарывая боль в ноге он косил сено,
рубил дрова, шёл на любую работу. Жизнь жестоко распорядилась его судьбой. На
43 году жизни моему отцу, Александру Ильичу, была ампутирована нога, но остановить
прогрессирующую тяжёлую болезнь не удалось.
Все мы знали что дни жизни нашего отца сочтены. По-видимому знал это и он сам.
Болезнь прогрессировала. Когда я подошёл к нему он открыл глаза. Я наклонился
к нему. Он обнял меня своими трясущимися руками и поцеловал в губы. Я и сегодня
чувствую на своём теле его трясущиеся руки и его нежный родительский поцелуй,
который стал последним для меня поцелуем в его жизни. Больше мне его уже живым
встретить не удалось.
Распрощавшись с отцом мы вышли с матерью на улицу. Повозка была уже готова.
Старшим нашей группы был назначен А.И. Иванов, который первым записался в партизанский
отряд из нашей деревни. У повозки уже толпился народ и провожающие родители.
Васю Дементьева, моего лучшего друга, провожала бабушка, его родители жили в
Ленинграде. Распрощались с родителями и родными мы тронулись в путь. Долго смотрели
нам вслед провожающие нас родители и односельчане пока наша повозка не скрылась
в лесу. Мы на прощанье помахали им руками.
Через два часа пути мы встретили в поле около дороги пасущихся коров жителей
нашей деревни. Сопровождающие этот скот сообщили нам, что дальше гнать скот
нет смысла, так как им сообщили что Лугу уже часто бомбят и наверное скоро там
будут бои.
Выслушав их мы тронулись в путь дальше к месту назначения. Через некоторое время
мы встретили жительницу нашего села возвращающуюся домой. Она была назначена
сопровождать колхозных лошадей в город Лугу. В г. Луге она была два дня назад.
В г. Луге полная неразбериха. Она оставила лошадей на сборном пункте и возвращается
обратно. Солнце клонилось к закату. По дороге нам открывалась страшная картина.
Десятки дохлых коров лежали вздутыми вдоль дороги в поле и уже разлагались.
Ехали всю ночь. 13 июля 1941 года рано утром наша повозка выехала на шоссе Осьмино-Большой
Сабск. Перед нами насколько мог видеть глаз до самого леса шли стада тысяч коров,
которых гнали в неизвестность люди. Скот направлялся в сторону Большого Сабска.
Когда наша повозка въехала на мост через р. Луга в районе Б. Сабска то здесь
я встретил свою родную сестрёнку Машеньку, которая сопровождала скот нашего
колхоза. Радости не было конца. Сопровождавшие скот напоили нас молоком, я поделился
с сестрёнкой печенью и лёгким овцы, посоветовав быстрее сварить иначе испортятся.
Здесь в районе Б. Сабска мы с ней расстались. Мы остались в Большом Сабске а
они погнали скот дальше вдоль по правому берегу реки Луга.
Расположившись около одного из сараев недалеко от скотного двора наша группа
немного перекусила и решила отдохнуть. Был солнечный тёплый день середины июля.
После томительной дороги мы все крепко уснули. Сколько мы спали не знаем. Нас
разбудил нарастающий шум моторов самолётов. Когда мы проснулись то увидели в
небе большое количество самолётов. Они разворачивались и заходили на бомбёжку
Большого Сабска. Недалеко от нашего расположения находилось картофелехранилище,
куда мы все немедленно бросились в укрытие. Начался настоящий ад. Земля вся
содрогалась от взрывов бомб, раздавались пулемётные очереди с самолётов. Село
заполнилось рёвом раненых животных и стоном раненых людей. Сколько это всё длилось
я не помню. Помню только что после каждого взрыва на нас осыпалась земля в картофелехранилище.
Счастье только в том что рядом где-то поблизости не упала бомба. Здесь мы все
бы нашли себе могилу.
Когда на улице всё затихло мы вышли из укрытия. У скотного двора бегали люди,
стонали раненые. Мы направились туда. Там были убитые и раненые, в том числе
и с соседней нашей деревни один мужчина, которому пулемётной очередью отрезало
ногу. Его отправляли в Ленинград. Мы пошли в сельский совет чтобы зарегистрироваться,
но там было всё разрушено.
Наша попытка вернуться домой через мост была остановлена солдатами. Мост был
уже заминирован. Тогда мы направились в сторону Редкино по шоссе Б. Сабск-Молосковицы.
Между Редкиным и Б.Сабском уже было много солдат-курсантов. Здесь вновь нас
застала бомбёжка немецких самолётов, после чего курсанты ЛПУ им С.М. Кирова
накормили нас, намазали маргарином буханку хлеба и сказали: Идите в сторону
Ленинграда, здесь будут тяжёлые бои. Здесь мы потеряли при бомбёжке свою лошадь
с повозкой своими пожитками и нашего старшего Иванова А.И. Когда мы вышли за
село Редкино, то там по дороге уже двигался поток беженцев который двигался
в сторону ст. Молосковицы, в этот поток влились и мы. Расстояние от Б. Сабска
до Молосковиц более чем тридцать километров мы преодолели за ночь. Рано утром
мы забрались на пустую платформу идущего состава в Ленинград, который сразу
же отправился в путь. Ехали очень медленно, наблюдая за воздухом.
Где-то далеко за полдень мы прибыли в г. Гатчину и с платформы пересели в отправляющуюся
в г. Ленинград электричку. Так под вечер мы оказались в г. Ленинграде на Балтийском
вокзале. Босые, голодные, измученные пятеро мальчишек шли по вокзалу и каждый
не ведал какова их дальнейшая судьба. Родители и близкие остались в деревне
Дубок. Лишь один из нас это Василий Васильевич Деменьтьев ехал домой к своим
родителям. Он прекрасно знал город. Всех, кто помнил адреса каких-либо знакомых
или родственников он обвёл нас по этим адресам и лишь только потом поехал домой
к родителям. В этот день фашисты оккупировали наш районный центр село Осьмино.
Меня он доставил к родному дяде - маминому брату, который жил на Малом проспекте
Васильевского острова. Первая встреча состоялась с двоюродной сестрой, которая
дежурила у ворот дома с противогазом на плече. Я рассказал всё как случилось
и что получилось с нами дяде, он же был мне и крестный. Здесь я узнал что вторая
его дочь Зина находится на даче в деревне.
На другой день мы с крёстным сходили в баню. По пути он мне купил парусиновые
полуботинки и обул мне. После бани я чувствовал себя прекрасно. Она освежила
тело и придала бодрость духа. И всё же дума о доме, отце, матери, сестре и брате
не покидала в это время меня и я на следующий день, расспросив как доехать до
моего товарища на 6-ую линию В.О., отправился к нему. Выйдя из трамвая на углу
8 и 9 линии В.О. я перешёл перекрёсток наискосок мимо регулировщика за что и
был задержан и доставлен в отделение милиции. Я всё подробно рассказал дежурному,
требовавшему настойчиво у меня документы, о случившемся и что документов у меня
никаких нет. Я был предупреждён и взята подписка с меня что я в течение 24 часов
покину город Ленинград.
Вот с такой новостью я и прибыл к своему товарищу на 6-ую линию В.О. Здесь я
узнал о том что наших два товарища и еще несколько человек наших деревенских
живущих в Ленинграде вчера уехали чтобы любыми средствами прорваться в свою
деревню Дубок. Он же сам имеет на руках повестку о направлении его в Красногвардейский
район на оборонные работы. Я рассказал ему о случившемся со мной. Он предложил
мне ехать вместе с ним на оборонные работы, а там будет видно. Я согласился.
Когда я вернулся обратно к крёстному, там уже всё знали. К ним уже приходил
участковый и предупредил обо мне. Я им всё рассказал подробно и сказал что покидаю
их. Они мне собрали кой-чего из еды и я вечером уехал к своему товарищу. Эта
встреча с крёстным была у меня последней. Он умер от голоду в дни Ленинградской
блокады. Переночевав ночь у товарища мы с ним утром отправились на Балтийский
вокзал.
На Балтийском вокзале было очень много народу с транспарантами комплектовались
в группы по районам. Мой товарищ и я примкнули к большой группе Василеостровского
района. К платформам вокзала то и дело подходили пустые электропоезда, быстро
заполнялись людьми и сразу же отправлялись в район Гатчины. Таким же образам
оказались в Гатчины и мы. Нас построили и по шоссе повели пешим маршем. Сколько
мы шли я не помню. У одной деревни нас остановили. Здесь уже много работало
людей. Нам выдали лопаты и мы влились в эту массу людей копающих противотанковый
ров.
После работы немного перекусив мы крепко уснули на сеновале отведённого для
ночлега нам сарая. Утром вместе со всеми мы вновь отправились на работу вместе
со всеми. Мы сильно уставали. Шли уже третьи сутки, кончались продукты, болели
сильно руки и ноги, но никто не жаловался. И вдруг над нашим районом появилась
немецкая авиация. Она крепко бомбила наши строящиеся укрепления. Многие под
вечер стали покидать это село. Покинули его и мы. Мы пришли на ст. Гатчина,
товарищ убедительно уговаривал меня вернуться обратно в Ленинград, обещал устроить,
но я не мог вернуться чтобы стать обузой людям, которым и так достаётся без
меня.
Подошла электричка. Мы крепко обнялись. Вася зашёл в вагон. На моих глазах навернулись
слёзы. Война лишала меня возможности быть нам вместе. Электропоезд тронулся,
я помахал товарищу рукой оставшись один на пустынном перроне вокзала.
Что делать дальше? Город Ленинград выдворил меня, обратно в родную деревню пути
нет. Она оккупирована фашистами. На руках никаких документов, в сумочке осталось
немного хлеба и кусок колотого сахару, всё что осталось от наших запасов на
работе. Не зная дороги я всё же решил идти вдоль железной дороги в сторону ст.
Волосово. Сколько длился мой путь я не помню, но поздно ночью я пришёл на пустынный
перрон ст. Волосово и крепко на нём уснул. Видимо за всю ночь не прошло ни одного
паровоза или состава, потому что я был обнаружен спящим на перроне утром начальником
станции Волосово. Я рассказал всё ему о случившемся. Одновременно поведал ему
что мне любыми средствами нужно попасть на ст. Веймарн. Оттуда я намеревался
пробраться домой в родную деревню. Начальник станции рассказал мне что станцию
Веймарн часто бомбят и туда уже почти не идут поезда. Правда через некоторое
время через ст. Веймарн на ст. Котлы пойдёт паровоз, правда на ст. Веймарн он
не остановится, а я должен соскочить на ходу. И действительно это случилось.
Мне начальник станции помог забраться в тендер паровоза и мы тронулись в путь.
Промелькнула между нами и станция Молосковицы куда несколько дней [назад] прибежали
мы. Приближалась ст. Веймарн. Машинист паровоза сбавил ход и притормозил. Я
быстро соскочил на землю. Паровоз набирая скорость скрылся за поворотом, а передо
мной открылась печальная картина. Кругом догорали дома и ни одной живой души.
Что делать? Куда идти? Немного умывшись у колонки, перекинув через плечо парусиновые
полуботинки я тронулся по первой попавшей мне на глаза дороге не зная куда.
Хорошо что было тепло. Шёл я долго не встретив на своем пути ни одного человека.
Усталый, голодный уже под вечер я перелез через проволоку, сел под куст ольхи,
доел остатки хлеба отколол немного сахару съел и крепко заснул.
Сколько проспал я не знаю, но людской шум прервал мой крепкий сон и я проснулся.
Солнце склонилось к закату. Около меня стояли трое военных и два в гражданской
одежде. Гражданские люди объясняли военным что меня обнаружили в лагере рабочих
ленинградцев на оборонных работах.
Меня обыскали, но кроме крохотного кусочка сахара в кармане, ничего не найдя
отправили в Кингисеппскую комендатуру. Там я также всё рассказал что со мной
случилось. Комендант Кингисеппа куда-то позвонил и меня отвезли в воинское подразделение,
где хорошо накормили и уложили в палатке спать. Я крепко, крепко уснул и проснулся
на другой день когда светило ярко солнце. Хорошо покушав я был окружён солдатами.
Они расспрашивали меня обо всём и я им всё рассказал. Я просил чтобы мне помогли
попасть домой. Но оказалось это уже невозможно. Там уже были немцы. Им приказано
отправить меня в тыл. Я просился оставить меня в части, но получил категорический
отказ.
Так я вновь оказался один на шоссе ведущем к Ленинграду, к городу, путь к которому
мне был отрезан моей подпиской. Я остановил грузовую машину и попросил подвезти.
Водитель с удовольствием согласился. Во время пути я рассказал ему всё, а он
сообщил мне что едет в Волосово за продуктами и хлебом и попросил меня помочь
погрузить машину, я согласился, а он пообещал дать мне хлеба и консервов.
Я исполнил своё обещание, а он своё. Я попросил меня подвести до станции Молосковицы
на что он согласился и я оказался в Молосковицах опять. Здесь я уже знал куда
идти. Он дал мне банку консервов и буханку хлеба и мы расстались. И опять вопрос.
Что делать теперь. Ведь я без вести пропавший. У меня нет фамилии, имени, отчества.
Всё это осталось там дома в свидетельстве о рождении. Меня начало это пугать.
Случись что-нибудь и мой труп будет зарыт без какого-либо определения. Я со
всей определённостью решил во что бы то ни стало добраться домой живым, чтобы
увидев меня мать и отец были спокойны и тронулся в путь по которой шёл сюда
в ночь на 14 июля 1941 года. Дошёл до д. Яблоницы. Зашёл в один из домов. Хозяйка
меня накормила. Я рассказал о своём положении ей всё. Она сказала мне что в
Б. Сабске идут тяжёлые бои. Поблагодарив её за гостеприимство я тронулся снова
в путь. Выйдя за село меня догнала грузовая машина, она шла в сторону Б. Сабска.
Я проголосовал и просил подбросить до Б. Сабска. Они сказали что туда уже не
попадёшь, там фронт. Тогда куда угодно лишь бы в ту сторону. Они согласились
и я залез в кузов автомашины. Переехав мост через реку Вруда в д. Извозе, машина
резко повернула влево, мне нужно было прямо, но я не остановил машину и она
следовала своим маршрутом. Через некоторое время машина остановилась в лесу,
высадила меня, сообщив мне что дальше им меня везти нельзя. Я слез с машины
и она по просёлочной дороге скрылась в лесу. И снова один.
Я направился по дороге дальше. Когда вышел из леса, то увидел что вдали стоит
какое-то селение. Я пошёл туда. Войдя в село я не встретил ни одного жителя.
Деревня оказалась Ганьково. В это время немецкие самолёты совершили на неё налет.
Я оказался в этом аду и когда всё утихло, я не верил что жив. Деревня горела.
Я сел на изгородь и горько, горько заплакал. За какие грехи мне приходится всё
это переносить. Передо мной всплыли образы матери и отца. Ведь мне было только
15 лет. Размышляя над этим я увидел идущего ко мне военного который поинтересовался
Кто я? и откуда. В своём отчаянии я видимо много ему наговорил лишнего и очень
просил взять меня в часть на любую службу. Мне так надоели скитания. Военный
объяснил мне что их группа идёт в разведку, не пойду ли с ним я. Я охотно согласился.
За селом стояла машина куда мы и пришли. В кузове машины сидело несколько челочек
военных. Я тоже забрался в кузов и машина тронулась в обратный путь. Она свернула
в лес где несколько часов назад меня высадили.centralsector.narod.ru
Во время поездки красноармейцы знакомили меня с оружием и как обращаться с ним.
Машина подошла к военному складу, где были получены продукты в том числе и на
меня. Машина тронулась в обратный путь, доставила нас в село и высадила всех.
Солнце клонилось к закату. Некоторое время наша группа двигалась по лесу и в
лесу я видел много окопов и в них солдат. Когда наша группа вышла на опушку
леса перед нами раскрылась река Луга, которая в то время показалась мне очень
широкой. У нашего берега стоял приготовленный для переправы нашей группы паром.
Противоположный берег был уже в руках у врага.
Когда мы подошли к парому, там ожидали нас трое военных, которым было поручено
переправить нашу группу на противоположный берег. Разместившись на пароме наша
группа 12 человек, включая и меня, тронулась в путь. Прошло немного времени
и мы уже на том берегу. Паром отчалил и поплыл обратно. Находившие[ся] на пароме
военные пожелали нам счастливого возвращения.
Командиром нашей группы /фамилию я конечно не знаю/ был старший лейтенант. Он
разъяснил поставленную командованием задачу нашей группы и мы осторожно войдя
в лес, пошли вдоль дороги ведущей в деревню Хилок. Как только наша группа вошла
в лес, со стороны нашего берега раздались артиллерийские выстрелы и снаряды
начали рваться на дороге. Наша группа залегла. Обстрел был коротким и прекратился.
Как выяснилось потом что наблюдатели артиллерийского полка приняли нашу группу
за немецких разведчиков и сообщили координаты, но их вовремя предупредили. К
счастью в нашей группе никто не пострадал. Так я принял своё первое боевое крещение.
Было уже темно. Погода была неважная. Облака закрыли небо, способствуя нашему
незаметному продвижению к деревне Хилок. Не дойдя метров триста до деревни наша
группа залегла. Я был в гражданской одежде. Командир группы подозвал меня и
сказал. Вот сынок и настал твой черёд. Тебе нужно пробраться в деревню Хилок
и узнать всю обстановку. Я был очень рад. Я понимал что мне 15 летнему мальчишке
выполнить легче чем красноармейцу. На всякий случаи была придумана версия. Был
мобилизован на оборонные работы, возвращаюсь домой.
После получения задания я тронулся по дороге в деревню а группа разведчиков
залегла в засаде в лесу у дороги, куда я должен был вернуться. Когда я вошел
в деревню стояла мёртвая тишина. Пройдя её туда до конца я постучался в один
из домов, в другой, в третий никто не ответил и лишь в четвёртом в окне появилась
бородатая голова. Старик тихо открыл окно и спросил чего нужно мне. Я спросил
как мне пройти на село Осьмино, он мне всё подробно объяснил. Я так же спросил
были ли здесь немцы. Он мне рассказал что их в деревне не было, но жители все
покинули деревню и попрятались в лесу в овраге. Чтобы не вызвать к себе подозрения
я тронулся в сторону Осьмино, поблагодарив старика за разъяснения. Обогнув село
я возвратился в свой отряд, всё подробно рассказал. Мы снялись и тронулись в
путь. Через некоторое время мы напали на лагерь мирных жителей д. Хилок. Они
были рады встрече с нами. Они рассказывали нам обо всём. Хотя многие спали в
землянках, и не видели нашего прихода. Здесь мы узнали что в деревню приходили
немецкие солдаты, ловили кур и удалились в сторону села Осьмино. Горячо поблагодарив
жителей, угостив стариков махоркой мы тронулись дальше в сторону Осьмино.
Перед утром наша группа углубилась в лес и было решено немного отдохнуть. Назначив
из 3 человек дозор, командир приказал всем спать. Проснулся я уже светило солнце.
Разведчики обсуждали с командиром дальнейшие действия нашей группы.
Хорошо подкрепившись мясными консервами наша группа двинулась дальше. Днём идти
вблизи дороги было опасно и мы углубились в лес соблюдая осторожность. Чем дальше
углублялись мы в сторону Осьмино, тем больше убеждались в насыщенности немецких
войск. По дорогам сновали взад и вперёд гружёные автомашины, слышался шум танковых
моторов. Было решено установить за дорогой наблюдение. Особых данных получить
не удалось, но чувствовалось что немцы тщательно к чему-то готовятся. Под вечер
движение стало замирать и к ночи совсем прекратилось. В течение дня мы слышали
в стороне б. Сабска артиллерийскую, пулемётную и винтовочную стрельбу. Там вели
бои курсанты ЛПУ им. С.М. Кирова. На нашем участке было пока спокойно. Было
решено пройти вдоль р. Луга в сторону Б. Сабска и мы тронулись в путь. Через
некоторое время мы набрели на лагерь мирных жителей. Жители рассказали нам что
в с. Осьмино прибывают всё новые и новые части немцев. Там сосредоточено много
военной техники. Они также рассказали нам как в с. Осьмино немцы ворвались когда
там не [было ни] одного военного. Мужественно их встретили бойцы истребительного
отряда под руководством секретаря Осьминского РК ВКП/б/ Иваном Григорьевичем
Колабановым, который погиб в этом сражении. Они также сказали нам что по дорогам
шатаются небольшие группы немцев, видимо мародёры-разведчики. Поблагодарив за
всё мы тронулись в путь. Была ночь и жители оставляли нас переждать её у них,
но для разведчика ночью самая работа. Мы приблизились к дороге и пошли вдоль
её лесом соблюдая большую осторожность. Устроили у дороги засаду, но безуспешно.
Кругом стояла мёртвая тишина. Так подходила к концу вторая ночь путь пройден
немалый но особоважного мы принести не могли нашему командованию. Единственно
что могли сказать что вблизи наших позиций немецких частей не было. Когда рассвело
и командир по карте определил приблизительное место нахождения обнаружил что
где-то поблизости проходит просёлочная дорога и отряд двинулся в ту сторону.
День был прекрасный ярко светило солнце. Через некоторое время мы оказались
на опушке леса и перед нами предстала поляна пересекаемая просёлочной дорогой.
Разведчики застыли на месте, где-то еле слышно послышалась человеческая речь.
Через некоторое время с другой стороны леса по дороге выходили два немецких
солдата. Они весело болтали. За плечами у них были мешки а на шее небрежно болтались
автоматы.
Решение командира созрело мгновенно. Нужно брать их тихо и обязательно живыми.
Все притаились в лесу у дороги. И как только фрицы вошли в лес, перед ними как
из-под земли вырос наш отряд. Фашисты даже не успели моргнуть глазом, сразу
же подняли руки. В мешках оказались побитые куры. Забив в рот кляпы, наша группа
устремилась в лес. Мы понимали, медлить было нельзя. Каждую минуту могут догадаться
о пропаже. Окрылённые таким успехом, настроение разведчиков было прекрасным.
Время было уже за полдень и наша группа форсированным маршем двинулась к р.
Луга.
Когда перед нами предстала р. Луга, то было обнаружено, что мы вышли намного
правее от того места где нас переправляли когда мы уходили два дня назад. Идти
вдоль берега обратно было опасно да с двумя немцами, которые шли потупившись
под таким большим конвоем. Командир отряда, расположив нас всех в зарослях камыша,
а сам с двумя нашими товарищами ушёл в поиск брода. Через некоторое время они
вернулись и повели нас к месту переправы. Ими был обнаружен в тростнике рыбак
с челноком, ловивший удочкой рыбу. Челнок был настолько ветхим, что мог взять
не более двух человек. Но было решено переправляться, чтобы это не стоило.
Таким образом мы были переправлены через реку, хотя было на это затрачено много
времени.centralsector.narod.ru
Переправившись на занимаемый нашим подразделением берег, нас ожидал еще более
опасный сюрприз. Пройдя несколько метров пути мы обнаружили противопехотную
мину. Только случайность отвела от нас беду. В нашей группе был один сапёр,
который и обнаружил её. Мы оказались на нашем минном поле. Вдобавок к этому
еще нас обнаружили и наблюдатели, которые опять нас приняли за немецкую разведку.
И лишь пленные на этот раз выручили нас, они их увидели в нашей колонне. После
некоторого время к нам навстречу был выслан проводник, который провёл нас по
минному полю. Оказывается мы вышли в расположение 173 сп занимавшему оборону
на левом фланге дивизии. Воины полка находящиеся в окопах с восхищением смотрели
на нашу добычу и поздравляли с успехом. Я был горд тем что среди наших разведчиков
был и я участником этой операции.
В разведбатальон мы вернулись поздно вечером. Сдали пленных в штаб, прибыли
в расположение роты. Товарищи разведчиков с нетерпением ждали возвращения их
с задания. По прибытии в роту командир нашего отряда ст. лейтенант /к великому
сожалению ни одной фамилии, кроме нескольких имён я в этой группе узнать не
успел/ познакомил их со мной. Конечно он много преувеличил мой вклад в этом
двухсуточном рейде, но слава о пацане которого взяли в проводники разведчики
быстро разлетелась по подразделениям. Языки дали ценные сведения и вся группа
получила благодарность от командования.
Дошла обо мне и весть во вновь создаваемую группу дивизионной разведки. Утром
подошёл ко мне старший лейтенант, который был очень взволнован. Оказывается
он получил от командования приличный нагоняй за то что не проводил там в тылу
у немцев меня домой, находясь недалеко от моей родины. Но моя деревня от этого
места была в 40 километрах. Он сказал мне, что сейчас решается вопрос что со
мной делать и как поступить. Я снова оказался в тяжёлом положении. Что будет
теперь со мной. Неужели опять идти в сторону Ленинграда. Мне уже точно сказали
что не оставят меня в их части. Все с кем я был двое суток в разведке жалели
меня. Они говорили всем что я водил их как заправский проводник. Я хотел им
признаться что сам в этих местах впервые, но сдержался. Мы сидели со ст. лейтенантом
друг против друга и каждым думал о своём. Я попросил старшего лейтенанта записать
мой домашний адрес и возможно он останется жив чтобы сообщил обо мне, что я
в это время был у них. Он охотно согласился. "Языки" показали, что
немецкие войска тщательно готовятся к новому наступлению на Ленинград.
Командование дивизии срочно из добровольцев во 69 ОБС связистов создавала особую
развед группу для посылки в тыл врага. До этой группы дошли слухи и обо мне.
Я сидя на пеньке в лесу не думал что где-то в штабе решается моя судьба. Я потерял
счёт дням и даже не знал какое теперь число и день. Оказалось что уже 31 июля
1941 года, а 23 июля я уходил в разведку с первой разведгруппой из 44 ОРБ. Прошло
18 дней как я покинул свою родную деревню, а мне показалось что прошла целая
вечность. Моё раздумье было прервано окриком командира с которым я ходил в разведку.
Оказывается нас вызывали в штаб дивизии, куда мы и направились.
Через некоторое время мы с командиром разведки оказались в штабной землянке,
где было много командиров. Сидевший за столом полковник, по-видимому командир
дивизии, объяснил мне зачем нас пригласили. Здесь видимо уже был разговор обо
мне.
Старший командир сообщил мне что отправляющаяся в разведку группа просит чтобы
я сопровождал её. Он предупредил меня что это опасное и ответственное дело,
но добровольное. Я дал согласие. Командир тут же предупредил организатора группы
разведчиков чтобы я ни в коем случае не должен попасть в руки врагу даже мёртвым.
Который пообещал выполнить этот наказ. Но командир с которым я пришёл к комдиву
просил его после возвращения из разведки вернуть меня в разведбатальон. Он пообещал.
Группа разведчиков-добровольцев располагалась недалеко в землянке куда мы и
вернулись от комдива. Разведчики встретили меня радушно. Они уже всё знали обо
мне, да и я уже чувствовал себя увереннее. Предыдущий рейд в тыл врага многому
меня научил. В моей памяти остался весь пройденный нашей группой маршрут, все
дороги. Состоялась задушевная беседа с разведчиками-связистами. Им я поведал
всё что мне пришлось пережить за то время как я покинул свою деревню.
Разведчики ждали приказа. На следующий день он был получен. На группу, возглавляемую
замполитом И.К. Фёдоровым, была возложена нелёгкая задача. Проникнуть в село
Осьмино, что расположено в 12-15 км от деревни Хилок, там по данным разведки
сосредотачивались большое количество войск и техники противника и используется
ли посадочная площадка для самолётов вблизи этого села. Ну конечно же приложить
максимум усилия и доставить ''языка". Задача конечно была не из лёгких.
Получив сухой паёк продуктов на 9 человек, в их числе и я, боеприпасы группа
отправилась на передовую линию в район переправы реки Луги. Я оставался в гражданской
одежде. Прибыв в назначенное место мы все до наступления темноты наблюдали за
противоположным берегом, расспрашивали у пехотинцев о поведении противника.
Переправляли через реку Лугу нас в другом месте, на много левее чем в прошлый
раз. Переправились удачно, вошли в лес. Используя ночь мы должны были осторожно
постараться ближе подойти к намеченной цели, т.е. к с. Осьмино. Через некоторое
время были посланы вперёд два товарища а мы их ждали в лесу. Когда они вернулись
и сообщили что недалеко проходит шоссейная дорога. По карте определили что это
шоссе Осьмино-Луговское-Хилок. Они также сообщили что видели следы танковых
гусениц на шоссе. Я сказал командиру что в тот раз здесь ничего подобного не
было. Видимо у противника велась подготовка к наступлению.
Начинало светать. Было решено оставить двух разведчиков, которые должны вести
наблюдение, а остальные углубились в лес для того чтобы отдохнуть и немного
перекусить. Как только рассвело дорога ожила. Началось интенсивное движение
автомашин в сторону Хилок. Видимо подвозились боеприпасы. В районе с. Б. Сабск
слышалась артиллерийско-пулемётная стрельба. Там вело тяжёлые бои Ленинградское
пехотное училище им. С.М. Кирова. В той стороне видны были клубы дыма, видимо
горел лес. Наши же наблюдатели у дороги подсчитывали и всё запоминали. Они менялись
каждые два часа. Идти днём было опасно. Во второй половине дня было решено двигаться
в район с. Осьмино. Обходили все просёлочное дороги, чтобы не напороться на
фашистов и лишь поздно вечером мы приблизились к с. Осьмино. Подойти близко
к этому селу нам не удалось, оно было забито войсками и техникой противника.
Осторожно пересекли шоссе и вышли в район местечка Райкова. Там была обнаружена
большая площадка, но она была пустынной. Всю ночь вели наблюдение. С рассветом
на площадку стали прибывать автомашины с солдатами, которые вели какие-то работы.
Было решено возвращаться назад тем же путём. Он был нам знаком. И только мы
тронулись в путь, как послышался шум мотора самолёта и на площадку приземлился
лёгкий самолёт, видимо связной. Всё было ясно. Фашисты готовили посадочную площадку
для самолётов. Мы тронулись в путь. Шли осторожно. Днём было опасно пересекать
шоссе по которому то и дело курсировали автомашины. Мы используя лес и перелески
двигались вдоль шоссе в сторону д. Хилок. Выбрав момент мы благополучно пересекли
шоссе и углубились в лес. Там обнаружили проселочную дорогу вдоль которой было
решено продолжать путь. Пройдя некоторое время мы услышали вдали шум моторов
мотоциклов. Время на раздумье не было. Дорога уходила в лесную балку. Здесь
было и решено устроить засаду.
Шум приближался всё ближе и ближе. Ясно было по этой дороге мчатся мотоциклы.
Вот из-за поворота появился первый, второй, было их всего девять. Вступать в
бой с этой сворой было бесполезно. Все мотоциклы были с коляской, на каждом
из них было три немца и ручной пулемёт. Видимо моторазведка. Шум моторов удалялся
и был уже еле слышен, когда с той стороны послышался вдруг шум одиночного мотоцикла.
Все прижались к земле и стали ждать. На полной скорости из-за поворота вылетел
мотоцикл. Две короткие очереди. Мотоцикл резко повернул и перевернулся. Вся
группа немедля бросилась к нему. Кто схватил планшет офицера, кто автоматы,
кто резал шины мотоцикла. Мне достался в деревянной кобуре "Маузер".
Сколько прошло времени мы не знали. Все мы быстро устремились в лес и бегом
удалялись от этого места. Через некоторое время мы остановились. Стояла мёртвая
тишина. Здесь в лесу мы повстречали полковую разведку, которая направлялась
по перерезанному нами телефонному проводу противника. В это время в той стороне,
где были убиты мотоциклист и офицер поднялась автоматная стрельба. Видимо немцы
обнаружили свою потерю, прочёсывали лес. Но мы уже были далеко. Мы предупредили
разведчиков что туда идти опасно. Уже начинало было продолжать путь как вновь
неожиданная встреча. Оказалось это разведка партизанского отряда действовавшего
в этом районе. Они дали ценные сведения о расположении немецко-фашистских войск
в этом районе. Поблагодарив партизан за помощь мы тронулись в путь. Не прошло
и полчаса как мы услышали в кустах возню. Это партизаны Осьминского отряда вели
нам немца, который сопротивлялся. Нам повезло. "Язык" есть. Полковые
разведчики показали нам кратчайший путь к переправе. Истекали вторые сутки как
мы отправились в тыл врага. Уже темнело, когда мы прибыли к переправе. Здесь
было спокойно и нас уже ожидали. Но в батальоне уже начали беспокоиться за нас.
В батальон вернулись поздно вечером. Командир и двое разведчиков сопровождавших
немца отправились на КП дивизии. Нас окружили товарищи связисты. Было задано
много вопросов. Я стоял среди них как равный. У меня за поясом брюк были две
гранаты а сбоку висел в деревянной кобуре "Маузер", который я потом
отдал командиру группы. Поужинав, мы расположились в землянке на отдых.
Утром после завтрака в землянку пришёл старшина и сообщил всем что Колю Пантелеева
решено оставить в 69 Отдельном батальоне связи, как добровольно вступившего
в ряды РККА. Я был старшиной острижен наголо в присутствии всей группы разведчиков.
Так как мой рост был 1 метр 70 см то в подборе обмундирования проблем не было,
но шинель выдали очень длинную до самых пят. Мне была выписана красноармейская
книжка, выдан карабин и два подсумка с патронами. Так я стал солдатом Советской
Армии.
Наступивший август месяц принёс активные действия фашистов. Курсанты ЛПУ им.
Кирова по много раз отбивали атаки фашистов, но они не унимались, хотя и несли
большие потери.
Находящийся на правом фланге дивизии 286 стрелковый полк вёл жестокие бои вместе
с курсантами училища. Через несколько дней было решено вновь послать нашу группу
в тыл врага. Группа начала подготовку. Было решено одеть меня вновь в гражданскую
одежду, но оказалось что её старшина уже сжёг. По этой причине я был исключён
из состава группы. Правда и группе сделав две попытки переправиться через реку
Лугу, пришлось вернуться в батальон в полном составе. Потерь не было.
Я потерял счёт дням, но 8 августа 1941 года я запомнил навсегда. В этот день
на КП дивизии, где располагался и батальон связи обрушился шквал артиллерийского
огня. На моих глазах был ранен один из товарищей нашей группы. Он лишился ноги.
Когда немного стих артобстрел, была дана команда сниматься. КП дивизии и наш
батальон перебазировались в район с. Извоз в лес. Стали рыть щели и укрытия.
Но и здесь на нас обрушился шквал огня. На моих глазах сидящего рядом под деревом
шофёра кухни батальона убило осколком снаряда. Это был первый убитый на моих
глазах советский солдат. Здесь было много раненых, которым оказывалась помощь.
Но в районе Большого Сабска-Редкино чувствовалось шло жаркое сражение. Дивизия
потеряла связь с полками. Немецкие танки вышли на шоссе и рвались к Извозу,
КП дивизии грозили неприятности окружения и КП покидает лес у с. Извоза и движется
в направлении ст. Молосковицы. У с. Красный Луч расположилось КП дивизии и батальон
связи. Только успели отрыть щели, как получили сообщение. Немецкие танки в с.
Извоз. Полки дивизии на берегу р. Луги, а немецкие танки преследуют КП дивизии.
Оказывается немцы нащупав слабое место в стыке 286 СП и ЛПУ им Кирова прорвали
оборону и отсекали от дивизии курсантов. Наступали сумерки. Была дана команда
сняться. Всё пришло в движение. Танки врага наступали на пятки КП дивизии. 19
и 173 стрелковые полки прочно держали оборону на реке Луга и не знали что они
уже в тылу врага. Был послан офицер Илюшин с приказом в полки об отходе.
Солнце клонилось к закату. И вдруг отчётливо вдалеке послышался шум танковых
моторов. Раздалась команда по машинам. Но пока я выбирался из траншеи, запутавшись
в шинели, последняя машина уже рванула с места. На подножке автомашин[ы] стоял
комиссар батальона Масличь М.И., которые крикнул мне чтобы я немедленно перебегал
шоссейную дорогу. Когда я выбежал на дорогу, машина уже далеко мчалась по шоссе
а ей вдогонку мчались немецкие снаряды.
На минуту я упал в кювет и быстро пополз в лес. Надо мной падали скошенные пулями
ветки деревьев. Сколько я полз не помню. Раздался недалеко сильный взрыв и я
больше ничего не помню. Очнулся когда было светло. Наступило утро. Я был весь
мокрый. Оказывается всю ночь шёл дождь. Находился я недалеко от шоссе, по которому
туда и сюда двигались автомашины. Это были немцы. Лишь только по случайности
я не попал к ним в лапы. Недалеко от меня закачались ветки кустарника и я услышал
русскую речь. Это был красноармеец раненый в руку. Он потерял много крови. Я
достал свой бинт и помог сменить его окровавленный. Он рассказал мне что немцы
подтягивают силы к с. Яблоницы. Здесь я окончательно понял что могло случиться
если бы не этот раненый. В моём детском воображении созрела мысль что за ночь
наши прогнали немцев и возвращаются на исходные позиции. Оказывается фашисты
найдя брешь в нашей обороне ринулись за тылами наших войск в направлении ст.
Молосковицы, где наших войск почти не было. Полки дивизии и курсанты ЛПУ им
Кирова по лесам выходили из окружения.
Я и раненый красноармеец двинулись в глубь леса. Идти раненому красноармейцу
было трудно и мы часто останавливались. Мне было тяжело идти в длинной шинели
и карабин для меня стал очень тяжёлым. Где-то за полдень мы набрели на лагерь
жителей одной из ближайших деревень, скрывавшихся от немцев. Они накормили нас.
Мальчишки с завистью смотрели на меня их сверстника в военной форме с карабином.centralsector.narod.ru
Поблагодарив всех за гостеприимство мы тронулись в путь. Через некоторое время
мы в лесу встретили двух женщин, которые сообщили нам что недавно они видели
большую колонну наших войск шедшая по лесу в направлении к Ленинграду. Мы немедленно
тронулись в путь чтобы догнать эту колонну. Пересекая железную дорогу мы увидели
движущуюся в сторону Ленинграда железнодорожную дрезину. Она была забита ранеными.
Мы остановили её. Я попросил взять раненого красноармейца. Видя что она перегружена
я о себе уже не думал, я был здоровым мальчишкой. Как только раненый красноармеец
примостился на дрезине у него появились слёзы. Он сквозь слёзы благодарил меня
за спасение его. Как только дрезина тронулась я немедленно тронулся в путь в
указанном женщинами направлении. Шёл я быстро, а где и бежал. Не помню сколько
я шёл и бежал по обнаруженной мною натоптанной людьми тропинке в сторону Ленинграда.
Прошло некоторое время и я обнаружил хвост колонны идущих нескольких красноармейцев.
Когда я поравнялся с ними они спросили меня откуда и кто я. Я сказал что из
90 СД из батальона связи. Я всё им рассказал. Они мне поведали о том что они
из 173 стрелкового полка 90 стрелковой дивизии вот уже третьи сутки пробираются
по лесу с берега Луги выходя из окружения. Основная колонна полка впереди, а
они как бы задний дозор. Вид был у них изнурённый. Продовольствия у них никакого
не было. Я всё понимал, потому что и я был уставшим. Мне они сказали чтобы я
догонял основную колонну. Через полчаса я настиг её. Присоединился к идущим
красноармейцам. Они расспрашивали меня, я им всё подробно рассказал о себе.
И когда стемнело, была дана команда на привал. Я расположился под елью и, видимо
усталость взяла своё, крепко, крепко уснул. Очнулся уже брезжил рассвет. Вокруг
ни одной души. Когда ушли солдаты и куда я не знал. Было до слёз обидно, что
не разбудили меня. Я стал определять направление куда двинулась колонна, как
где-то недалеко послышались голоса идущих красноармейцев по нашим следам. Их
было восемь человек. Оказывается они на одном из полустанков грузили на дрезину
раненых, по-видимому ту которую я встретил. Они догоняли свой 173 стрелковый
полк. Старшим этой группы был старший сержант. Через некоторое время мы вышли
в одно село, название сейчас забыл, где были задержаны заградотрядом. Старший
сержант объяснил полковнику и нас всех направили в занимавший недалеко оборону
173 стрелковый полк, в том числе и меня.
[Из интервью, 2006г. :
Сказали, привал. Привал и привал. Я под ёлку, и уснул. Проснулся, ни одного
солдата нет. Куда идти? И вот пошёл, и меня догнало 12... 13 или 15 человек,
они раненых грузили, оказывается, вот на эту дрезину, и их оставили. А впереди
[не с этой группой,а далеко впереди - А.Т.] шёл без пилотки, под мышкой какой-то
... свёрточек, смотрю, его забрали, и нас забрали. И потом на... на крае такого
обрыва, и расстреляли, потому что он пулемёт бросил. А нас вот, как заградотряд
всех забрал и в 90-ю дивизию прислал, меня в пехоту.
<...>
А. Тихонов: Вот этот заградотряд, который вас задержал, они в какой были
форме, это были пограничники...
Ну, это были... НКВД. Но это [было] при мне, это всё... Даже я плакал, честно
Вам скажу, потому что сзади нас стояло 4 пулемёта, а нас стояло человек 20,
думаю, сейчас одна очередь, и нас... И слышу, один там пулемётчик машет: отвернись,
только вот этого будут... [неразб.] там он зачитал приказ, что, значит, бросил
пулемёт ручной... У него... без пилотки...
А как они узнали, что он бросил пулемёт?
Ну, не знаю... наверное... как-то узнали... Тогда узнавать очень просто было...
Написали, и... Но я видел, у него полбуханки хлеба было, без пилотки был...
Его заставили раздеться, в карьере в этом. Он просил - отправьте на передовую...]
Мы прибыли в одну из стрелковых рот 173 СП и заняли оборону в кем-то уже вырытых
окопах. Здесь нас хорошо покормили ужином. Прижав к себе карабин, из которого
я еще ни разу не выстрелил, крепко уснул и проспал всю ночь с рядом расположившимися
красноармейцами. Оказывается за прошедшую ночь ничего особенного не произошло.
Утром проходя мимо меня в сопровождении того старшего сержанта с которым я пришёл
сюда, старший лейтенант удивлённо спросил у него обо мне. [Из
интервью: Я сижу, на бруствере карабин, идёт капитан:
"А это что за детский сад, ё...".] Тот объяснил что это пополнение
прибывшее вчера с ним. Я рассказал всё подробно им и просил меня никуда не отправлять.
Они предупредили меня, что здесь очень опасно для жизни и я ответил что я прекрасно
понимаю. Так я стал стрелком 173 СП. После обеда мне сообщили что я назначаюсь
помощником ротного санинструктора. Мне была вручена санитарная сумка полностью
укомплектованная медикаментами.
Стояла тёплая солнечная погода. Перед участком нашей обороны находилось какое-то
село. Побывавшие там разведчики сообщили, что ни жителей ни немцев в селе не
обнаружено. Находящиеся в окопах бойцы внимательно всматривались в даль, где
колыхались колосья неубранного, переспелого ржаного поля. Через некоторое время
справа поднялась сильная стрельба. Это наши соседи громили пытавшихся прорваться
к селу немцев. Потом эта стрельба прекратилась. По-видимому это был передовой
отряд фашистов напоровшийся на наши позиции. Мало кто ушёл из них живыми.
Стояла мёртвая тишина как будто ничего не случилось и не было волны. И вдруг
по окопам пронёсся слух, что нас обходят танки противника. Только сейчас, когда
пишутся эти строки я понял что такое паника. Все бросились бежать в лес. Немцы
почуяв это били по лесу разрывными пулями. Лес озарился таким треском, который
долго стоял в ушах попавших в этот лес. Сколько прошло времени нашего бегства
не знаю, но стрельба удалялась от нас и мы остановились. Нам было приказано
занять оборону вдоль дороги. Мы начали рыть ячейки. Земля была песчаная и дело
шло спорко. Я с санинструктором отрыли окопчик и расположились в нём. Я положил
карабин на бруствер, потому что справа и слева нас располагались ячейки красноармейцев.
В это время мимо нас проходили командир батальона и командир нашей роты. Остановившись
около меня, командир роты рассказал обо мне. Комбат приказал немедленно отправить
меня в штаб полка. Командир роты приказал сдать мне сумку санинструктору и следовать
в сопровождении их связного в штаб полка.
По прибытии в штаб полка, где уже некоторые были в курсе обо мне, меня хорошо
накормили. Я вновь, в который раз рассказываю о своих похождениях. Мне сказали
чтобы я отдыхал, а дальше будет видно как поступить со мной.
На другой день утром меня отправили с двумя командирами на поиск тылов полка,
где я должен был остаться.
Помню что мы ехали через Гатчину в сторону г. Луги, и когда наша машина свернула
в сторону Волосова в небе появилась большая группа немецких бомбардировщиков,
они шли в сторону Ленинграда. Мы остановили машину и укрылись в большом ДОТе
на перекрёстке дорог. Фашистские стервятники развернулись и стали бомбить г.
Гатчину, куда только что подошла из Ленинграда электричка. В течение часа фашисты
безнаказанно бомбили город. Когда самолёты удалились мы снова тронулись в путь.
[Из интервью:
Расскажите, вот этот дот, в нём уже был гарнизон, пушка?
Никого не было, пусто было, пусто. Вот почему мы зашли туда, хорошо оборудован.
А тут я еду домой как-то - в деревню я там езжу - Сланцевский район... Еду,
думаю, дай-ка зайду. Ну и написано, памятник... Там один дот, прямо на повороте,
с этого... За Колпаны, по-моему, выедешь и поворот на Волосово. Там ещё сейчас
комбинат, кормокомбинат, там же и ГАИ было ещё, на этой, на бетонке.
И вот там, где был дот, там ещё хоть какая-нибудь была оборона, хоть какие-нибудь
войска, хоть кто-нибудь?
Никакой... Я прошёл от Луги и до Ленинграда - ни одного солдата не встретил,
кроме своих, которые бежали.]
Тылы полка оказались оторванными от своих подразделений при выходе полка из
окружения с берегов реки Луги. Теперь с ними установлена связь. Начальнику тыла
полка было сообщено расположение всех подразделений полка и я передан в его
распоряжение. Я был определён в штат одной из походных кухонь на повозку с продуктами.
Мне сразу же нашлось дело. Здесь был забит большой бык и варилось много мяса,
которое нужно было ночью резать на порции. Здесь я только узнал что завтра 22
августа исполняется два месяца как началася война. Прошёл уже месяц как я красноармеец
для меня он был вечностью. Сколько пройдено, а сколько пережито. Я всю ночь
с поварами и рабочими по кухне резал мясо.centralsector.narod.ru
Наступило утро. Все кухни с приготовленными в них завтраком двинулись каждая
в своё подразделение. Был избран к ним самый короткий путь. Когда повозки выехали
на шоссейную дорогу, все зорко наблюдали за воздухом, правда погода стояла не
лётная.
Я сидел на повозке и ни о чём не думал. Встретили меня здесь хорошо. Ведь и
здесь мне вновь пришлось рассказать всё о себе. В кармане гимнастёрки у меня
лежала красноармейская книжка, которую никто у меня за это время не спросил,
да и я о ней почти забыл. Мимо нас проезжали туда и обратно грузовики. Из одной
из машин, объезжавших нашу повозку, вдруг раздался возглас: - Да это же наш
пацан! Наш Коля! Машина резко затормозила. Из нее вышел капитан. Это был начальник
штаба 69 ОБС капитан Романов и направился к повозке. С кузова повыскакивало
несколько бойцов и подбежали к повозке. Многих я узнал среди них были двое с
кем я ходил в разведку. Оказывается почтальон батальона Горбенко А.А. узнал
меня и крикнул. Первым вопросом ко мне был задан капитаном - Цела ли у меня
красноармейская книжка. Здесь-то я о ней и вспомнил. Я достал её и показал капитану,
который объяснил подошедшему к нему командиру из тылов 173 СП. Так я вновь возвратился
после долгих скитаний в свой батальон и больше до ранения уже его не покидал.
Я был определён на кухню батальона рабочим. Я рассказал своим товарищам о своих
странствиях, которые считали меня пропавшим без вести или погибшим. Это было
где-то в районе посёлка Рождествено. Здесь мы узнали печальную весть, что перерезаны
железная и шоссейная дороги Луга-Ленинград и войска оборонявшие город Лугу оказались
во вражеском кольце. 24 августа они оставили город Лугу и с боями лесами и болотами
прорывались к Ленинграду. А фашистские войска теснили полки нашей дивизии к
Красногвардейскому укрепрайону, к Гатчино.
Впоследствии мы оказались в большом посёлке и станции Сиверская, где местные
жители уходившие в леса предлагали нам живых гусей и всё что находилось в магазинах.
Но наша машина была битком набита различными продуктами и класть всё это было
некуда.
Полки дивизии с боями отходили в направлении Вырица, Сусанино. В этих населённых
пунктах наша кухня готовила пищу 69 ОБС и возили в район Куровиц. Здесь дивизии
был дан приказ идти на соединение с 41 стрелковым корпусом, который остался
в окружении защищая город Лугу. Дивизия здесь имела успех и даже были освобождены
некоторые населённые пункты и захвачены трофеи. Но силы были неравными и дивизия
выполнить поставленную задачу не смогла. Она вела тяжёлые бои в районе Сусанино-Красницы.
Дивизия в это время не знала что фашистские танки уже в Шлиссельбурге и Красном
Селе. Она в срочном порядке, чтобы не оказаться в новом кольце окружения, отходит
в направлении на город Павловск. Помню 15 сентября 1941 года мы на машине, к
которой была прицеплена батальонная кухня, сквозь огонь пожарищ пробрались в
район Покровского чтобы накормить связистов горячей пищей. Пулковские высоты
пылали в огне пожарищ, там в районе Красного села и Урицка шли жестокие бои.
С большим трудом под обстрелом противника мы вернулись в Пушкинский парк, где
расположились для приготовления обеда, но уже доставить машиной обед не смогли.
Все дороги находились под обстрелом. 16 сентября вечером под сильным обстрелом
мы смогли выбраться из Екатерининского парка через Московское шоссе в Ленинград.
Отсюда было сделано много попыток доставить в батальон пищу но безуспешно. Все
тылы батальона, вещевой и продовольственный склады разместились на машинах и
находились на Тележной улице в городе Ленинграде. Лишь 18 сентября 1941 года
нами был разыскан свой батальон, он находился в районе Шушар, а полки дивизии
занимали оборону в районе г. Пушкин. Сам г. Пушкин был уже в руках фашистов.
Здесь нам поведали страшную картину выхода дивизии из вражеского кольца в районе
г. Павловска. Это было страшное зрелище и кромешный ад.
1 октября 1941 года я был отозван с кухни в батальон, где я числился в отделении
поста ВНОС и я приступил к исполнению обязанностей по указанной в красноармейской
книжке ВУС.centralsector.narod.ru
<...>
[Подпись] Н.А. Пантелеев.
Предыдущий текст Следующий текст