266-й ОПАБ
Музей обороны Ленинграда, опись 1л, дело 71
Г.К. Молчанов
Мои воспоминания
22.06.41 – 22.07.46
<...> Работал я в Райтрансторгпите 2 Октябрьской железной
дороги, в должности заместителя главного бухгалтера. <...> Я подал заявление
в Куйбышевский райком ВКП(б) с просьбой зачислить меня в ряды Армии Народного
ополчения города Ленинграда. И вот 6 июля я был уже в строю, в качестве бойца
266-го отдельного артиллерийско-пулеметного батальона 4-й дивизии Армии Народного
ополчения.
Комплектовали артпулеметные батальоны в здании института им. Герцена на набережной
р.Мойки.
Командиром роты у нас был младший лейтенант Попов. Разместили нас в школе
на улице С.Перовской. Военные занятия с ополченцами проводили в Летнем саду
у Инженерного замка. Нас учили как метать гранаты, ползать по пластунски,
приемам штыкового боя и другим приемам.centralsector.narod.ru
8 июля наш батальон показали командованию на ст. им. Ленина, а 20 июля утром
нас отправили на фронт. Шли пешком по Ленинграду, по Московскому проспекту,
а затем по шоссе по направлению к городу Пушкину. Не доходя до Пушкина свернули
на г. Колпино. В поле около Колпино батальон расположился и начали копать
окопы, строить блиндажи. Окопы копали день и ночь. Немецкая авиация уже начала
производить налеты на Пушкин, т.к. около города находился наш военный аэродром.
Здесь, под Колпино, мы впервые увидели немецкие самолеты.
За хорошую работу по рытью окопов меня с одним товарищем командировали в Ленинград
за канцелярскими принадлежностями для штаба батальона. Я был сутки в Ленинграде,
где часто объявлялись по радио воздушные тревоги. Немецкие самолеты уже долетали
до Ленинграда. Эта поездка из Колпина в Ленинград была последняя. Через три
дня, в конце июля, мы приняли военную присягу, а через два дня нас погрузили
в товарные вагоны на ст. Колпино для следования на фронт. Нам выдали винтовки
старые, ржавые, зачастую неисправные, вооружили противотанковыми пушками 45
мм.
Все это мы погрузили на платформы – пушки, кухни и автомашины, и в ночь двинулись
в путь. Проезжали по окружной железной дороге, по Московской линии на Балтийскую
и далее по направлению к гор. Таллину. Ехали всю ночь и утром были в г. Нарве.
Проехав г. Нарву на станции Йыхви мы увидели ужасное зрелище. За три часа
до нашего приезда на этой станции немцы бомбили стоявший воинский эшелон.
Эшелон двигался на фронт с орудиями. Немцы разбомбили всю станцию и вагоны
эшелона. Было много убитых. Здесь мы увидели начало войны. Постояв немного,
двинулись дальше. Доехав до станции Йыхва, находившейся в лесу, мы разгрузились
и разместились в лесу. Это была Эстонская республика. Эстонцы – женщины не
очень охотно с нами разговаривали. В лесу мы стояли не долго. До нас стали
доноситься орудийные выстрелы. Ночью мы выехали на автомашинах на передовую
линию фронта. К автомашинам были прицеплены наши 45 мм пушки. Долго ночью
ездили, выбирая место обороны, затем установили орудия, вырыли окопы для укрытия
расчетов. По дороге, недалеко от которой мы заняли оборону, везли раненых.
Последние нам рассказывали, что немцы двигаются быстро на танках, автомашинах,
мотоциклах и хорошо вооружены. Немцы ставили своей задачей отступающие части
8-й армии прижать к Финскому заливу и уничтожить их. С занятой стороны нас
передвигали на новые позиции, отодвигая назад, по направлению к гор. Нарва.
Затем на автомашинах с орудиями мы проехали г. Нарву и приблизились к г. Кингисеппу.
Здесь, не доезжая города, в лесу, нам было приказано замаскировать пушки и
оставить их. Всех бойцов роты посадили на автомашины и повезли на восточную
сторону Кингисеппа, где мы заняли оборону в редком насаждении леса. Утром
ходили в разведку, но немцев нигде не обнаружили.
В два часа дня 16 августа 1941 года мы увидели на противоположной стороне
овражка немецкие автомашины, из которых стали вылезать немецкие солдаты, устанавливать
пулеметы, минометы и рассыпаться в цепь. Нам было приказано открыть огонь
из винтовок. Это был первый наш бой, который запомнился навсегда.
Было какое-то странное ощущение, никогда не испытываемое до сих пор. В тебя
стреляют, ты стреляешь, свищут пули, летят осколки, через голову летят снаряды,
свистят и рвутся. Кругом оглушительный треск от винтовочных выстрелов.
На небольшом курганчике овражка был у меня вырыт ровик на двоих бойцов. В
нем стояли я и товарищ – молодой человек, комсомолец, ленинградец. У него
на голове была одета солдатская каска, он нашел ее когда ходили по лесу в
разведку. Пуля ударила ему в голову, в каску, не острием, а плашмя и сделала
в каске вмятину. Мой товарищ испугался, побледнел и присел, опустившись в
ровик. Я продолжал стрелять из винтовки по немцам, которые были на противоположной
стороне овражка. Немцы были в зеленых мундирах и в касках. Вели огонь немцы
из пулеметов, минометов и автоматов. Недалеко от меня один боец стрелял из
ручного пулемета на триногах. Его ранило в руку, кровь шла сильно, но он продолжал
вести огонь.
Немцы укрылись за отдельными деревьями и перебегали вправо, обходя нас с правого
фланга. Осколком мины попало по штыку моей винтовки и отбило половину штыка.
Маленькие мелкие осколки брызнули мне в лицо, но не поранили. Патронов у меня
было много в патронташе и в карманах, поэтому я беспрерывно вел огонь по врагам.
Бой шел сильный, от выстрелов и разрыва снарядов, которыми немцы обстреливали
нас, стоял в воздухе горький пороховой дым. Товарищ, что стоял рядом со мной
в ровике, был убит. Я отполз от ровика в сторону, посмотрел назад, никого
небыло рядом. Тогда я стал отползать назад, все время отстреливаясь. Так прополз
несколько метров, пули разрывные, которыми стреляли немцы, щелкали, разрываясь
вокруг меня. Затем, очутившись в кустарнике, я пригнувшись побежал по направлению
к шоссейной дороге, идущей из Кингисеппа, позади занятой нами обороны. Выходя
на шоссе я увидел бойцов нашей роты, они шли раненые, один в голову, другой
в руку. Я им перевязал раны и мы вместе пошли по шоссе на окраину Кингисеппа.
Уже наступал вечер. В кустарнике наш командир роты тов. Попов собирал бойцов
роты, вышедших из боя. Здесь были и раненые, которых вынесли с поля боя, и
легко раненые, вышедшие сами из первого боя, принявшие, как говорят, первое
боевое крещение.
Здесь нам дали бутерброды – хлеб с салом, напоили водой и под командой своего
командира роты мы пошли лесом, отходя от Кингисеппа на Восток. Кингисепп горел
от обстрелов, он уже был занят немцами.
Командир роты тов. Попов сказал нам, что мы дрались хорошо, были стойки в
бою, но потеряли 50% бойцов. Из 150 человек роты батальона в живых осталось
76 человек.centralsector.narod.ru
Шли мы всю ночь полями и лесом. Утром опять заняли оборону, окопались. Где
же были наши пушки, автомашины, кухни? Неизвестно. Очень хотелось есть, но
в вещевых мешках было пусто.
Под командованием одного младшего командира отделения ходили в разведку 7
человек. Один боец нашел на сучке елки половину буханки черного хлеба, покрывшегося
немного плесенью. Когда все собрались, стали решать можно есть хлеб или нет,
так как он мог быть отравлен немцами. Решили разрезать по кусочкам на 7 частей
и первым должен был съесть свой кусочек тот, кто старше всех по возрасту.
Если он отравится, то остальные уже есть хлеб не будут. Из семи человек старше
всех оказался я, поэтому я съел свой кусочек первым, не отравился и тогда
все остальные съели свой хлеб.
Вернувшись из разведки заняли опять оборону, причем меняли места обороны,
но немцы не появлялись. Копали в заброшенном огороде картофель, варили его
и питались, так как наших кухонь мы больше не видели и продуктов нам не подвозили.
Было жарко, очень хотелось пить, но воды на месте занятой обороны не было.
После дождя брали воду в лунках, грязную, фильтровали через носовой платок
и пили.
В один из дней наш командир роты объявил, что ночью готовится наступление
наших частей. Подготовили оружие, патроны, нам выдали гранаты ручные и даже
противотанковые. Я получил противотанковую гранату, довольно тяжелую, привязал
ее к поясу, запал убрал в нагрудный карман гимнастерки.
Вечером видели генерал-майора тов. Семашко В.В. Он шел с охраной из двух бойцов.
Генерал ставил задачу подразделениям для наступления.
Нас, человек 12, отрядили вместе с командиром роты тов. Поповым, и мы двинулись
по полю, затем кустами и оврагом, вышли в лес. В лесу началась сильная ружейная
и пулеметная перестрелка. Мы с командиром роты двигались по лесу. Было темно,
наступил вечер, слышны выстрелы, в лесу шел бой. Встречали в лесу ямы, где
немцы зарывали свои танки. В лесу был слышен гул и сквозь деревья виден свет,
в воздух с площадки в лесу поднимались немецкие самолеты. Это был немецкий
аэродром, замаскированный в лесу. Мы очутились в тылу врага. Слышно было,
как хлопал затвор орудийного замка и выстрелы немецкого орудия. Я предложил
своему командиру роты: "Давайте нападем на орудийный расчет немецкого
орудия", которое вело методическую стрельбу. Но командир роты не решился,
сказал "Мы не знаем какой численности расчет у орудия". У нас был
ручной пулемет легкий и у всех бойцов были гранаты.
Наконец мы вышли из леса на шоссе, идущее из Кингисеппа. Залегли на обочине
шоссе, так как услышали что кто-то идет по шоссе и разговор на немецком языке.
Командир роты тов. Попов спросил у меня противотанковую гранату и запал. Когда
группа немцев проходила по шоссе мимо нас, комроты бросил гранату на шоссе.
Раздался сильный взрыв, нас обдало воздушной волной от разрыва гранаты. Стало
тихо, затем кто-то застонал и закричал по-немецки на другой стороне шоссе.
Мы, группа разведки, поднялись с откоса шоссе, перешли его. На другой стороне
шоссе и на середине его лежали трупы немцев. Во избежание быть обнаруженными
мы снова вошли в лес. Еще была ночь. Темно. Остановились, стали по компасу
ориентироваться куда идти, чтобы выйти к своим. По направлению к Кингисеппу
было на небе зарево, горел г. Кингисепп и рядом лежащие селения. Усталость
людей вынудила сделать остановку на отдых в лесу, в тылу врага. Командир роты
поставил трех бойцов на часах, в карауле, а остальным приказал спать один
час. Часовым было строго приказано быть бдительными, не дать нам погибнуть
во время сна. Если что они заметят или услышат сейчас же поднять людей выстрелом.
Спали конечно мертвецким сном. Но часовые не подвели, через час нас подняли.
Стало светать и мы опять пошли, чтобы выбраться из тыла врага. Выходили долго,
но когда наступило утро, мы вышли в поле, где располагались в обороне наши
части. Чувство удовлетворения испытывали бойцы, когда увидали своих бойцов,
после ночного похода в тылу врага, где ежеминутно враг мог уничтожить нашу
горстку. Бойцы, стоявшие в обороне, угостили нас захваченными ночью у немцев
трофеями – конфетами наших фабрик, нашей водкой. Немцы награбили в наших магазинах
в Кингисеппе, а наши бойцы отобрали у пленных. Выпив водки и закусив конфетами,
мы уснули. Но через час нас опять построили и мы пошли на новое место, занимать
оборону.
Так как кухонь не было, командир роты отрядил пять человек готовить обед бойцам
в деревне расположенной рядом. В числе этих пяти был и я. В деревне жителей
не было, они ушли. Накопали картошки, нашли котел, занесли его в сарай, где
разложили костер, чтобы не было видно огня с самолетов, стали готовить обед.
Сварили суп картофельный, но только успели поесть, как за нами прислали посыльного,
так как наши части переходили на новое место занимать оборону. Заняли оборону
в редком лесочке, впереди был кустарник и отдельные ели и сосны. Здесь же
с нами заняли оборону бойцы морской пехоты в бушлатах. Немцы были напротив
нас в лесу и стреляли разрывными пулями. Это можно было узнать, когда пуля
ударялась о ветку куста или листья, то разрывалась и щелкала. Долго мы лежали
в канаве. Затем выкопали каждый себе укрытие – ровик. После разведки с самолета
немцы начали обстрел из орудий. Сначала снаряды перелетали наше расположение,
затем противник перенес огонь ближе. Снаряды рвались сзади нас. Осколком снаряда
ранило девушку нашей роты – сандружинницу. Ранение было в спину, напротив
легких. Она лежала вниз лицом и при вздохах кровь била фонтаном из раны. Ее
положили на плащ-палатку и стали вытаскивать из радиуса обстрела. Пули немецких
автоматов щелкали вокруг и гудели как пчелы. Раненая сандружинница истекала
кровью и просила ее пристрелить, чтобы ей не мучиться. Но она скоро скончалась
от смертельной раны.
Обстрел нашего расположения немцы все усиливали. Нам было приказано ползком
отходить на опушку леса. Я стал ползком передвигаться по мелкому кустарнику.
Рядом со мной полз боец. Он приподнял голову и обернулся назад. Очередь из
пулемета или автомата противника срубила ему половину черепа, кровь и мозг
его брызнули на меня. Я почувствовал неприятный запах свежей крови и поспешил
отползти от него. Дополз я до опушки леса, где рядом на поле росла рожь. Во
ржи я встал в рост. Пули немцев долетали и до ржи, так как слышно было их
щелканье. В небе появилась немецкая авиация, в большом количестве самолеты-бомбардировщики,
под прикрытием истребителей. Я впервые увидел такую массу самолетов, как саранча
они летели на нас. Сделали заход для нанесения бомбового удара по расположению
наших частей. В стороне, влево от занимаемой нами обороны, находилась батарея
с 76 мм орудиями и более крупного калибра, а справа во ржи, где я был, стояла
батарея 45 мм противотанковых орудий. На артиллерию и обрушилась авиация немцев.
Поднялся ужасный грохот взрывов, все покрылось черным дымом. Вдруг я увидел
несколько бомбардировщиков, летящих к месту стоянки батареи во ржи. Я видел
как бомбы отрывались от самолета и с визгом падали. Я лег на землю в борозду,
где кончалась рожь. Лег лицом вниз, ровика не было. Послышался разрыв бомбы,
меня оглушило и засыпало землей. Земля и песок оказались у меня в носу, во
рту и ушах. Я почувствовал, что ноги у меня стали какие-то тяжелые, а в правом
боку была сильная боль и течет что-то теплое. Попробовал рукой – оказалось
кровь. С трудом стряхнул с себя землю, начал вставать, подвигал ногами, ноги
оказались целы, но видимо их контузило, они как-то не слушались.
Посмотрел вокруг, в трех-четырех метрах от меня во ржи была воронка метра
три шириной и глубиной метра полтора. Я понял, что меня ранило осколком этой
бомбы. Кругом было тихо, никого не видно и не слышно. Самолеты немцев улетели.
Чувство злобы на врага за пролитую кровь овладело мною.
Я испытывал это в первые минуты ранения, придя в себя. Гимнастерка на мне
с правого бока, напротив раны была порвана, как-будто погрызли ее мыши. Это
было 23 августа 1941 года в 15 часов. <...>
[Позднее автор – писарь штаба 929 ап 369 сд – А.Т.]