Главная страница

ОПАБы

152-й ОПАБ

"Память", 95г.

Михаил Грачев
ЕСЛИ БЫ НЕ ПУЛЕМЕТ

- Значит, так. Снабдишь бойцов, окопавшихся у противотанкового рва, патронами и гранатами. Передашь приказ: ров оставить, отходить сюда, к дзоту. На тот берег Луги переправляться будем.
- Ясно! - второй номер пулеметного расчета Александров, подхватив мешок с боеприпасами, вышел из дзота.
Проводив бойца, я почувствовал усталость. Казалось, этот бой, эта пулеметно-автоматная трескотня, разрывы снарядов и мин, мелькание в кустах серо-зеленых фрицевских шинелей длятся всю жизнь. А ведь и двух суток не прошло с тех пор, как комендант Кингисеппского укрепрайона майор Котик отдал мне приказ переправиться с двадцатью бойцами комендантского взвода на левый берег реки Луги в районе бывшей погранкомендатуры и до подхода подкрепления не допустить фашистов к переправе и не дать им возможности блокировать десятый дот.
Теперь приказ выполнен. Двое адских суток отбивали мы атаки гитлеровцев. Сражались бы и дальше. До последнего вздоха, как требует присяга. Но обстановка резко изменилась. Натиск врага усилился. Появилась прямая угроза захвата переправы фашистами, и командование решило ее взорвать.
Я снял пулемет со стола и вынес из дзота. Взгляд мой сразу же устремился в сторону переправы. Еще вчера это был добротный бревенчатый мост, наведенный нашим инженерным батальоном еще в начале июля от деревни Кошкино, на правом берегу реки Луги, к деревне Сала и бывшей погранкомендатуре на левом. Сейчас мост был разрушен и напоминал плотину. Ночью саперы подорвали все быки с одной его стороны, и она боком погрузилась на дно реки. Другая сторона моста на невзорванных быках перегородила реку. Только узкая полоска края полотна гребнем торчала из воды. По этой-то скользкой "тропинке" мы и должны были переправляться.
"Вот она, настоящая война, - подумал я. - А ведь когда мы с техником-интендантом второго ранга Михеевым 14 июля сюда прибыли, на этом участке было относительно спокойно. Конечно, личный состав укрепрайона, состоявший из 152-го и 263-го батальонов, не дремал. Вместе с мобилизованными на оборонные работы тремя тысячами мужчин, женщин, юношей из окрестных городов и деревень бойцы рыли противотанковые рвы, устанавливали надолбы, полосы проволочных заграждений. [10]
Мне вспомнились первые дни в укрепрайоне. Явка в штаб. На мне новенькое обмундирование. Сапоги надраены. На петлицах наглаженной гимнастерки по два красных лейтенантских кубика, а в кармане - новенький диплом об окончании стрелково-пулеметного училища. Я представляюсь коменданту укрепрайона майору Котику. Успешно прохожу проверку знаний. Горжусь назначением на должность коменданта штаба. Знакомлюсь с "хозяйством" УРа: дотами, дзотами, капонирами, укреплениями. Получаю оружие для своего, пока еще не существующего взвода. А когда, наконец, этот взвод - группа ополченцев во главе со старым коммунистом Моисеевым прибывает, обучаю их стрельбе, метанию гранат, окапыванию.
Вспоминается мне также и партийно-комсомольское собрание, состоявшееся в конце третьей декады июля. Оно напоминало чем-то дореволюционные маевки: все мы - коммунисты и комсомольцы расположились на ковре зеленой травы на большой лужайке, окаймленной кустарником и небольшими деревьями в районе колхоза Первое Мая и Дубровки. Майор Котик сделал доклад о внутреннем и международном положении Советского Союза и о ближайших задачах личного состава укрепрайона. Он напомнил, что четырнадцатого июля до бригады мотопехоты противника с танками прорвались на станцию Веймарн и на левый берег в восемнадцати километрах от нашего участка обороны. Но через трое суток наступление мотомехчастей противника было отбито и задержано на рубеже Поречье - Малый Сабск.
- В настоящее время, - продолжал майор Котик, - находящийся юго-восточнее нас противник удерживает плацдарм в районе Ивановское - Поречье - Большой Сабск и продолжает накапливание пехоты и танков, готовясь к наступлению.
Выступивший затем старший батальонный комиссар Карпов призвал нас быть готовыми к неотступным боям...
А боев этих все не было и не было. И меня постепенно начало охватывать разочарование. Мне не терпелось схватиться с врагом, окатить его "проливным пулеметным дождем". А вместо этого почти то же, что надоело в училище: охрана штаба, патрулирование на дорогах, сопровождение начальства, посещавшего укрепрайон. Те же тренировочные стрельбы, учебные бои. И разговоры, что немцы сюда не придут вообще. Я даже стал подумывать, не подать ли рапорт, чтобы отправили в какую-нибудь действующую часть.
И тут началось... Преодолевая упорное сопротивление советских войск восточнее Кингисеппа, гитлеровские полчища перерезали железную дорогу Кингисепп - Гатчина и двинулись на станцию Молосковицы. Одновременно часть сил они повернули у станции Веймарн в тыл Кингисеппского укрепрайона и начали наступление на него по всему фронту. В ночь с 15 на 16 августа фашисты под прикрытием мощного артиллерийского огня переправились с легкой артиллерией, танкетками и танками через реку Лугу. Переправились в пяти километрах к югу от Кингисеппа, из деревни Порхово в местечко Прилуга, примыкающее к [11] Пятницкому Мху. Одновременно гитлеровцы перешли в наступление с юга и из населенного пункта Долгая Нива, где еще со второй половины июля ожидали подхода техники.
Наступая с двух направлений, противник, в несколько раз превосходивший нас численностью, сумел взять укрепрайон в кольцо.
Гарнизон укрепленного района сопротивлялся героически. Все бойцы подразделения лейтенанта Жиделя погибли, но свой узел обороны не сдали врагу. Стойко удерживал позицию в районе тридцать первого дота лейтенант Фролов с двумя взводами. Пятнадцать атак отбил гарнизон семнадцатого дота, где находились командир 263-го батальона капитан Голышев и политрук Гупалов. Отчаянно защищался восемнадцатый дот. Фашисты подорвали его...
Не жалея живой силы, пустив в ход артиллерию и танки, противник упорно продолжал сжимать кольцо. Он стал вести огонь из недавно еще бывших нашими деревень Сала и Пулково.
"Да, переправу взорвали не зря. Видно, дела по-настоящему стали плохи", - с тревогой подумал я и огляделся.
С небольшого холмика, в который вкопался мой дзот, настороженному взгляду открылась панорама бывшего имения барона Корфа. Парк с тенистыми липовыми аллеями. Двухэтажный каменный дом. Сверкающий перед домом пруд. За прудом, по краю противотанкового рва, видны были стрелковые ячейки моих бойцов. Торчал из земли бетонный колпак десятого дота. Из всех трех амбразур дота вырывались яркие вспышки. Это командир отделения Аликберов и пулеметчики братья Григорьевы поливали свинцом наседавших из-за рва фашистов. Зеленые шинели их мелькали среди деревьев на противоположной стороне рва.
Я перевел взгляд на реку Лугу и не удержался, выругался. Ну вот, дождались! С тыла, от берега реки, из густого кустарника, облепившего строй столетних лип, выходили три группы немцев, человек по тридцать каждая. Намерения их были ясны с первого взгляда. Один взвод явно нацелился на десятый дот, рассчитывая напасть на него с тыла. Другая группа направлялась к двухэтажному дому, а третья - к противотанковому рву.
Что делать? Самым правильным было бы обойти дот и залечь на фланге еще находившихся в ячейках бойцов. Но было уже поздно. Ленты в железных коробках, пулемет на катках. Даже подготовить его к стрельбе я бы не успел. Оставалось одно: обогнать направлявшихся к усадьбе немцев, обойти дом с задней стороны, и из-за угла открыть по врагу огонь.
Как я теперь понимаю, затея была чересчур рискованной. Но раздумывать, медлить я не мог и успел только сунуть за пояс наган, а в карман - гранату, мою любимую "Ф-1" - "лимонку".
Однако все обошлось. Может быть, фрицы приняли меня за одного из своих? Вряд ли. Скорее всего внимание их отвлек пулеметчик, охранявший переправу на противоположном берегу. Видимо, поняв, в какое затруднительное положение мы попали, он сыпанул по спинам [12] фашистов длинной пулеметной очередью.
До конца выполнить задуманный мною маневр так и не удалось. Уже подбегая к углу дома, я услышал из подвального окна голос нашего начхима младшего лейтенанта Андреева:
- Лейтенант! Ты куда? У переправы немцы! Давай пулемет сюда. Быстрей!
Я огляделся. Да, Андреев был прав. Дальше идти мне было незачем. Немцы успели обогнуть дом, и угол, откуда я намеревался открыть огонь, был у них на виду.
- Держи! - крикнул я лейтенанту и подкатил пулемет к окну.
Андреев в подвале был не один. Когда я, придерживая "максим", пролез в окно, к нам на помощь кинулись пятеро бойцов. Они придвинули к окну оказавшийся в подвале большой ящик, установили на нем "станкач", рядом поместили коробки с патронами.
Удобно разместившись в проеме окна, выходившего на пересечение дорог, я положил рядом с пулеметом наган и две "лимонки". Заправляя в приемник ленту, хотел было спросить Андреева, как он с бойцами попал сюда, но не успел. Фрицы были уже рядом. Выбив дверь черного хода, они ворвались в дом. Над нашими головами послышались топот, звон стекол, отдельные выстрелы. Из окон на мощеную булыжником дорожку полетели цветочные горшки и подставки под них. Прямо перед моим окном раскололись сразу два горшка. Краснолистый Ванька мокрый и зубчатолистый столетник с комьями земли на корнях отлетели в сторону.
Положение наше осложнилось. Надо было что-то предпринимать, а пулеметные ленты были наполовину пустыми.
- Ребята! - позвал я бойцов. - Надо быстренько ленты донабивать. Оставьте себе обойм по пять, а остальные патроны сюда давайте. Ну-ка, дружок, - обратился я к самому молодому, на вид лет шестнадцати, шустрому бойцу. - Давай, собери-ка их.
Вскоре более двух сотен патронов кучкой легли на пол возле пулемета.
- Молодец, дружок, похвалил я парнишку. - А теперь давай работать. Вот так, - я вложил в первую ленту, опустошенную до половины, три патрона и передал ее бойцу. - Смотри, ровней набивай! Чтоб перекосов не было. А то заест пулемет во время стрельбы...
Паренек, польщенный доверием, взялся за дело. Он споро вставлял патроны в гнезда ленты. Я одобрительно кивал ему головой.
- Молодец. Все так. Все правильно.
Солнце все выше и выше поднималось по безоблачному голубому небу. И в этот необыкновенно тихий, теплый августовский день дико было слышать треск пулеметных очередей, разрывы мин, винтовочную пальбу.
Андреев вдруг заволновался.
- Лейтенант, не наши ли идут?..
Он еще не знал, что переправа взорвана и никто нам пока что не может помочь.
- Конечно, идут. Скоро здесь будут! - сказал я, надеясь поднять [13] дух новых своих товарищей. Сказал и, выглянув в окно, схватился за рукоятки пулемета.
Подмога действительно подходила. Только не к нам. А к тем, кто топотал над нашими головами, кто подбегал к противотанковому рву, кто окапывался возле переправы. Сквозь кусты сирени и желтой акации я увидел идущую из деревни Сала колонну немцев. Миновав перекресток, они стали заворачивать к переправе. Не подозревая об опасности, бодро шагали с висящими на груди винтовками и автоматами, и, как туристы, с интересом разглядывали старинную усадьбу, взмахами рук приветствовали своих соплеменников, бесновавшихся на верхнем этаже дома.
Я пригнулся к прицелу. Значительная часть колонны гитлеровцев и тот их взвод, что с берега реки пробивался ко рву, теперь попадали в сектор обстрела. Медлить было нельзя. Я нажал на гашетку.
Пулемет забился в моих руках. На наше счастье, пули были не трассирующие, толстые кирпичные стены хорошо защищали и маскировали пулемет. Гремевшая со всех сторон пальба также мешала фашистам обнаружить нашу пулеметную точку.
Выпущенная мной длинная очередь прижала их к земле. Некоторые так и остались лежать неподвижно. Многие поползли к дому, побежали к кустарнику.
- Вот вам! Вот вам, гады! - стиснув зубы, повторял я про себя.
Лента была на исходе. Кивком головы я подал знак моему помощнику. Он принес мне другую, только что донабитую.
Перезарядив пулемет, я продолжал вести огонь короткими очередями. В районе переправы накапливалось все больше фашистских солдат. Взгляд везде натыкался на зеленые вражеские шинели.
Не успел я расстрелять вторую ленту, как по наружной кирпичной стене подвала зацокали пули. Огонь вели засевшие в кустах напротив дома фрицы. Влетевшая в окно черная граната с длинной деревянной ручкой подтвердила, что мы обнаружены.
Граната упала возле Андреева. Увидев ее, я рявкнул: "Выбрось!" - и не дожидаясь, пока он на мой выкрик отреагирует, схватил гранату за длинную деревянную ручку и выбросил наружу.
- Ну, лейтенант! Жонглер! - воскликнул Андреев. Никаким жонглером я не был. Со второй гранатой тот же фокус проделать не удалось. Ударившись о пулемет, она отскочила в сторону и взорвалась, осыпав меня дождем осколков. Острые кусочки металла вонзились в бедро и икру правой ноги, в бок, в кисть руки и в лоб. Кровь заливала мне глаза, фонтанчиками била из запястья, но я, превозмогая боль, продолжал стрелять. Напарник мой направлял ленту в приемник пулемета.
Но тут гитлеровцы подбросили нам новый сюрприз. Подвал стал быстро наполняться дымом.
- Вот гады! Шашку дымовую кинули. Ну, погодите! Задыхаясь и кашляя, я протянул напарнику "лимонку". Два взрыва за окном прогремели почти одновременно. Послышались стоны, крики, [14] немецкие ругательства.
Однако же было ясно: дальше оставаться в подвале нельзя. Надо пробиваться к своим. Фрицы все равно не успокоятся, пока не выкурят нас из нашего убежища.
- Неужели на том берегу не видят, что здесь творится? Сколько здесь фашистов скопилось, - сказал я с раздражением. - Долбанули бы по всей этой нечисти из орудий! Неужели никто из бойцов еще не добрался до штаба?..
Конец моим размышлениям положила взорвавшаяся перед самым моим окном немецкая граната. На этот раз, правда, осколки просвистели над головой, но взрывная волна сбила меня на пол.
И тотчас же в окна полезли фрицы.
Однако они просчитались. Думали, что в подвале я с пулеметом один, а напоролись на шеренгу бойцов с винтовками наготове: до этого момента они не стреляли, чтобы как можно дольше не выдать нашу пулеметную точку.
Дальнейшее происходило молниеносно. Взяв растерявшегося врага "в штыки", бойцы вместе с младшим лейтенантом Андреевым выбили его из подвала и "на его плечах" прорвались в парк. Снаружи послышалась беспорядочная стрельба, крики, взрывы гранат. И шум боя стал отдаляться.
А я еще некоторое время лежал на полу, приходя в себя после легкой контузии, вызванной взрывом немецкой гранаты. Когда сознание прояснилось, я со страхом вспомнил, что в кармане моей залитой кровью гимнастерки, вместе с карточкой кандидата в члены ВКП(б) лежит удостоверение коменданта штаба укрепрайона. Нащупав около себя выбоину в цементном полу, я расковырял се до земли и закопал документы.
Тем временем дым быстро рассеивался. Лохматые клочья его поднимались к потолку, выползали через верхнюю часть окон наружу. Преодолевая слабость, я взвел курок нагана, приподнялся на руках и сразу же снова прильнул к полу. В разрыве "дымовой завесы" у предпоследнего окна стояли три немца. На шее высокого, белобрысого висела винтовка. Второй, тоже высокий, но чернявый был без оружия. Наверно, офицер. Третий, кряжистый, видимо, заметив, что я пошевелился, направил на меня автомат.
Я успел выстрелить первым. Фашист упал навзничь, раскинув руки. Двое других тотчас же отскочили в глубь подвала. Я прицелился в белобрысого, выстрелил и промахнулся. В тот момент, когда я спустил курок, немец, сдергивая с шеи винтовку, нагнулся, и пуля прошла над его головой.
Третий выстрел не получился. В барабане нагана остались только стреляные гильзы.
Услышав щелчок, гитлеровцы догадались, в чем дело. Они двинулись ко мне, явно намереваясь взять меня живьем. Страшное нервное напряжение, ненависть к врагу подняли меня на ноги. Фрицы были уже рядом. Шагнув им навстречу, я наотмашь ударил чернявого зажатым в [15] руке наганом. Светловолосый занес надо мной приклад винтовки. И в этот момент страшной силы взрыв потряс здание.
"Наконец-то спохватились! - падая, успел подумать я. - Значит кто-то из ребят уже добрался до наших".centralsector.narod.ru
Очнулся я от нестерпимой жары. Открыв глаза, увидел охваченные огнем оконные коробки. В углу горела сваленная в кучу старая мебель. Языки пламени подбирались к ящику, на котором лежал опрокинутый пулемет, и ко мне самому. Уже дымились мои брюки, начали тлеть рукав гимнастерки, сапоги, пулеметная лента, торчавшая из приемника "максима".
Сверхчеловеческим напряжением я заставил себя сперва сесть, потом подняться на ноги. Цепляясь за стену, вскарабкался на ящик. Подоконник уже успел выгореть до кирпича, и это позволило мне выбраться из подвала
Перебравшись через мощеную булыжником дорожку и передохнув в кустах сирени и желтой акации, я стал медленно подвигаться дальше. К моему счастью, интенсивный обстрел усадьбы разогнал гитлеровцев по норам, заставив одних укрыться в противотанковом рву, других - в оставленных нами дзотах и окопах. То переползая от дерева к дереву, то тычась лицом в траву и впадая в забытье, я в конце концов все же добрался до перекрестка.
До плотины отсюда было рукой подать. Но у меня не оставалось сил. С тоской смотрел я на переправу, на такой близкий и такой недосягаемый свой берег. Смотрел и не сразу обратил внимание на двоих, выходивших из кустов желтой акации на противоположной стороне дороги. "Гитлеровцы. Ну, вот и все", - подумал я, увидя их. Когда же эти двое приблизились, почувствовал, что теряю сознание. На этот раз от радости. Ко мне подходили бойцы моего комендантского взвода Хамит Тавлияров и Кузьма Коньшин...
Очнулся я уже на своем берегу.
- Грачев жив!.. Жив Грачев! - выкрикивали окружавшие меня бойцы.
- Жив наш герой! - воскликнул, подходя ко мне, капитан Юнусов.
- Какой там герой, - одними губами прошептал я. - И пулемет, и документы на той стороне остались...
Голова у меня кружилась, в глазах рябило. С трудом узнал я стоявших рядом младшего лейтенанта Андреева и помогавшего мне там, в подвале, молодого бойца Моисеева. Голова пошла кругом, все вокруг стало сливаться в одно туманное пятно, и я почувствовал, что проваливаюсь в темную бездну.
Но прежде, чем окончательно выключиться, я успел заметить склонившегося надо мной майора Котика и военфельдшера Лиду Верзину.
- Держись, лейтенант, - ободряюще улыбнулась мне она. - Сейчас в госпиталь тебя отправим. В Ленинград... [16]

ОПАБы

Главная страница

Сайт управляется системой uCoz