Главная страница

Список текстов

"Огневой меч Ленинграда"

М. С. МИХАЛКИН
генерал-полковник артиллерии в отставке
Управление 50-го корпуса (42-й армии);
42-я армия и КУР; Контрподготовка 10 сентября; В Гатчине, 11-12 сентября

СУРОВОЕ ВРЕМЯ

<...>
3
В конце июня военная гроза разразилась и на Северном фронте. Некоторая задержка с наступлением войск противника в этом районе, как мы узнали впоследствии, объяснялась тем, что они по плану «Барбаросса» должны были развернуть боевые действия лишь после выхода передовых дивизий группы немецко-фашистских армий «Север» к Западной Двине.
Против советских воинов, оборонявшихся на Карельском перешейке, действовали дивизии финской юго-восточной армии. 2-й пехотный корпус нацеливался на Выборг, а 4-й — на Кексгольм (Приозерск). Противник рассчитывал мощным ударом прорвать оборону 23-й армии и, уничтожив два ее корпуса — наш 50-й и правофланговый 19-й, ворваться в Ленинград с севера.
В ночь на 29 июня вступили в бой с врагом пограничники. Они мужественно отражали сильный натиск противника. В тот день прогремели первые залпы наших[15] батарей по наступавшим подразделениям противника и его артиллерийским огневым позициям.
Вечером из дивизий в штаб корпуса поступили обнадеживающие донесения. Ни на одном участке противнику не удалось добиться успеха. Однако это не давало нам оснований для самообольщения. Главные силы неприятеля, судя по характеру боев, в наступление не перешли. 29 июня велась, по существу, разведка боем.
Генерал Щербаков, подводя на коротком совещании руководящего командного состава итоги первого боевого дня, приказал усилить разведку, с еще большей настойчивостью совершенствовать оборонительные позиции.
Следующий день прошел в скоротечных боевых схватках на отдельных участках границы. Противник, как нетрудно было догадаться, искал уязвимые места в нашей обороне, нащупывал стыки частей и соединений. А в ночь на 1 июля неприятельские войска перешли в решительное наступление. Правда, не в полосе обороны нашего корпуса, а правее. Пехотная дивизия противника нанесла сильный удар на стыке 7-й армии, оборонявшейся в Карелии, и 23-й армии, прикрывавшей Карельский перешеек. Пограничники и полевые войска оказали врагу упорное сопротивление. Исключительную стойкость проявили пограничники отряда полковника С. И. Донскова и 461-й стрелковый полк 142-й стрелковой дивизии, которым командовал участник гражданской войны полковник В. А. Трубачев. Об этом нам рассказали приехавшие в корпус командарм-23 генерал-лейтенант П. С. Пшенников и член Военного совета армии бригадный комиссар В. В. Сосновиков.
— Если все наши части будут так сражаться, то противнику придется плохо,— сказал командарм.
Бригадный комиссар Сосновиков рекомендовал провести в наших подразделениях беседы о героях первых боев, ибо их пример убедительно показывал, что храброму и стойкому бойцу никакой враг не страшен.
После этого комкор Щербаков подробно охарактеризовал обстановку в полосе обороны корпуса. Серьезных поводов для беспокойства вроде бы не было. Удары противника не достигали цели. Однако, по данным разведчиков, побывавших во вражеском тылу, противник продолжал подтягивать пехоту и танки к границе. Генерал Щербаков попросил командарма дать задания авиато-[16]рам произвести самую тщательную воздушную разведку. Командующий армией обещал это сделать, но вполне резонно заметил:
— Как в народе говорят? На бога надейся, а сам не плошай. Только на разведку с воздуха полагаться нельзя. Противник очень искусен в маскировке. Да и местность этому способствует...
Генерал Пшенников приказал направить за линию фронта наших разведчиков, усилить наблюдение на переднем крае. И если подтвердится, что у противника в ближайшем тылу сосредоточены крупные силы, следует подготовить и нанести по ним упреждающие артиллерийские удары.
В течение двух суток велась тщательная разведка. Были точно установлены районы сосредоточения неприятельских войск. Они находились в четырех — шести километрах от нашего переднего края.
В связи с этим штаб артиллерии разработал план массированного огневого удара, к которому привлекались артиллерийские полки 43-й и 123-й стрелковых дивизий, 24-й корпусной полковника Н. А. Гусарова, два дивизиона 101-го гаубичного полка подполковника Н. Н. Жданова и дивизион 108-го гаубичного полка большой мощности. Удар был рассчитан на двадцать минут, и в последующем намечалось еще в течение получаса вести методический огонь.
Когда с подполковником Селивановым мы окончательно уточнили все вопросы, я отправился к комкору. Генерал Щербаков, а затем и командарм одобрили и утвердили наш план.
В точно назначенный час сотни орудий открыли огонь. Четко и слаженно стреляли все батареи, посылая снаряд за снарядом. Минут через семь во вражеском тылу, где, по нашим разведданным, сосредоточивались неприятельские войска, возник большой лесной пожар. До передового наблюдательного пункта, где я находился, доносились оглушительные взрывы.
Наш предупредительный огневой налет помешал вражеским войскам развернуть более активные действия в полосе обороны корпуса.
Вспоминается и другой эпизод, показывающий высокое мастерство, точность стрельбы наших артиллеристов. Он был связан с разрушением шлюзов Саймен-[17]ского канала. Вражеское командование, как стало известно, намеревалось перекрыть два из них, чтобы поднять уровень воды в озере, а затем, открыв шлюзы, обрушить стремительный водный поток на наши позиции и затопить их.
Генерал Щербаков поставил перед артиллеристами задачу — сорвать вражеский замысел, не допустить значительного подъема воды в озере, питающем канал. Шлюзы находились от нас на расстоянии десяти—двенадцати километров, каждый из них представлял собой так называемую маломерную цель. Разрушить шлюзы можно было только прямыми попаданиями снарядов крупного калибра.
Я вызвал командира 108-го гаубичного полка майора Ярового и командира 12-й корректировочной эскадрильи майора Кочановского.
Не стану описывать, как готовились к стрельбе по шлюзам в 108-м полку. Это заняло бы много места в моих воспоминаниях. Ограничусь общим итогом. Два шлюза, перекрывавшие течение воды, были основательно разрушены после трех артиллерийских залпов. Аэрофотосъемка зафиксировала прямые попадания. Угроза затопления передовых позиций миновала.
Командир корпуса, когда я доложил о выполнении поставленной задачи, объявил артиллеристам 108-го полка благодарность. Вскоре этот полк был направлен в Резерв Главного командования.
Да и управлению корпуса недолго пришлось быть на Карельском перешейке. 15 июля 1941 года Ставка Верховного Главнокомандования в директивном письме, направленном главкомам направлений, командующим фронтами и армиями, рекомендовала перейти к системе небольших армий без корпусных управлений — с непосредственным подчинением дивизий командующему армией. Наше корпусное управление было упразднено. И генерал Щербаков спешно выехал к командующему фронтом за дальнейшими указаниями.
4
В Ленинград наша колонна втянулась поздним вечером. Медленно ехали мы по затемненным улицам и проспектам. Впрочем, было довольно светло, белые ночи еще не закончились. Их тусклый, сумеречный свет пре-[18]следовал нас на всем пути. Город казался почти безлюдным. Только патрули, военные и штатские, несли свою службу.
Я не узнавал Ленинград, родной и любимый город, где появился на свет, где провел детские годы и где, едва оперившись, встав на ноги, стал зарабатывать на хлеб насущный. Работал на знаменитом Путиловском заводе, который В. И. Ленин назвал крепостью большевизма. Да, путиловцы всегда были застрельщиками в борьбе с самодержавием и буржуазией. В этом замечательном коллективе я получил хорошую закалку, понял, какой путь избрать в жизни. Когда над молодой Советской республикой нависла грозная опасность и войска германского кайзера Вильгельма двинулись на Красный Питер, колыбель Октября, я добровольцем вступил в один из рабочих отрядов, формировавшихся в Петрограде. Входили в него путиловцы и обуховцы. Возглавил отряд бесстрашный революционер-ленинец Ян Фабрициус. Погрузившись в теплушки, мы отправились под Гдов, занятый частями кайзеровских войск. Не доезжая Гдова, вооружились, и здесь к отряду присоединилось несколько сот солдат бывшей царской армии. Образовалось основное ядро одного из старейших полков, позднее почетно названного Петроградским-Ленинградским. Под его знаменем я и участвовал в разгроме немцев под Гдовом и во многих других боях, а в 1919 году, после ранения и лечения в госпитале, поступил на командные курсы в Петрограде и остался в рядах Красной Армии.
Все это вспомнилось, когда мы проезжали по тихому, настороженному Ленинграду. Теперь ему, как и в 1918 году, угрожала смертельная опасность. Крупные силы немецко-фашистских войск, наступавших из Восточной Пруссии, заняли почти всю Прибалтику, прорвались в Ленинградскую область.
Еще находясь в Выборге, мы узнали о боях, развернувшихся на Лужском рубеже. Трудно было сначала поверить, что к середине июля вражеские войска настолько приблизятся к Ленинграду. До войны основное внимание обращалось на укрепление обороны северной границы. И надо сказать, что сделано было многое.
Однако уже в первый период войны пришлось перестраиваться на ходу и спешно перебрасывать стрелковые, танковые и артиллерийские части для прикрытия южных подступов к городу Ленина.[19]
Вместе с ними на южный участок было передислоцировано управление упраздненного 50-го стрелкового корпуса, которое предполагалось в дальнейшем преобразовать в управление полевой армии. Командующий Северным фронтом генерал-лейтенант М. М. Попов считал, что Ставка против этого возражать не будет.
И вскоре управлению корпуса было приказано обосноваться в Красногвардейске (Гатчине). Сюда мы и прибыли в двадцатых числах июля. Разместились на берегу живописного озера, в помещении пустовавшей средней школы. Ставка действительно сочла целесообразным создать на базе нашего спаянного коллектива управление армии. К концу июля все организационные вопросы в основном были решены. Однако войск в свое распоряжение мы пока не получили и, остро переживая драматические события на фронтах Великой Отечественной войны, особенно на ленинградском направлении, с нетерпением ждали своего часа.наверх
В Красногвардейске я встретился с генерал-майором артиллерии С. А. Краснопевцевым. Немногим более полумесяца он возглавлял артиллерию Лужской оперативной группы, а после того как вместо нее были образованы три боевых участка, его назначили начартом Красногвардейского укрепленного района. Я засыпал Краснопевцева вопросами о положении на Лужских рубежах, тактике противника, ее сильных и слабых сторонах, о том, как было организовано артиллерийское обеспечение боев. Генерал Краснопевцев, понимая, что это не праздный интерес, обстоятельно рассказывал о боях в полосе обороны Лужской оперативной группы.
Фронт обороны Лужской оперативной группы растянулся более чем на 250 километров, а сил она первоначально имела мало. И артиллерия не могла оказать необходимой поддержки пехоте. На километр фронта в среднем приходилось до двух орудий и минометов. Только на главном направлении, в полосе обороны 177-й стрелковой дивизии, прикрывавшей город Лугу, этот показатель достигал десяти орудий и минометов.
Командование Северо-Западного направления и Северного фронта спешно принимало меры к усилению обороны на Лужском рубеже. В состав Лужской оперативной группы были переброшены 24-я танковая дивизия, 1-я и 2-я дивизии народного ополчения. В ряды войск, оборонявшихся в районе Луга, влились отходив-[20]шие из-под Пскова 90, 111 и 235-я стрелковые дивизии 41-го корпуса генерал-майора А. Н. Астанина. На нарвском направлении появилась 118-я стрелковая дивизия, переправленная моряками Чудской флотилии из Гдова.
Сопротивление советских воинов возрастало, попытки гитлеровцев прорваться кратчайшим путем по Киевскому шоссе к Ленинграду провалились. И этому в немалой степени способствовали артиллеристы. Большие потери нанесла противнику артиллерийская группа полковника Г. Ф. Одинцова. В нее входили отлично подготовленные полк Артиллерийских краснознаменных курсов усовершенствования командного состава (АККУКС), которым командовал полковник Г. Ф. Одинцов, артиллерийский полк 3-го и батарея 1-го ленинградских артиллерийских училищ, зенитный дивизион Ленинградского училища инструментальной разведки зенитной артиллерии. Группа имела более 80 орудий среднего и крупного калибра. В борьбе с танками и мотопехотой противника она показала высокую выучку, отвагу и бесстрашие. Только гаубичная батарея старшего лейтенанта А. В. Яковлева уничтожила 10 фашистских танков.
Среди отличившихся были также артиллеристы 177-й дивизии: 706-й легкий артиллерийский полк майора П. С. Мазеца и 710-й гаубичный артиллерийский полк подполковника Стрельцова. Батареи этих полков отразили не одну вражескую атаку.
Не добившись успеха на основном, лужском направлении, вражеское командование решило прорвать оборону наших войск на другом участке — 20—25 километрах юго-восточнее Кингисеппа. 41-му моторизованному корпусу противника удалось форсировать реку Лугу, захватить два небольших плацдарма в районах населенных пунктов Ивановское и Большой Сабск. Дальнейшее продвижение врага было приостановлено героическими действиями прибывших из Ленинграда 2-й Московской дивизии народного ополчения и курсантов Краснознаменного пехотного училища имени С. М. Кирова.
К концу второй декады июля положение на лужской позиции стабилизировалось, хотя на отдельных участках и завязывались ожесточенные бои. Противник понес большие потери и вынужден был перейти к обороне. Сколько времени потребуется ему для перегруппировки[21] и накапливания сил к новому броску — никто не знал, но в том, что враг в недалеком будущем возобновит наступление, — никто не сомневался.
— И мы должны быть к этому готовы, — заметил генерал Краснопевцев, заканчивая свой рассказ.
Ко времени нашей встречи Лужская оперативная группа была ликвидирована. Для более гибкого управления войсками создали на лужской позиции три самостоятельных сектора (позднее их назвали участками) — Кингисеппский, Лужский и Восточный. В глубине нашей обороны, уже на ближних подступах к Ленинграду, создавался Красногвардейский укрепленный район. Он тянулся от Финского залива до Невы с передним краем главного оборонительного пояса по линии Петергоф — Русско-Высоцкое — Красногвардейск и далее по левому берегу реки Ижоры до впадения ее в Неву. Генералу Краснопевцеву было поручено продумать и организовать противотанковую оборону в укрепрайоне. И он, как мы вскоре убедились, к началу генерального наступления вражеских войск многое успел сделать.
5
Утром 8 августа бои на кингисеппском направлении вспыхнули с новой силой и с каждым днем приобретали все больший размах. Вражеские войска, воспользовавшись занятыми прежде плацдармами и создав многократное численное превосходство, особенно в танках, возобновили наступление на Ленинград. Войска Кингисеппского участка двое суток мужественно отражали натиск вражеских дивизий 4-й танковой группы, однако на третьи сутки начали отход. 13 августа противник захватил станцию Молосковицы, перерезал дорогу Ленинград — Кингисепп. На этом направлении фронт заметно приблизился к Красногвардейску.
Командующий фронтом в первых числах августа приказал генералу Щербакову с группой командиров нашего штаба выехать на кингисеппское направление. Среди них был и я. На нескольких машинах мы спешно выехали в район боев.
Не без труда отыскали командный пункт генерал-майора В. В. Семашко, возглавлявшего Кингисеппский участок. Находился он неподалеку от линии фронта, в густом лесу, в районе Молосковиц.[22]
На КП увидели главнокомандующего Северо-Западным направлением маршала К. Е. Ворошилова. Вид у него был усталый, глаза запали. Поздоровавшись, Климент Ефремович сразу же поставил всем конкретные задачи. Генералу Щербакову он поручил помочь командованию участка ввести в бой две дивизии — 1-ю танковую и 1-ю народного ополчения. Мне было дано задание отправиться в артиллерийские части, наладить их взаимодействие с пехотными подразделениями и помочь в организации противотанковой борьбы.
Кроме штатных полков стрелковых дивизий, на этом участке действовали 519-й гаубичный артполк РВГК капитана М. М. Мылова, 14-я противотанковая артиллерийская бригада полковника В. Г. Лебедева, один из дивизионов 24-го корпусного артполка, переброшенный сюда с Карельского перешейка, а также дивизион 1-го Ленинградского артиллерийского училища и бронепоезд № 50. Артиллерии здесь явно не хватало.
В те дни я познакомился с начартом 2-й дивизии народного ополчения полковником П. С. Афанасьевым. Этот немолодой уже командир очень многое сделал для того, чтобы из добровольцев, имевших в большинстве своем весьма смутное представление об артиллерийской стрельбе, выковать стойких и умелых воинов, мастеров меткого огня. Бывшие рабочие и служащие, представители интеллигенции, люди разных профессий, по зову сердца вставшие на защиту родного города, смело вступали в бой с фашистскими танками. Так было в бою за село Среднее. Батарея, которую возглавил политрук П. Д. Бархатов, уничтожила четыре фашистских танка. Остальные повернули обратно, а за ними отхлынула и мотопехота, атаковавшая позиции 1-го стрелкового полка.
Храбро сражались и другие подразделения артиллерийского полка дивизии. С 14 июля по 4 августа они уничтожили крупные силы вражеской пехоты, подбили 20 машин и 10 танков. В августовских боях полк значительно умножил свой боевой счет. Когда на огневую позицию комсомольского расчета, которым командовал слесарь одного из заводов Московской заставы Борис Александров, двинулись вражеские танки, молодой командир не растерялся. Подпустив танки на близкое расстояние, он первым же снарядом повредил головную[23] машину. Стреляя прямой наводкой, расчет вывел из строя еще три танка.
Полковник Афанасьев законно гордился своими артиллеристами. Огорчало его то, что с каждым боевым днем редели их ряды.
14-я истребительная противотанковая бригада была сформирована в спешном порядке. На ее вооружении находились 76- и 85-миллиметровые орудия, в том числе и зенитные. В состав бригады входил дивизион бронемашин, имевших 37-миллиметровые орудия. Следует отдать должное воинам этой бригады: там, где они держали оборону, танкам противника путь был закрыт. Артиллеристы бились с врагом до последнего, равняясь на своего бесстрашного командира полковника В. Г. Лебедева.
С величайшим сожалением приходится говорить о незначительной плотности нашей обороны. В результате вражеская разведка обнаруживала слабо защищенные участки, и противник, обтекая опорные пункты и узлы сопротивления, двигал к Ленинграду свои танковые и пехотные части.
Запомнился такой случай. На наблюдательный пункт генерала В. В. Семашко приехали маршал К. Е. Ворошилов и командующий фронтом генерал М. М. Попов. Их сопровождал генерал-майор С. А. Краснопевцев. Когда прибывшие знакомились с обстановкой, в наш тыл прорвалось не менее пятнадцати танков противника. Некоторые из них двигались в направлении командно-наблюдательного пункта.
Остановить их могла только артиллерия. Это хорошо понимал каждый. Неподалеку от НП, метрах в пятистах, находились огневые позиции дивизиона 24-го корпусного артполка. Не ожидая никаких указаний и ничего не говоря, туда кинулся генерал Краснопевцев. Добежал до первого орудия. Командир орудия и наводчик были ранены, а заряжающий оказался недостаточно опытным. Генерал сам встал к орудию. Быстро работая маховичками горизонтальной и вертикальной наводки, он подвел перекрестье прицела под днище головного танка. Грянул выстрел. От первого же снаряда вражеская машина задымила. Краснопевцев навел орудие на вторую вражескую машину. И она была подбита. А в шедший справа от нее танк угодил снаряд соседнего орудия.[24]
Скоротечен был этот бой с танками. Наши артиллеристы подбили 11 вражеских машин, 3 из них пришлись на долю генерала Краснопевцева. Его смелость, решительность, оперативность высоко оценил маршал Ворошилов. Он вручил орден Красного Знамени генералу-артиллеристу.
Бойцы, командиры и политработники в этих боях проявляли массовый героизм. Однако силы были неравными. Под напором вражеских танков и пехоты наши части откатывались к северу. Командование фронта выдвинуло на кингисеппское направление 291-ю стрелковую дивизию, две морские бригады, батальон курсантов Ново-Петергофского политического училища НКВД под командованием Шорина. Продвижение гитлеровцев резко замедлилось, но все же им удалось 19 августа прорваться к Красногвардейску. На подступах к этому небольшому городу разгорелись жаркие схватки.
Когда я наносил вечером обстановку на карту, больно защемило сердце. Немыслимо близко придвинулась линия фронта к Ленинграду. Что-то покажут ближайшие дни?
6
Сентябрь 1941 года памятен каждому из участников битвы за Ленинград. В этом месяце события развивались весьма драматично. Не считаясь с огромными потерями, противник стремился овладеть городом, высвободить свои войска для операции «Тайфун» — наступления на Москву. Но крепло и усиливалось сопротивление защитников невской твердыни.
В конце августа, возвращаясь из-под Копорья, генерал Щербаков попал под бомбежку и был сильно контужен. Его отправили в госпиталь. К нам он не вернулся. Еще не успевшего оправиться от контузии Владимира Ивановича назначили командующим 8-й армией, сражавшейся на приморском направлении. Заменил его генерал-лейтенант Ф. С. Иванов.
В начале августа наша 42-я армия (такой она получила номер) имела в своем составе 2-ю и 3-ю дивизии народного ополчения, кадровую 291-ю стрелковую дивизию и спецчасти Красногвардейского укрепленного района. Армия держала оборону от Финского залива до деревни Пустошка.[25]
Сосредоточив значительные силы, противник развернул наступление на Ленинград вдоль шоссе Москва — Ленинград, занял поселок Красный Бор, подошел к Колпину. Дальше он, однако, продвинуться не смог, натолкнувшись на упорное сопротивление частей нашего соседа — 55-й армии. Одновременно немецко-фашистским войскам, наступавшим со стороны Новгорода, удалось занять Мгу, выйти в районе Ивановского к Неве. Железнодорожная связь Ленинграда со страной была прервана. Развернулись бои на шлиссельбургском направлении. 8 сентября подвижные части противника прорвались к Ладоге. Город Ленина был блокирован, в распоряжении его защитников осталась единственная коммуникация с Большой землей — по Ладожскому озеру.
Тревожными и трудными были сентябрьские дни. Каждый из них, помнится, приносил главным образом огорчения. Получив отпор на одном участке, гитлеровцы тотчас устремлялись вперед на другом. Вместе с тем командование противника перегруппировывало силы для решительного штурма. Перед Красногвардейским укрепленным районом враг сосредоточил, как мы узнали позднее, восемь дивизий, из них две танковые и одну моторизованную. Главный удар он наносил в направлении Красное Село — Урицк (Лигово) — Ленинград.
9 сентября немецко-фашистские войска двинули танки и пехоту на Красное Село. За день боя гитлеровцы вклинились в оборону 3-й гвардейской дивизии на один — три километра. Артиллеристы этого соединения огнем не раз принуждали вражеских солдат откатываться назад. Было уничтожено 27 фашистских танков.
Поздно вечером командующий фронтом маршал К. Е. Ворошилов приказал нашей армии провести 10 сентября артиллерийскую контрподготовку, разрешив использовать трехдневную норму выстрелов на орудие.
К тому времени артиллерия армии представляла собой внушительную силу. Нам был передан 101-й гаубичный артиллерийский полк подполковника Н. Н. Жданова, с которым мы начинали войну на Карельском перешейке, 541-й гаубичный полк РВГК Героя Советского Союза И. Т. Петрова, 311-й пушечный артполк полковника Аксенова. Несколько позже в состав армии вошли также 47-й корпусной артиллерийский полк майора Н. П. Витте и 73-й корпусной артиллерийский полк майора В. С. Гиндина.[26]
На долю последних двух полков выпали суровые испытания. Первые бои они вели еще в Прибалтике. Оттуда дошли до Ленинграда, сохранив большую часть орудий. Подобных примеров в то время было немало.
Когда гитлеровцы окружили артиллерийский полк 70-й стрелковой дивизии, прижав его к болоту, врагу казалось, что личный состав полка уже не способен оказать сопротивление. В атаку на артиллеристов пошел батальон вражеских автоматчиков. Командир полка подполковник Подлуцкий приказал одному из дивизионов открыть беглый огонь прямой наводкой из тяжелых гаубиц. Понеся потери, противник не предпринимал повторных атак, надеясь, что окруженный полк никуда не уйдет и вскоре капитулирует. Но гитлеровцы плохо знали советских воинов. Артиллеристы проложили через топкое болото 12-километровую гать, вышли к шоссейной дороге. Они разгромили вражеский гарнизон, оседлавший дорогу, затем углубились в лес, двинулись к Ленинграду. Перед тем как выйти к своим, полк провел успешный скоротечный бой с фашистскими танками.
Нередко приходилось так же решительно и смело действовать артиллеристам 47-го артполка. Прикрывая отход наших стрелковых частей, они оставались в арьергарде, принимая на себя удары танковых и моторизованных частей противника. Попав к нам в армию, полки тотчас же включались в боевую работу.
На юго-западные и южные подступы к Ленинграду командование Ленинградского фронта выдвинуло все свои резервы. В 42-й армии было сосредоточено более ста орудий крупного калибра. Кроме того, после перехода главных сил Краснознаменного Балтийского флота из Таллина в Кронштадт и Ленинград, корабельная и береговая артиллерия также включилась в систему обороны города.
В артиллерийской контрподготовке 10 сентября участвовала артиллерия Ленинградского фронта и Краснознаменного Балтийского флота. Начальник штаба артиллерии армии подполковник С. Н. Селиванов вместе с группой командиров разработал детальный план огневого удара, утвержденный затем командармом и начальником артиллерии фронта. На огневые позиции были своевременно подвезены боеприпасы.[27]
Под утро позвонил начальник артиллерии фронта генерал В. П. Свиридов:
— Командующий интересуется вашей готовностью. Что ему доложить?
— Все в порядке. Баня истоплена. Скоро начнем парить.
Да, пожалуй, попарили артиллеристы в этот день гитлеровцев изрядно. Противник понес немалые потери. Только во второй половине дня, усилив свои войска еще одной танковой дивизией, гитлеровцы возобновили наступление на Красное Село.
10 сентября войска 42-й армии получили подкрепление. К ним были переброшены 500-й резервный стрелковый полк и 1-я бригада морской пехоты. Кроме того, командование фронта обещало в ближайшее время усилить армию еще одной дивизией народного ополчения. В тот же день резервный полк начал выдвигаться к Тайцам, а бригада — к Красному Селу.
Вражеское наступление создало серьезную угрозу нашим войскам, оборонявшим Красногвардейск. Над ним нависла угроза окружения.наверх
11 сентября командарм приказал мне выехать в Красногвардейск, разобраться на месте, что там происходит, принять все меры для того, чтобы оборонявшая город 2-я дивизия народного ополчения и другие части не оказались в «котле».
От Пулкова до Красногвардейска мы мчались на предельной скорости: вражеская артиллерия уже держала шоссе под огнем.
Командовал 2-й дивизией полковник Г. И. Шолев /Г.И. Шолев командовал 2-й гв.ДНО только на стадии формирования. Очевидно, автор путает его с (тоже полковником) В.А. Трубачевым — А.Т./. Его я разыскал в штабе — в подвале старинного каменного здания.
— Как сюда добрались? — спросил он.
— По Киевскому шоссе.
Шолев переглянулся с начальником штаба, покачал головой и сказал:
— Повезло вам. Мы теперь пользуемся другой дорогой: Красногвардейск — Пушкин.
Полковник Шолев подробно доложил об обстановке. Противник здесь вел наступление тремя дивизиями и ценою больших потерь на ряде участков потеснил ополченцев. Значительные потери понесли и защитники Красногвардейска — 2-я гвардейская дивизия, 267-й отдельный пулеметно-артиллерийский батальон, сформи-[28]рованный из добровольцев Куйбышевского района, и другие части. С 19 августа, более трех недель, они вели ожесточенные бои. Отражая атаки гитлеровцев, советские воины не позволили им прорваться к Ленинграду по Киевскому шоссе. На подступах к Красногвардейску геройски сражался истребительно-противотанковый полк, которым командовал капитан А. Ф. Щеглов (ныне генерал армии).
Комдив очень хорошо отозвался и о других артиллеристах, уничтоживших десятки вражеских танков.
— А где подполковник Никольский? — спросил я.
— На своем наблюдательном пункте.
Подполковник Никольский несколько дней назад был назначен начальником артиллерии дивизии. И, конечно же, мне не терпелось встретиться с ним.
НП начарта находился в южной части Красногвардейска, на кладбище. Отсюда хорошо просматривалось поле боя. Как только противник поднимался в атаку, артиллерия открывала заградительный огонь. Батареи артиллерийского полка дивизии, которым командовал капитан А. Г. Черток, 704-го артполка майора Грекова, орудийные расчеты артпульбатов, экипажи поддерживавшего ополченцев танкового батальона майора И. Б. Шпиллера вынуждали противника откатываться назад. Основная угроза создалась на флангах: гитлеровцы обтекали Красногвардейск с запада и востока. Но и комдив Шолев, и начарт Никольский считали, что город можно удержать: гвардейцы-ополченцы без приказа не отойдут ни на шаг.
Быстро промелькнули остатки дня, вечер и ночь. А рано утром позвонил командарм. Выслушав мой короткий доклад, он сообщил о решении отвести наши войска из Красногвардейска; мне командарм приказал срочно прибыть на командный пункт армии. Оказать какую-нибудь помощь защитникам Красногвардейска армия не могла: все наши резервы были введены в бой.
Нельзя сказать, чтобы в дивизии с удовлетворением встретили приказ об отходе. Три недели стойко держались здесь, и вот теперь приходилось оставлять обильно политые кровью рубежи. Обидно и горько. Но иного выхода, как показали дальнейшие события, не было. Начиная с 12 сентября наши части, оборонявшие Красногвардейск, организованно отходили к Пушкину и вливались в состав 55-й армии.[29]наверх
7
На командный пункт армии, который находился в церкви деревни Пулково, мне пришлось добираться кружным путем — через Павловск, Пушкин и Александровку. До КП добрался только под вечер. Вошел в блиндаж командующего — и своим глазам не поверил. За столом сидел какой-то незнакомый, рослый и широкоплечий майор. Увидев мои полковничьи знаки различия, он представился:
— Командир первого батальона майор Рябинкин. Назвав себя, я показал документ, спросил, где прежние обитатели блиндажа. Майор ответил, что они выехали в Кировский район, пояснив, что оставаться здесь им было не к чему. Гитлеровцы почти вплотную подошли к Пулковским высотам.
— А кто же здесь держит оборону?
Майор доложил, что на Пулковскую позицию выдвинута 5-я дивизия народного ополчения. Его батальон обороняет главную высоту. Здесь же находится артпульбат капитана Каверзнева.
— Только с оружием у них плоховато, — заметил комбат.
— А у вас?
— Достаточно. Есть даже некоторый запасец.
— Вот и поделитесь с артпульбатом.
— Слушаюсь.
Вместе с И. Ф. Рябинкиным мы обошли боевые порядки батальона. Ополченцы, большинство из которых до этого работало на предприятиях Выборгской стороны, понимали, какая ответственность легла на их плечи. Они, не щадя сил, совершенствовали оборону, углубляли окопы и ходы сообщения.
Бросилось в глаза, что на высоте было много артиллерии. Комбат объяснил, что это подразделения, потерявшие связь со своими частями. Здесь же находилась балтийская 130-миллиметровая батарея на тумбовых установках.
— И сколько этих бесхозных подразделений?
— До семи дивизионов наберется. Каждому из них я поставил конкретную задачу.
Комбат Рябинкин, конечно, поступил правильно. Я одобрил его инициативу, приказав обратить особое внимание на противотанковую оборону. Старшим артиллерийским начальником был назначен капитан Семенов,[30] который стал как бы начартом гарнизона главной Пулковской высоты.
Пожелав Рябинкину и Семенову успехов, я отправился на розыски штаба армии. Нашел его в здании школы у Кировского завода. Командарм оказался на месте, и я подробно доложил ему о действиях 2-й гвардейской дивизии народного ополчения, а также о положении на Пулковской позиции.
— Ополченцы Выборгской стороны просили передать, что они будут биться до последнего. Пулковскую высоту удержат.
Командарм поднял на меня усталые, красные глаза, но ничего не сказал. Впрочем, и слушал он без особого интереса. Вид у него был сильно расстроенный. Таким я не видел его никогда прежде. Вероятно, критические события последних дней, постоянная нервотрепка выбили командарма из колеи.
Когда я спросил его о положении на правом фланге армии, генерал Иванов глухо выдавил:
— Радости мало. Наши войска так и не остановили противника севернее Красного Села. Гитлеровцы заняли Константиновку, Сосновку, Финское Койрово.
Действительно, дела не радовали. Только несколько километров отделяло передовые части врага от Урицка, а оттуда до Ленинграда рукой подать.
Последним заслоном оставалась 21-я дивизия НКВД, полки которой держали оборону по существу в городских предместьях. Но дивизия в состав нашей армии не входила, о ее боевых возможностях мы имели поверхностное представление.
Командарм сообщил, что армии передана из резерва командующего фронтом 10-я стрелковая дивизия. Ей предстоит завтра, 14 сентября, вместе с другими соединениями ликвидировать прорыв противника на урицком направлении.
День подходил к концу, и я заторопился в свой штаб. Подполковник С. Н. Селиванов был уже в курсе обстановки и планов, намечаемых командованием армии. Он доложил, что на завтра планируется артподготовка продолжительностью тридцать минут. Участвовать в ней будут наши армейские артиллерийские полки, а также береговая и корабельная артиллерия.
— Два дня назад, — сказал в заключение Селиванов, — в армию прибыли представители моряков.[31]
— Вызовите их ко мне.
Через несколько минут я разговаривал с капитаном 1-го ранга Вербовиком и капитан-лейтенантом Змушко. Они сообщили, что на вооружении кораблей и береговой обороны имеются орудия калибром от 100 до 406 миллиметров, значительный запас снарядов. Морская артиллерия могла оказать, да уже и начала оказывать, нам ощутимую помощь, особенно в борьбе с вражескими дальнобойными орудиями.
По распоряжению командующего артиллерией флота контр-адмирала И. И. Грена моряки установили связь с наземными частями, развернули от Урицка до Пулкова сеть наблюдательных и корректировочных пунктов.
Вербовик и Змушко просили выделить им участки для подготовки подвижного и неподвижного заградительного огня в полосе обороны 42-й армии.
Мы расстались с представителями флота, решив все вопросы, относившиеся к организации четкого и непрерывного взаимодействия.
Ночь на 14 сентября прошла в хлопотах и беспокойном ожидании. С большим напряжением работала разведка. В исходный район для контратаки выдвигались полки 10-й стрелковой дивизии, сильно поредевшие в прошлых боях. Готовились к стрельбе артиллеристы.
Утром наши орудия открыли шквальный огонь. Противник понес немалые потери и под напором стрелковых частей оставил Сосновку и Финское Койрово.
15 сентября бои продолжались с неменьшим ожесточением. Вражеское командование подтянуло свежие силы. Передовые части противника продвинулись до Урицка. На остальных участках яростные атаки гитлеровцев были отбиты.
Во второй половине дня на командный пункт армии приехал генерал-майор И. И. Федюнинский, прилетевший несколько дней назад из Москвы с новым командующим Ленинградским фронтом генералом армии Г. К. Жуковым.
16 сентября командарм проводил заседание Военного совета армии. Мне было предложено сделать доклад о возможностях артиллерии армии и поддерживавших нас артиллерийских сил моряков отразить наступление врага и удержать рубежи.[32]
42-я армия имела в своем распоряжении значительные огневые средства, достаточные для успешного ведения оборонительных боев. Таково было мое мнение. В это я верил, об этом, помнится, убежденно говорил. Но командарм, когда я закончил доклад, неожиданно предложил отвести тяжелую артиллерию на южную окраину города, дабы обезопасить ее от всяких неожиданностей. Я запротестовал... В это время открылась дверь, и в комнату, где шло заседание Военного совета, вошел генерал Федюнинский. Сделав несколько шагов от двери к столу, он спросил:
— Что здесь происходит? Подойдя вплотную к столу, Федюнинский объявил:
— Я назначен командующим сорок второй армией. Вместе со мной прибыл и новый начальник штаба генерал Березинский.
Заседание Военного совета было прервано. Генерал Федюнинский затем спросил, кто начальник артиллерии, и потребовал доложить, в каком она состоянии. И мне пришлось повторить то, что я только что докладывал Военному совету. Федюнинский выслушал внимательно, не перебивая, дополнительных вопросов не задал, но сделал какие-то пометки на карте. Поговорив затем накоротке с членами Военного совета, он приказал мне сопровождать его на Пулковские высоты, где находился мой наблюдательный пункт.
В тяжелые дни оборонительного сражения, до 22 сентября, новый командарм непосредственно с Пулковских высот руководил войсками, направляя все силы на отражение ожесточенных вражеских атак. Решающую роль в срыве этих атак и нанесении врагу больших потерь, пожалуй, сыграла артиллерия фронта и флота. За сентябрь она выпустила более 670 тысяч снарядов и мин.
Штаб артиллерии армии спланировал огонь всех артиллерийских средств, в том числе и флота. Едва фашистские танки и пехотные цепи развертывались для атаки, как артиллерия обрушивала на них огонь такой плотности, что они не могли продвинуться вперед ни на шаг. Только на прямую наводку в полосе армии было выдвинуто 500 орудий. Все широкое поле перед Пулковскими высотами было усеяно горящими и чадящими танками и бронетранспортерами, трупами гитлеровцев.[33]
Новый командарм в течение семи дней непрестанных боев мог убедиться в силе и боеспособности артиллерии армии. Лавины меткого огня на его глазах сметали целые подразделения фашистов, а уцелевших заставляли поворачивать вспять. Поблагодарив за четкие и умелые действия артиллерии, он крепко обнял меня. Я остался на НП, а генерал Федюнинский направился в штаб армии.
В дни отражения вражеского штурма была создана вторая полоса обороны нашей армии на рубеже: больница Фореля — Дом Советов — мясокомбинат и далее до Невы. Заняли ее две стрелковые дивизии — 21-я дивизия НКВД, сформированная в основном из пограничников, и 6-я дивизия народного ополчения, а также некоторые другие части.
Начав штурм позиций армии, фашисты были уверены, что овладеют Пулковскими высотами и откроют себе дорогу на Ленинград. Они уже видели себя на проспектах Петербурга, как продолжали именовать наш город, готовились праздновать победу на банкете в «Астории» и провести торжественный военный парад на Дворцовой площади. Но все эти мечты были развеяны в прах благодаря великой стойкости наших бойцов я командиров, благодаря их возросшему боевому мастерству.
25 сентября из разных частей в штаб армии донесли:
гитлеровцы что-то строят, копошатся в земле. Я и сам это видел со своего наблюдательного пункта. Вскоре стало ясно — противник закапывается в землю, углубляет траншеи, строит землянки, блиндажи, переходит к обороне. В этом было признание врагом нашей силы и в то же время своей неспособности осуществить план блицкрига, который стал давать глубокие трещины под Ленинградом, а вскоре окончательно провалился и под Москвой.[34]

наверх

Список текстов

Главная страница



Сайт управляется системой uCoz