Главная страница

Архивные материалы

Предыдущий текст Следующий текст

От Ленинграда до Рижского залива
Воспоминания о боевом пути одной из гвардейских дивизий ленинградского народного ополчения
Лениздат 1989
Составитель Ф. А. Рябов

Генерал-майор Г. П. ШАТУНОВ,
бывший помощник начальника политотдела дивизии по комсомолу

КРЕЩЕНИЕ ОГНЕМ

Военком нашей формирующейся дивизии полковой комиссар Дмитрий Иванович Сурвилло с первых же дней сумел расположить к себе командиров и политработников, вчерашних сугубо гражданских людей, многие из которых ни одного дня не служили в армии. С огромным тактом, по-товарищески он подсказывал, что надо делать, советовал, как лучше провести то или иное политическое мероприятие в подразделениях. На работу с каждым он не жалел ни времени, ни сил.
- Входи, входи, - приветливо встретил меня в один из дней Дмитрий Иванович. - Садись, рассказывай, с чем пожаловал, какие вопросы появились, какие трудности.
Я сразу же выпалил ряд вопросов, которые тревожили нас, комсомольских работников, только что вставших в армейский строй. Внимательно выслушав, комиссар сказал:
- Это важное партийное качество - постоянная тревога за порученное дело, постарайся не терять его [33] никогда. Эти красные звезды, которые мы с тобой носим на рукавах, должны всегда напоминать нам и всем окружающим, что мы - солдаты партии. Война поставила перед партией задачи исторической важности. Многомиллионной ратью борется она ныне на фронте и в тылу как передовой отряд трудящихся, мобилизуя все силы нашего народа на борьбу против фашизма.
Комиссар подсказал, как лучше организовать дело, найти свое место в многообразной политической работе, которая развертывается в дивизии.
- Старайтесь знать все, что волнует молодых воинов,- советовал комиссар,- как они учатся, живут, воюют. На боевом пути, который вскоре предстоит нам, встретятся немалые трудности, будут и огорчения. Не терять веры в победу - это главное! Будешь верить, что сокрушим врага, сумеешь эту веру передать комсомольцам и всем бойцам - они пойдут на подвиг. Помни, всякое дело надлежит доводить до конца. В политотделе долго засиживаться не стоит, хотя подчас там и будет поспокойнее. Доклады и донесения никогда не объяснят того, что увидишь собственными глазами. Вот почему надо чаще бывать на трудных участках, неустанно работать в массах молодых бойцов.
Сердечная беседа с комиссаром запечатлелась в памяти на всю жизнь. В последовавших вскоре ожесточенных боях часто вспоминались его советы.

Стояло жаркое, ясное лето. С каждым днем чувствовалось, что фронт приближается к городу. Ближе к окраинам дыхание войны чувствуется еще более ощутимо. Здесь возводятся баррикады, в угловых домах замурованы окна первых этажей, чернеют узкие прямоугольники бойниц. И уже первым водным рубежом обороны города становится Обводный канал, затем Фонтанка, Нева...
Словно клятва звучали слова Всеволода Рождественского, напечатанные в газете Ленинградской армии народного ополчения "На защиту Ленинграда":
Защищайте город свой,
Свободу,
Дом, детей,
Любимый вольный труд.
Никогда -
Клянемся в том народу -
В Ленинград
Фашисты не пройдут.

[34]
На площадях, в садах и скверах Петроградской стороны допоздна учились штыковому бою, метанию гранат, тактике бойцы нашей гвардейской дивизии народного ополчения.
Партийные и комсомольские работники постоянно находились среди бойцов, изучали их настроение, личные качества. Центральная задача политической работы в подразделениях состояла тогда в том, чтобы разъяснить личному составу сложившуюся обстановку, справедливый характер и цели войны со стороны Советского Союза, воспитать стойкость в обороне. Коммунисты и комсомольцы проводили с ополченцами групповые и индивидуальные беседы, напоминали им о священной обязанности храбро, не щадя своей крови и самой жизни, защищать Родину. Во всех подразделениях прошли партийные и комсомольские собрания, короткие митинги.
Вспоминаются взволнованные, идущие от самого сердца, горячие речи добровольцев, выступавших на этих митингах и собраниях. Среди них были и молодые, впервые вставшие в строй бойцы, и видавшие виды представители старой гвардии Ленинграда, люди, о которых еще Маяковский говорил: "Ильичем поведенные в битвы". Молодые коммунисты, политработники учились у этих умудренных партийным и жизненным опытом бойцов умению работать в массах, просто и ясно отвечать на вопросы молодых добровольцев.
Очень важно было выявить среди бойцов и младших командиров людей, знакомых с военным делом, имевших хотя бы в прошлом какой-то боевой опыт. Такой боевой актив, правда не очень многочисленный, был выявлен командирами и политработниками почти в каждом подразделении. Ветераны минувших боев сразу включились в активную работу.
Когда ополченцы получали оружие, в ротах проводились беседы о русской трехлинейной винтовке, бойцам рассказывалось, каким грозным и могучим оружием является она в умелых руках. Это тогда было важно потому, что у некоторых красноармейцев сложилось неправильное отношение к винтовке, переоценивался автоматный огонь, который бесприцельно вели фашисты. Беседы иллюстрировались многочисленными примерами. В частности, командир отделения Е. Абросимов рассказывал о своем сыне Александре, который написал ему в письме с фронта о том, что за 10 дней убил из винтовки 8 фашистов. "Он свое ору-[35]-жие знает, - говорил Абросимов, - хорошо сберегает его, много тренируется в стрельбе. Поэтому ни одна пуля у него не пропадет даром, его винтовка всегда действует безотказно".
Поучительных примеров у старых солдат оказалось немало. Их беседы вызывали у бойцов большой интерес, каждая из них обогащала слушателей чем-нибудь новым, полезным в боевой жизни. Вскоре стало неписаным правилом, что по вечерам бойцы собирались в круг на дворе или в казарме и бывалые воины рассказывали им о премудростях фронтовой жизни, о смекалке, о солдатской доблести и чести. Эти беседы были важной формой воспитания бойца, приобщения его к ратному делу.
Учитывая, что распространенные тогда настроения танкобоязни проникали и в среду ополченцев, политотдел дивизии помог командирам и политработникам частей организовать обучение бойцов правилам метания гранат и бутылок с горючей жидкостью.
Много внимания уделялось укреплению комсомольских организаций, усилению их влияния на молодых бойцов подразделений. Политработники с согласия командиров старались так расставить комсомольские силы, чтобы в каждом стрелковом отделении, пулеметном или артиллерийском расчете было два-три комсомольца. Как показали вскоре начавшиеся бои, это заметно способствовало стойкости и боеспособности подразделений.
Чувствуя приближение к городу войны, ополченцы думали о своих близких: где они укрываются во время тревог, выдержит ли дом удар бомбы?.. Бежали к телефонным автоматам, звонили домой. Но, несмотря на эти тревоги и треволнения, в ополченских полках шла упорная боевая учеба, налаживался военный быт.
К концу июля численность дивизии составляла более 10 тысяч человек. В ней было 858 коммунистов и 1250 комсомольцев. В начале августа мы получили приказ - выступить из города в район Красного Села, занять рубеж обороны в районе Старого Петергофа, Ропши и Кипени, прикрывая Ленинград с запада.
В такой напряженной обстановке 20 августа в Смольном собрался партийный актив Ленинграда. О том, что говорилось на нем, на следующее утро рассказали командир дивизии полковник В. П. Котельников и военком Д. И. Сурвилло. Спешно вызванные с [36] боевых позиций командиры, политработники, партийные и комсомольские активисты быстро рассаживались под деревьями, располагались на траве. Многие в стальных касках, все - при оружии, с боеприпасами.
- На вчерашнем партийном активе, - начал свое сообщение командир дивизии, - обсуждался один вопрос: как отразить прямую угрозу вторжения фашистов в Ленинград. Первым выступил наш командующий маршал Ворошилов. Мы знали, что обстановка на фронте под Ленинградом сложилась очень сложная. Но, когда Климент Ефремович Ворошилов подошел к карте и показал линию фронта, все мы, присутствовавшие в зале, невольно замерли: фашисты стоят у самого порога города. Впрочем, нам с вами это объяснять не надо. Вот уже несколько дней мы слышим приближающийся грохот артиллерийской канонады, видим полыхающие зарева в стороне Ропши и Кипени. Потом было предоставлено слово Андрею Александровичу Жданову. Он сказал: "Враг у ворот. Вопрос стоит о жизни и смерти. Либо рабочий класс Ленинграда будет превращен в рабов и лучший его цвет будет истреблен, либо соберем все в кулак и ответим двойным ударом, устроим фашизму могилу под Ленинградом. Будем крепкими, организованными, сильными - и победа будет за нами".
Командование дивизии поставило перед нами задачу: разъяснить каждому воину обращение Военного совета Северо-Западного направления, городского комитета ВКП(б) и Ленгорисполкома к защитникам города Ленина.
Из первых дней сентября наиболее тяжелым оказалось восьмое число. В этот день стало известно, что фашистские войска вот-вот перейдут в наступление против 42-й армии, куда входила наша дивизия. Целый день над нашими боевыми порядками проходили группы фашистских самолетов - они упорно рвались к городу. Вечером и ночью мы видели огненные сполохи, небо озарялось вспышками взрывов, которые глухо доносились до нас. В юго-восточной части города полыхало зарево огромного пожара, клубились облака густого черного дыма. Как мы узнали потом, в восьмом часу вечера фашистским бомбардировщикам удалось поджечь Бадаевские склады, где была сосредоточена большая часть продовольствия для осажденного Ленинграда. [37]
В этот день фашисты захватили Шлиссельбург. Ленинград оказался в блокаде. В такой напряженной обстановке началось решающее сражение за город.

9 сентября 1941 года немецко-фашистская группа войск "Север" начала штурм Ленинграда, который по твердому убеждению гитлеровского командования должен был быстро решить судьбу города и его защитников.
Гвардейцы стояли в те дни стойко. Они защищали город Ленина.
Особенного ожесточения достигла борьба на Красносельском направлении. Здесь приняли боевое крещение части 3-й гвардейской дивизии народного ополчения.
9 сентября, лишь забрезжил рассвет, из-за леса начали бить по нашим позициям тяжелая артиллерия и минометы гитлеровцев. Сначала слышались дальние разрывы где-то позади. Затем вибрирующий звук летящего снаряда просвистел ближе. Мы невольно поглядели в ту сторону, куда пролетел снаряд.

От наших траншей в сторону противника идут ходы сообщения, которые оканчиваются круглыми ячейками. Там стоят ополченцы - молодые, средних лет, старики. Они в еще необмятых, неумело заправленных зеленых гимнастерках, в плотно надвинутых на головы краснозвездных пилотках. Винтовки либо прислонены к стенкам ячеек, либо лежат на бруствере в желобах, аккуратно выложенных дерном. В земляных нишах - связки гранат, бутылки с горючим.
Сегодня мы примем первый бой с гитлеровцами. Как-то он сложится?
Сейчас бойцы стоят и ждут, когда противник пойдет в атаку. Впереди - враг. А позади - родной город, пославший их остановить захватчиков, еле различимый в туманной дымке.
Как томительны минуты ожидания!.. Чувствуется, как взволнованно бьется сердце. Люди смотрят вперед и ждут... ждут...
По ходу сообщения к нам в траншею пробирается рослый, с широкими плечами, крепкий парень. Я его знаю - это Митя Зуйков, секретарь ротной комсомольской организации.
Остановившись рядом, он всматривается вперед.
- Пусть бы уж скорее лезли фашисты, - говорит [38] он. - А то пропадешь от этого проклятого томления. Пришел, - меняет он тему, - закурить.
Я понимаю, что не за папиросой пришел он сюда. Каждому перед боем, особенно перед первым боем, хочется побыть рядом с товарищами, покурить вместе с ними, нарочито спокойно поговорить о пустяках...
- Танки идут! Держись, хлопцы! - вдруг донесся впереди чей-то неестественно звонкий, высокий голос.
"Вот оно, началось", - подумалось каждому из нас. Нервы напряглись до предела: только устоять, не дрогнуть...
Нарастая, приближается рев моторов. Из-за горизонта, наполняя воздух прерывистым гудением, вырвались звенья тяжело нагруженных бомбардировщиков Ю-88. И пока они сбрасывали в несколько заходов бомбы на Русско-Высоцкое и его окрестности, показались фашистские танки. Они шли на большой скорости по Красносельскому шоссе к окраине села. Все было рассчитано с немецкой педантичностью: лишь только, сделав последний заход, удаляются самолеты, как в Русско-Высоцкое врываются танки вермахта.
Я насчитал уже девять машин, но за ними шли все новые и новые. Передние прибавили скорость... И тут ударила наша артиллерия.
Вот запылал первый танк, за ним второй, третий, четвертый... Звуки выстрелов наших пушек, прикрывающих шоссе, тонули в грохоте начавшегося боя. Фашистские танки, встретив меткий огонь ополченцев-артиллеристов, замешкались. Некоторые пошли еще быстрее, стараясь проскочить зону огня.
Один танк вырвался вперед. Стреляя на ходу, он несся на шоссе. Вдруг что-то сверкнуло у его гусеницы, она растянулась по земле, и вражеская машина завертелась на месте.
Смотрим: из передовой ячейки выбирается кто-то из бойцов, перебежками, прижимаясь к земле, движется к подбитому танку. Подбежав к нему почти вплотную, он одну за другой метнул в заднюю моторную часть машины две бутылки с горючей жидкостью и мгновенно скрылся в придорожной канаве. Танк окутался густыми клубами дыма. Из его нижнего люка выскочил обезумевший, дымящийся фашист и, закрыв обожженное лицо руками, шатаясь, побежал в сторону.
Уже несколько машин замерло на шоссе и в поле, некоторые, густо дымя, горят. Остальные танки врага, отстреливаясь, отходят назад. [39]
Первая танковая атака была отбита ополченцами! Люди, Из которых многие впервые держали оружие, не дрогнули, стойко выдержав первое испытание огнем. Позже стало известно, что 9 сентября при отражении этой и других танковых атак артиллеристы дивизии уничтожили более 20 фашистских танков.
Как только отошли вражеские машины, пробираемся на позиции артиллеристов. Пользуясь затишьем, подползаем поближе к шоссе, где недавно разгорелся бой. Сожженные танки еще не остыли, горячий воздух вьется и колышется над ними. Краска бело-черных крестов пожухла и осыпалась. Отвратительно пахнет металлом, бензином и гарью.
Из-за горизонта снова вынырнула группа немецких бомбардировщиков и низко прошла над нашими позициями, сбросив серию бомб. Бомбежка сменилась сильным артиллерийско-минометным обстрелом. Только он кончился, в атаку пошла серо-зеленая фашистская пехота. Видим, как ее цепи доходят до противотанкового рва, спускаются в него...

Раздается пулеметная стрельба длинными очередями - это наши фланкирующие пулеметы ударили вдоль рва по вражеским солдатам. Часть из них, выбравшись оттуда, бросается наутек, остальные залегают и, постреляв немного, отходят. С командного пункта полка сообщают, что во рву убито около двухсот гитлеровцев.
Этот первый бой многому научил наших бойцов. Несмотря на сильный напор противника и понесенные потери, они сумели выстоять. Те ополченцы, которые ранее прошли подготовку в кружках Осоавиахима, стреляли довольно метко, правильно вели себя на поле боя, дрались стойко и упорно.
Начальник политотдела Ф. А. Никифоров собрал политработников, чтобы накоротке подвести итоги боев, поставить новые задачи. Вернувшись из политотдела, политработники рассказали секретарям партийных и комсомольских организаций, всем ополченцам об уроках первого боя, пожурили тех, кто проявлял ненужную удаль, напрасно рисковал жизнью.
В последующие три дня на подступах к Красному Селу развернулись тяжелые бои, в которых части дивизии оказывали ожесточенное сопротивление во много раз превосходящим силам противника. Работники [40] политотдела дивизии беспрерывно находились в подразделениях на переднем крае. Пробитый пулями и осколками, обшарпанный "пикап" начальника политотдела дивизии Ф. А. Никифорова прорывался сквозь обстрелы и бомбежки, проносился по улицам горящих деревень. Никифоров всюду успевал побывать. Всегда бодрый и жизнерадостный, он умел одним своим видом воодушевить людей. Задача одна - отразить фашистский штурм, обескровить врага, не дать ему ворваться в Ленинград. Наши контратаки следовали одна за другой...
Отражая натиск вражеских дивизий, на красносельских высотах плечом к плечу сражались воины кадровых частей, ополченцы 3-й гвардейской дивизии и пулеметно-артиллерийских батальонов укрепрайона, моряки-балтийцы. О последних хочется сказать особо.
Под Красное Село спешно перебросили 1-ю отдельную бригаду морской пехоты под командованием прославившегося еще в боях под Таллином полковника Г. М. Парафилло. Она состояла из кадровых военных моряков с кораблей и батарей береговой обороны, преимущественно комсомольцев. Каждый из них был умелым и самоотверженным воином, рвавшимся в бой.
Выйдя с Васильевского острова, бригада с ходу вступила в бой и вела его три дня подряд. 11 сентября она и 3-й стрелковый полк нашей дивизии получили приказ контратаковать прорвавшихся фашистов.
Я добрался до полка, когда его подразделения и балтийцы уже развертывались для атаки. Кустарник чуть скрывал шеренги моряков в черных бушлатах. Впереди - непрерывный грохот боя и завеса пыли от разрывов.
Перед головным батальоном морских пехотинцев - командующий фронтом К. Е. Ворошилов. Сквозь вой и разрывы снарядов доносятся его слова о Родине, о партии, о присяге. Маршал напоминает о том, что за ними - Ленинград, колыбель Великого Октября. Многие из них, сняв стальные каски, стоят в бескозырках, бушлаты расстегнуты, под ними виднеются тельняшки. Отважные воины готовы в бой...
Вот командующий на мгновение умолк, потом взмахнул фуражкой:
- А ну, пошли, товарищи! - и первый молодо зашагал в сторону грохотавшего боя.
Громовое "ура!" было ему ответом, и лавина черных бушлатов сразу обогнала маршала. [41]
В едином порыве с моряками поднялись в атаку и наши ополченцы. Атакующих встретил плотный огонь. Снаряды и мины ложились рядом с ними, поднимая серо-желтые фонтаны земли. Но моряки и ополченцы, подбадривая друг друга, упорно прорывались сквозь выраставший у них на глазах лес разрывов. Не помогла фашистам и спешно вызванная авиация. Два десятка пикирующих бомбардировщиков "Юнкерс-87" с душераздирающим воем специальных сирен пикировали, осыпая бомбами атакующих.
Однако и этот бомбовый удар не остановил наши части. Атака удалась. Моряки вышли на шоссе и в бою уничтожили в деревне Коцелево большой отряд фашистской пехоты. "А-а! - неслись из деревни крики гитлеровцев. - Шварце тодт, шварце тодт!" ("Черная смерть, черная смерть!")
Ополченцы также заняли новый рубеж - и стоп! Дальше был ров, противотанковый ров, превращенный немцами в прочную линию обороны. Он опоясан огневыми точками, из бойниц там и тут торчат пулеметы, путь преграждает сплошная завеса огня.
До бойцов отчетливо доносились отрывки чужой речи. Положение становилось критическим: вперед нельзя, а назад - позор!
- Да уж, обстановочка, - прошептал боец, лежавший рядом с ротным комсомольским секретарем Васей Дубовым.
Дубов всмотрелся в соседа - незнакомое, безбровое лицо, маленькие моргающие глазки, излучающие задор и удаль.
- Ты откуда?
- Из другой части, дорогой товарищ. Мне, собственно, безразлично, где бить фашистов. Видел я их...
- Ты знаешь, к кому попал? - сказал Дубов. - Ты к рабочим-гвардейцам попал, а они не отступают. Уразумел? А не уразумел - я тебя быстро научу...
Надо было что-то делать, что-то предпринимать. Командир роты Милосердов повернулся к бойцам:
- Ежели взять разгон по-спортивному, они даже не успеют открыть огонь - мы уже будем во рву... Возьмем ров, товарищи!
Эта короткая фраза пошла по окопчикам и воронкам как боевой приказ. Когда Милосердов бросился вперед, ополченцы дружно последовали за ним. Все произошло, как предполагал командир роты: несколько [42] прыжков, и наши бойцы оказались у самого рва, немцы не успели сделать ни одного выстрела.
- Кидай гранаты!
Взрывы во рву, дым, стоны...
- Прыгай!
Завязалась яростная рукопашная. Еще недавно в ленинградских скверах кололи ополченцы набитые соломой чучела, относясь к этому занятию несколько критически. Сейчас им пригодилась эта штыковая наука. Они дрались с врагами насмерть, стреляя почти в упор, били, изловчившись, прикладами, кололи штыками, рубили гитлеровцев лопатками.
Ров был занят. Только с другой его стороны, из блиндажа, посылал очередь за очередью фашистский пулемет. Ополченцы подкрались к блиндажу и вытащили оттуда насмерть перепуганного гитлеровского пулеметчика.
- Все в порядке, - сказал задыхающимся голосом комсорг Дубов и поставил рядом с командиром роты захваченный в бою немецкий ручной пулемет. - Только я, кажется, ранен, - добавил он и упал без сознания на руки подхвативших его товарищей.

Поздним вечером, когда бой стих, пробираюсь по нашим цепям. В одной воронке, превращенной в своеобразный окоп, собралась небольшая группа бойцов, преимущественно молодых. Слышу, как старый рабочий, боец ополчения, говорит своим молодым соратникам:
- Помните, ребята, что вы - ленинградцы и что защищаете свой родной город. В этом городе жил и работал Ленин, здесь мы с вами революцию делали. Что за нами? Ленинград. Кто впереди нас? Враг злейший - фашисты. Что за ним? Земля наша поруганная. Что же делать? Одно: бить немцев до последнего вздоха, пусть кровью изойдут у стен нашего города.
- Не беспокойся, батя, - отзывается молодой голос, - не бывать фрицам в Ленинграде. Честное комсомольское даем. Ведь сегодня сам видел, что хоть мы и молодые, и обучены по-военному маловато, но спуску фашистам не даем, бьем их по-комсомольски.
Особенно ожесточенные бои шли за поселок Володарский и Урицк. На яростные атаки противника наши войска отвечали смелыми и решительными контр-[43]-атаками. Некоторые населенные пункты по нескольку раз переходили из рук в руки.
Под непрерывным артиллерийским и минометным обстрелом и бомбежкой с воздуха, часто ползком, прячась в свежих, еще дымящихся воронках, движемся мы от одной траншеи к другой, от отделения к отделению. Видим, как вчерашние рабочие и студенты, коммунисты и комсомольцы города Ленина, отбивая фашистские атаки, проявляют высокую стойкость.
Чем больше усложнялась обстановка, тем сильнее люди испытывали потребность в живом, правдивом слове. [44]
Как-то поздним вечером обходил я позиции одной нашей роты. Моросил мелкий дождь. На повороте траншеи ополченец укреплял ее досками.
- Товарищ политрук, - обратился он ко мне, - можно у вас разжиться папиросой?
Я достал пачку "Беломора" и протянул бойцу. Закурили. На "огонек" к нам подошли еще пять-шесть бойцов. Я уже собрался идти дальше, как один из них вдруг спросил:
- Ну а теперь куда отступать будем, товарищ политрук?
Мы оба помолчали, оглянулись вокруг. Над городом серое осеннее небо было охвачено пурпурно-багряной каймой от пожаров. Там за пеленой сентябрьского дождя лежал Ленинград. И невольно, откуда-то из глубины сердца, вырвалось:
- Некуда!
- Вот именно некуда, - вступил в разговор один из бойцов с перевязанной наспех головой.- Передай те комбату, товарищ политрук, а если надо, и выше, что выходили мы сюда по своей доброй воле. Дали тогда перед партией, народом нашим клятву - пока бьется сердце, пока видят глаза, пока руки держат оружие, не пустим фашистскую сволочь в Ленин град.
Вспоминая те дни, не могу не сказать, что, несмотря на исключительно тяжелую в то время войны обстановку, всем было чуждо чувство какой-либо обреченности. Ни от кого из бойцов не слышали мы слов безысходности и отчаяния.
В жестоких боях молодое поколение ленинградцев показало, что оно достойно славных революционных традиций города, своих отцов и старших братьев. Смертью храбрых пал на поле боя секретарь ротной комсомольской организации Алексей Ковалев. Был он настоящим пламенным агитатором, умел зажечь сердца. Неизменно носил при себе читанную и перечитанную книжечку стихов Некрасова. Они стали голосом его собственного сердца и потому приобрели особую силу воздействия на бойцов, которым он частенько эти стихи читал.
Иди в огонь за честь Отчизны, За убежденье, за любовь... Иди и гибни безупречно. Умрешь недаром: дело прочно, Когда под ним струится кровь. [45]
Боевые друзья Ковалева рассказывали, что эти строки довелось ему прочитать и перед контратакой, ими он увлек бойцов за собой.
- Комсомольцы, ко мне! - крикнул Ковалев. И с десятком комсомольцев бросился в последнюю для него контратаку.
По их примеру бесстрашно ринулись вперед на атакующих гитлеровцев и все бойцы роты. Противник был обращен в бегство.
Так в прекрасном подвиге комсомольца-агитатора поэтическое слово сослужило службу боевого оружия.
В огненном пекле войны люди быстро находят друзей. Фронтовая дружба бывает короткой, но яркой, словно зарница в небе: на миг озарит все вокруг и исчезнет. Дружба с двадцатилетним политруком Борисом Пасковым была схожа с вспышкой такой зарницы.
Пасков прибыл к нам из госпиталя после ранения, полученного под Ельней. Борис был уже опытным, обстрелянным бойцом, прошедшим крещение огнем в Смоленском сражении. Мы с ним сошлись с первой встречи. Он рассказывал о том, как трудно пришлось ему в первые дни боев, как переборол он в себе неуверенность.
Вскоре мы опять были вместе в бою под деревней Нижнее Койрово. Пасков вел наблюдение за вражескими пулеметами, которые поливали нас таким бешеным огнем, что, казалось, замирало все живое. Борис заметил, где именно расположен ближайший пулемет гитлеровцев, который вел огонь прямо во фланг нашему батальону.
Решение пришло мгновенно: "Уничтожить расчет, овладеть пулеметом". Пасков приготовил гранаты, автомат, махнул рукой нам. Мы видели, как, поправив каску и прижимаясь к земле, он пополз туда, откуда слышалась пулеметная дробь.
Враг сравнительно долго не замечал Паскова. Фашисты продолжали поливать нас огнем. Но вот до немецкого пулемета осталось всего 20-25 метров. Совсем немного! Но это была чистая, как ладонь, поляна. Борис решил пересечь ее стремительным рывком и приподнялся. И тут гитлеровцы заметили его. Было видно, как возле Паскова показались юркие дымки. Это автоматчики противника пытались его уничтожить. Очередь, вторая, третья... Пули настигли цель. Уже тяжело раненный, Борис вскочил и бросил одну за другой гранаты во вражеский расчет, а потом, на-[46]-жав на спусковой крючок автомата, выпрямился во весь рост и пошел, поливая фашистов смертоносным свинцом.
Пулемет умолк. И когда, потеснив гитлеровцев, мы подошли на помощь Борису, увидели его лежавшим на вражеском пулемете. В стороне валялись трупы фашистских солдат.
Грудь Бориса была пробита четырьмя пулями, он еще дышал. Умер он в госпитале через два часа...
В середине сентября гитлеровцы, создав большой перевес в силах и средствах, сильным ударом прорвали ослабленный фронт дивизии на участке Новоселье - поселок Володарский, отбросив некоторые наши части к Стрельне.
Однако ранним утром следующего дня мы снова атаковали фашистов, стремясь выбить их из поселка Володарского. Разгорелся сильный бой, в ходе которого немцам удалось выйти на Петергофское шоссе, смяв наши слабые заслоны.
Мы отошли к Стрельнинскому парку и под аркой ворот сталкиваемся с каким-то морским командиром. [47] Он говорит, что с ним 15 краснофлотцев, они охраняют здесь склад боеприпасов.
Решаем вместе обороняться в этом старинном, петровских времен дворце. Для обороны он весьма удобен: толстые стены, окна первого этажа высоко расположены над землей, главные ворота ведут в обширный внутренний двор. Выставляем у ворот охрану с двумя ручными пулеметами, а сами идем осматривать нашу "крепость".
Стрельба в поселке Володарском постепенно стихла, по дороге к парку группами и в одиночку отходят наши бойцы, многие из них ранены. Большинство присоединяется к нашей группе, и, когда мы возвращаемся после обхода здания, их собирается человек до двухсот. Теперь у нас целый гарнизон!
Быстро разбиваем собравшихся на отделения, из краснофлотцев назначаем командиров. Разводим отделения по этажам, где они занимают посты у окон, бойцам раздаются патроны и гранаты.
Обойдя каждое отделение, предупреждаем: драться будем здесь до последнего бойца. Огонь без команды не открывать - если немцы пойдут, то подпустить их как можно ближе. Все это происходит просто и быстро, как будто нам не впервые быть в таком положении.
Наконец на шоссе показывается колонна фашистов, их приблизительно до батальона. Идут строем, повзводно, поворачиваются к нам. В наступающих сумерках зеленоватые шинели гитлеровцев кажутся серыми. Колонна подходит все ближе. Только бы кто-нибудь не выстрелил раньше времени! Уже слышны слова немецкой команды. Бойцы у окон оживают, сжимают винтовки, пулеметчики прильнули к ручным пулеметам. И когда вражеская колонна подходит на 50-60 метров, раздается долгожданное: "Огонь!" Командиры отделений один за другим передают эту команду. Винтовочные выстрелы сливаются в непрерывную трескотню, длинными очередями бьют пулеметы.
Встреченные неожиданным огнем, гитлеровцы растерялись, несколько десятков их упало на землю, остальные рассыпались, залегли, открыли ответную стрельбу. Потом начали подниматься, попытались атаковать ворота, но были встречены шквальным огнем пулеметов. Бойцы лихорадочно перезаряжают винтовки, вгоняя в магазин обойму за обоймой, ведут интенсивную стрельбу. [48]
Не выдержав, гитлеровцы вновь залегают и вскоре начинают отползать. Откуда-то открывают огонь фашистские минометы. Это для нас не страшно: крепкие стены надежно защищают нас.
Пользуясь затишьем и наступившей темнотой, организуем для бойцов ужин, раздаем оставшиеся боеприпасы. Собираем командиров отделений, разъясняем предстоящую задачу.
На рассвете в тишине наш отряд бесшумно выходит из дворца, развертывается в цепи и движется через парк к Стрельне. Застигнутые врасплох немецкие заслоны почти без сопротивления разбегаются. Через какие-нибудь полчаса мы уже встречаемся со своими частями, занимающими оборону в Стрельне.
Последующие дни и ночи слились в один сплошной и трудный период, заполненный до отказа воем вражеских мин, разрывами снарядов, треском пулеметов и автоматов. По нескольку раз в день наши поредевшие роты встречали атаки густых цепей фашистской пехоты. Ополченцы стойко держались. Они просили только одного - побольше патронов. Дружно поднимались в контратаки, дрались за каждую улицу, за каждый дом. Бойцы почти не спали, ели один раз в сутки, нередко остывшую пищу, доставленную в ведрах под огнем.
Ценой жестоких и кровопролитных боев досталась тогда Стрельна гитлеровским войскам. Защищая ее полуразрушенные домики, по многу часов лежа под минометным и артиллерийским обстрелом, ежечасно уничтожая фашистов, люди видели в этом свой долг, свою обязанность. И если надо было погибнуть, солдат шел на это, и сама смерть понималась как необходимость.
К концу сентября фашисты окончательно убедились, что парад на Дворцовой площади и банкет в "Астории" не состоятся. Гитлеровская армия прочно застряла у стен Ленинграда. Надежды на то, что город будет взят с ходу, рассеялись как дым.
Впоследствии Маршал Советского Союза Г. К. Жуков писал: "Всем нам, кто участвовал в сентябрьских боях за Ленинград, пришлось пережить немало тяжелых дней. Однако нашим войскам удалось сорвать замыслы врага. Благодаря беспримерной стойкости и массовому героизму советских солдат, матросов, сержантов и старшин, выдержке и твердости командиров и политработников враг встретил на своем пути к Ленинграду непреодолимую оборону". [49]
Для десятков тысяч комсомольцев города Ленина и Ленинградского фронта сентябрьские бои стали незабываемым испытанием, испытанием огнем, которое в последующие военные годы помогло нам преодолевать немалые трудности боевой жизни.
Солдаты одной из гитлеровских дивизий, штурмовавших Ленинград, установили тогда в Лигове три дорожных указателя на юго-запад: "Берлин - 1782 км", "Вена - 2188 км", "Мюнхен - 2362 км". Четвертый указатель был обращен на северо-восток, и на нем значилось: "Ленинград - 10 км".
Так и не удалось немецко-фашистским войскам пройти этот десяток километров. Ну а мы и до Берлина, и до Вены дошли. [50]


Предыдущий текстСледующий текст

Архивные материалы

Главная страница

Сайт управляется системой uCoz